Александра Гейл - Загнанная в ловушку. Дело Пентагона [СИ] Страница 35

— Это Келлерер вам сказала, что я встречаюсь с Монацелли?

— Конечно. Как он поживает?

— Даже лучше, чем вы можете себе представить, Джоанна.

— Он вам выдал имя преступника века?

— Нет, — рычит он.

— Какая жалость, — пою я. — А как поживает полковник? С ним вы давно говорили в последний раз?

Глаза Леклера сужаются. Он понимает, что я на что-то намекаю.

— Джоанна, что они здесь делают?

— Очаровательная Карина ищет Шона, — я сладко улыбаюсь. — А Шон здесь со вчерашнего вечера. Мы с Эдди решили не выпроваживать на улицу человека в шторм и любезно приютили вашего любимчика. Кстати, это ваше, агент, простите, — я протягиваю ему раздавленный жучок. — Я так соскучилась по интернету, что не выдержала.

— Келлерер? — гневно спрашивает Леклер. — Что тут без меня было?

— Охотно обсудим это за чашечкой кофе, — тяну я с таким акцентом, это даже мне самой он кажется вульгарным. Чуть пододвигаюсь вперед по подлокотнику, и моя далеко не самая длинная юбка скользит вверх по ногам. Я наклоняюсь к нему и почти в ухо шепчу.

— Да и у меня из номера пропал диск. Ну тот, что Эдди мне дала вчера. Ну тот, где Шон говорит, что точно знает, кто взял Пентагон, и расскажет об этом мне.

Глаза Леклера расширяются и мигом выныривают из моего декольте. Хочется рассмеяться.

— Келлерер, ты отдала ей диск, который она еще и потеряла?

— Вот он, — хрипло говорит Келлерер и достает из-под рубашки диск.

— Все мое нижнее белье перерыла, пока его искала, Эдди? Спорю, что начала ты оттуда! — говорю я ледяным тоном. Молчит, значит я угадала. — Если Монацелли уже сказал вам имя, Леклер, давайте срочно обменяем его на новенькие погоны. Ведь обещания для вас пустой звук, — картинно взмахиваю я рукой в сторону Карины. — Так вы давно разговаривали с полковником?

На лице у Карины выражение страдания. Она вообще ничего не понимает.

— Что вам надо, доктор Конелл?

— Звоните в Штаты и срочно выправляйте юридические документы, где будет указано, что все как в браке: по завершении трудовых отношений блага напополам! Пока бумаг нет, меня у вас тоже не будет. На документах должны стоять все подписи, кроме одной — полковника. Два экземпляра, один для вас, другой — для меня. Ну, на этом все, отдыхайте, агент. Выглядите так, будто по вам кто-то проехался. — Я хлопаю его по плечу, снова целую его в щеку, а затем ухожу. — Ну в раз у меня отпуск за ваш счет и погода ужасная, пойду, наконец, займусь куплю родителям сувенирчиков!

В номере я беру ноутбук и лак для ногтей. Закрываю дверь и капаю капельку розового лака на пол. Если кто-то войдет, дверь свезет лак, и я узнаю. Потому что не родился еще человек, который может не свезти лак для ногтей!

Я наклоняюсь за плоским камушком и бросаю «лягушку». Но море все еще неспокойное, и после трех ударов о воду он тонет. В штиль я могу бросить «лягушку» на восемь прыжков. Мой многообожаемый сосед Коул бросал на девять, но меня все равно считали чуть ли не чемпионкой, так как не каждый мальчишка сумеет повторить мой рекорд. Это был особый ритуал издевательств над приезжими. Девчонка вас влет побьет. У выходцев побережья свои законы и игрушки. Мы прекрасно плаваем, и нет ни одного ребенка, который бы ни разу не встал на доску для серфинга.

Передо мной лежит мертвая медуза, выброшенная штормом на берег. Я боюсь медуз. Не могу выносить, когда их маленькие скользкие тела касаются моей кожи, и довод «не укусит» не действует. Они противные. Почти как тараканы. Те тоже не кусаются, но от этого менее гадкими не становятся. Я наклоняюсь к медузе. Фу-фу-фу. Мне всегда приходилось делать вид, что я их не боюсь, а то бы меня обсмеяли с ног до головы. Но от этого мое сердце не перестает попыток остановиться при соприкосновении с медузой.

Сажусь на колени и смотрю на медузу. Прозрачная и безобидная. Пока не попадает в ладонь, когда ты гребешь на глубине. Вот тогда самое время утонуть. Пальцем трогаю мертвое медузье тельце, вскрикиваю, вскакиваю, начинаю отряхивать палец и отплевываться. Ну с чего я могла подумать, что высушенная солнцем медуза чем-то лучше живой? И после этого я гордо называю себя доктором философии. Начинаю хохотать. Со стороны, готова поспорить, смотрится мое поведение маразматически.

Это мне урок, который стоит перенести и на Шона. Несмотря на то, что сейчас он ведет себя на удивление хорошо, суть не поменялась. Он все еще черствый ублюдок, который может ужалить и обидеть.

Снимаю кеды и шагаю в воду. После шторма она холодная. Я бреду в сторону бунгало хакеров. Не знаю зачем. Просто, чтобы убить время. Непосредственно к бунгало я не иду. Стою и смотрю издали. Я всегда наблюдала за жизнью Бабочек сквозь щелку в заборе. Сквозь окошки домика Шона. Но с этим покончено. Бабочки уже не те, что прежде. Пентагон-скандал уничтожил все. Я ненавижу человека, который решился на памятный славный подвиг, он порушил мечты тысяч и тысяч людей во всем мире. Людей, которые надеялись и стремились. Теперь стать Бабочкой не менее почетно, в сотни раз более опасно. За ними следят. Они были богами, а теперь за ними по всему миру таскается прилизанный маньяк. Вздрагиваю от этих мыслей, разворачиваюсь и иду в отель.

Захожу в холл и вижу двух дедушек-итальянцев, играющих в шахматы. Подсаживаюсь и смотрю. Разумеется, мне тоже предлагают сыграть. Мы с папой играли в шахматы с тех пор, как мне исполнилось… лет шесть, наверное. Я играю хорошо, даже слишком. Итак, я обыгрываю в шахматы двух пенсионеров. Джоанна Конелл, кажется, совсем опустилась. Иду в сторону собственной комнаты. Лак, конечно, смазан. И смазан так, словно его и не было. Вздыхаю и открываю дверь. А что мне это дает? Либо это горничные, либо Леклер, либо еще и Картер. Как ни крути, а я подозреваю всех хором.

— Привет, Леклер, — говорю я.

На моем письменном столе лежат документы. Но я все равно не верю, что он заходил только за этим. Я не юрист, я не доверю своим не испытанным на юридической практике мозгам жизнь своего отца! Я могу только пригрозить взорвать перегрузом все мэйнфрэймы ВВС. Очень крутая угроза, но за это я буду объявлена национальной преступницей. И на эшафот мы с отцом пойдем вместе.

А потому я беру документы и иду к бунгало снова. Потому что Леклеру я даже отправку факса больше не доверю! Стучусь. На небе собираются тучи. Новый шторм? Я категорически отказываюсь застревать с Картером под одной крышей на еще одну ночь. Пока я смотрю по сторонам, дверь открывается. На пороге Шон лично. В руке — стакан. И прежде, чем успеваю подумать, что говорю, язык сам выдает:

— Ты слишком много пьешь. — Но он всего лишь поднимает брови, ждет, когда я перейду к конструктивной части. — Мне нужно отправить факс.