Дмитрий Вересов - Аслан и Людмила Страница 38

А когда она обогнула лесистый мыс, то чуть не закричала от радости. Прямо в уютном уголке, спиной к деревьям, окнами к полю стояла маленькая одинокая избушка.

Когда Мила подошла, то с замиранием сердца увидела, что дверь заперта на замок. Но рядом в сарайчике кто-то топтался.

Куры.

Значит, хозяин рано или поздно вернется.

Она села на ступеньки и стала ждать…

Мила сидела и думала, что получилось просто ужасно. Что человек, которому она обязана жизнью, сейчас пытается пройти через тот же лес, и что каждый его шаг отдается ужасной болью. Но у него ведь точно такая же цель, как и у нее — выйти. Не станет же он теперь жить в лесу. А значит, она его попросту бросила на произвол судьбы. Дура.

Она надеялась, что обязательно найдет его. Но даже если он шел в десяти метрах от нее и не хотел, чтобы она его видела, она бы его не увидела.

Ну куда ей за ним идти? Куда?

Небо совсем затянуло. Пошел мелкий дождик. Мила спряталась под крыльцо.

Она просидела так очень долго. Когда где-то вдалеке послышался собачий лай, она встрепенулась. Встала. И увидела, как из-за дома к ней несется небольшая рыжая дворняжка, а за ней, опираясь на палку, вышла бабка в платке и в полиэтиленовой накидке.

Мила кинулась ей навстречу. Собака прыгала вокруг, виляла хвостом и звонко лаяла. Никаких претензий у нее к Миле не было.

— Бабушка! Милая! Помогите!

И она рассказала ей все, совершенно не придавая значения тому, о чем он просил не говорить. Бабка поцокала языком, покачала головой, поахала. Постояла, подумала и сказала, что искать потерявшегося человека в лесу надо бы с Белкой.

— Ты, эта вот, быстро ходишь, молодая. Бери ее, да беги. А я следом пойду.

— Да я не быстро… У меня вон, смотрите, все ноги сбиты. Может, найдется у вас чего-нибудь. А то совсем не могу уже идти…

— Найдется.

Бабка была сухонькая, бодренькая. В тонусе. С умными серыми глазами. И какая-то несуетливая. Это успокаивало. И Мила подумала, что теперь-то они вместе все сделают как надо.

Бабка отперла замок, вытерла ноги о половичок, на котором так долго сидела Мила, и вошла в дом. Вынесла Миле резиновые галоши. Чуть велики оказались. Но в Милиной ситуации это было даже лучше. Ничто ноги не сжимало.

Бабка привязала к ошейнику веревку и сказала:

— Дойдешь до леса — веревку сними. Пусть эта вот бежит сама где хочет. Ты ей только повторяй все время: «ищи, Белка». Ой, она у меня умная такая… Если не ушел далеко — найдет. И я тож за вами потихоньку.

Мила побежала за Белкой. Веревка, оказывается, была нужна для того, чтобы тащить за собой Милу, а не Белку.

В лесу она ее отпустила. И сказала, вкладывая в приказ все свое желание найти того, кто спас ее и кого она зачем-то, как полная идиотка оставила.

— Ищи, Белка! Ищи, дорогая!

Белка, счастливая, что может помочь, умчалась.

Как поступают охотники с охотничьими собаками, Мила не знала. Что дальше — идти вперед? Но не стоять же…

Она пошла. Белка наматывала вокруг гигантские круги, все время прибегая к Миле. Вот только дождь, который недавно прошел, наверно, очень сильно Белке мешал. Никаких следов после него уже не осталось. Но Мила верила в успех. Уж больно сосредоточенно работала собака.

То, что она мокрая по пояс, ее уже не особенно беспокоило. В ней проснулся азарт. И когда Белка отчаянно залаяла где-то далеко справа, Мила знала — нашла!

Он сидел возле дерева и уговаривал Белку заткнуться. Та держалась от него на приличном расстоянии и продолжала задиристо лаять. Хвостом не махала. Чувствовала, что человек ей совсем не рад.

Затравленно обернулся в сторону Милы, и она заметила, что на лице его застыло напряженное ожидание. Судя по всему, ее увидеть он никак не ожидал. Готовился к встрече с чужими.

— Ну, как? — она кинулась рядом с ним на колени. — Плохо тебе совсем?

Он дернул уголком рта, что означало «не очень». Она посмотрела на его запачканную кровью рубашку. Края пятна были размыты. Рубашка была абсолютно мокрая. Это она скрывалась от дождя на крылечке. Он же промок до нитки, даром что сидел под деревом.

— Зачем ты опять?.. — Он бессильно мотнул головой. Проворчал: — Собаку притащила. Кого теперь ждать?

— Знаешь, я ведь за тобой пришла… А ты спасибо даже не скажешь.

Она подождала, сидя рядом на коленях. Посмотрела на него. Но он упрямо глядел на небо сквозь верхушки деревьев.

— Вставай, хватайся. Недалеко здесь… Дом. Там старушка живет. Ну, давай я тебе помогу.

— Я сам. — Хрипло так сказал. Страшно. И начал тяжело подыматься, опираясь руками о ствол дерева. Встал, но распрямиться во весь рост не мог. Так и стоял, согнувшись и опустив голову, тяжело дышал.

Мила тоже стояла. Не знала, как ему помочь. Чувствовала, что помощь ее он не примет. Уж больно упрямое выражение было на его бледном лице. Белка настороженно смотрела, склонив голову набок.

— Ну, давай же. Пойдем!

Он продолжал стоять. Потом попробовал сделать несколько шагов и опять привалился к другому дереву. Надо было что-то делать.

— Обопрись на меня, попробуй. Зря я, что ли, тