Патриция Гриффитс - Преграды любви Страница 35

— А какая разница? Может, твоей маме было скучно одной. Вот моя всегда скучает, когда папа уезжает, хотя у нее есть я и пискля Элизабет.

Тревис окончательно был загнан в угол детской логикой. Это верно, он никогда не думал о матери как просто о женщине, которой после смерти мужа может быть трудно и тоскливо одной. Она была плохой матерью, и обида на нее заставила его забыть, что она тоже человек, со своими слабостями и недостатками, надеждами и разочарованиями.

Брендон неожиданно взял его за руку, и, хотя его ручонке трудно было обхватить широкую ладонь Тревиса, в слабом рукопожатии тот угадал сочувствие.

— Твоя мама по крайней мере пробовала… — задумчиво произнес Брендон, следуя и далее своей непредсказуемой логике. — Помнишь, ты говорил: неважно, что Ронни, старший брат Шона, звезда своей команды? Важно, как сам Шон играет. А вот Шон думает иначе и ведет себя так, как его брат, или еще хуже… — Тут голос Брендона прервался. Возможно, еще какая-то новая мысль пришла в голову дотошному маленькому философу. — Когда ты все это говорил мне, ты действительно так думал, или это слова, которые вы, взрослые, придумываете только для детей? Так это или не так?

Тревис снял очки и потер глаза, чувствуя себя примерно так, будто на него только что наехал автобус.

— Нет, — наконец медленно сказал он, — это не так. По крайней мере не должно быть так.

Он опустил руку и посмотрел на Брендона. У того на переносице между бровями резко обозначилась глубокая морщинка раздумья. Брендон мучительно пытался осмыслить неясный ему ответ Тревиса.

Тревис, не выдержав, водрузил солнечные очки прямо Брендону на нос.

— Из тебя выйдет чертовски хитроумный дипломат, малыш. Память, как у слона, а упорство мула позволит тебе сделать неплохую карьеру.

Хотя Брендону слово «дипломат» было незнакомо, но в ответ на ироничную улыбку Тревиса он ответил такой же и позволил очкам сползти на нос. А затем, чтобы доказать Тревису, что упорства ему действительно не занимать, склонил голову набок и спросил с вызовом:

— Ну так как же? Ты любишь тетю Алекс?

Синие глаза Тревиса затуманились, и что-то похожее на нежность согрело его и сняло состояние напряженности, в котором он теперь постоянно пребывал. Он вспомнил легкое подтрунивание Алекс над ним, теплоту ее взгляда, щедрость, с которой она поделилась с ним своим домом, друзьями, даже своей жизнью с самой собой. С какой заботой она выхаживала его, больного, как подшучивала над его дурными привычками и нелепыми убеждениями, с каким пониманием и терпением пыталась убедить его в чем-то, что считала важным, и как доверилась ему, забыв, кто он и как оказался здесь.

И все же чувства и ощущения не убедили его, что это и есть любовь. Он не верил в нее.

Недовольный молчанием Тревиса, Брендон неодобрительно вздохнул.

— Не понимаю вас, взрослых. Иногда вы о-о-о-чень глупы.

— Пожалуй, ты прав, малыш, — вдруг послышался голос.

Брендон и Тревис как по команде повернули головы. Алекс, спустившись с крыльца, подошла к ним с легкой улыбкой.

Тревис со страхом подумал: долго ли она здесь стояла и что слышала из их разговора? Конечно, учитывая привычку Брендона все запоминать и потом рассказывать, она без труда может получить от него полный отчет.

Тревис смущенно откашлялся.

— Как прошел день? — Глаза его с удовольствием оценили синий официальный костюм из легкой ткани и лаковые туфли-лодочки. Она казалась изысканно строгой и независимой.

— Слава Богу, — облегченно вздохнула Алекс, усаживаясь на качели и освобождая ноги от туфель на высоком каблуке. — Хотя мой новый набор первокурсников больших надежд, увы, не внушает. Они говорят на английском так, будто это неродной для них язык.

Откинув голову на спинку сиденья, она вытянула ноги и скрестила ступни. От этого узкая юбка натянулась на бедрах и стала короче. Тревис успел увидеть кружевную розетку подвязок, прежде чем Алекс, поймав его взгляд, неторопливо поправила юбку.

— А как у тебя дела, Тревис?

— Все в порядке.

Позже он расскажет ей, как занялся восстановлением утраченной рукописи. Ему оставалось только это да еще мрачные раздумья.

— Знаешь, тетя Алекс, — не выдержав, похвастался Брендон. — Мне купили для бейсбола новые спортивные кроссовки с тянучками. Классные! На резине.

— Ты хочешь сказать — с липучками, — мягко поправила его Алекс.

— Да, теперь, когда нам помогает Тревис, мы запросто обставим всех в этом матче. Как ты считаешь?

— Бесспорно и наверняка, — ответила Алекс.

Тревис, прежде чем сказать, опять откашлялся, испытывая некоторую тревогу и неуверенность.

— Мне жаль, дружище, но вам придется обойтись без меня. В субботу меня уже не будет здесь.

Он обращался к Брендону, а глаза его смотрели на Алекс.

Улыбка застыла на ее лице.

— А как же суд? — сделав над собой усилие, как можно безразличнее спросила она.

— Завтра все закончится, — ответил Тревис, как бы закрывая тему.

Алекс не настаивала. Ей не нужны были подробности. Сейчас ей хотелось как можно скорее уйти, спрятаться и побыть одной, дать себе возможность успокоиться. Ей отнюдь не легко было взять себя в руки после того, как она услышала вопрос, заданный мальчиком, на который Тревис так и не ответил. Теперь же предстоит смириться с тем, что он уезжает.

— Я не хочу, чтобы ты уезжал, Тревис, — расстроился Брендон, как бы повторяя крик ее сердца.

Тревис с трудом отвел глаза от побледневшего лица Алекс и повернулся к Брендону. Она ведь знала, что я должен уехать, думал он. Я Никогда ничего ей не обещал.

— Понимаешь, приятель, это ведь не мой дом. Я просто был здесь в гостях, ты это знаешь, — хотя слова были обращены к Брендону, Тревис говорил для Алекс.

Да, ты знала, что он уедет, безжалостно напоминала она себе. Он не лукавил и сразу сказал об этом. Не трать время на всякие «если бы», у тебя его осталось очень мало.

Сделав глубокий вдох, Алекс наконец овладела собой настолько, что смогла успокоить расстроенного Брендона.

— Тревис прав, дорогой, — ободряюще похлопала она мальчика по колену. — Нам всем будет жаль, что он уезжает, но мы выживем, малыш. Ведь он многому научил нашу команду, и мы обязательно выиграем.

Широко открытые янтарные глаза Алекс встретились с замкнутым взглядом Тревиса. Это был безмолвный обмен вопросами, на которые ни у нее, ни у него не было ответа.

Когда они отвели глаза, трудно было сказать, кому из них тяжелее.

Они ужинали в тот вечер в маленьком итальянском ресторанчике возле торгового центра. Разговаривали о чем угодно — о религии, о политике, о работе Алекс и учебе Тревиса в одном из колледжей в Европе. Алекс рассказывала о своем детстве в штате Айдахо, он же поведал ей о том, как родился замысел книги «Великое Запределье» и образ Милтона, когда однажды за местом, где он находился, была установлена слежка и он не знал, как скоротать часы вынужденного безделья. Рассказал и о том, какую роль сыграл в этом его друг Джоэл, который, несмотря на протесты Тревиса, послал рукопись издателю. Энтузиазм последнего и предложение заключить контракт на трилогию приключений Страшилы Милтона были для него полной неожиданностью.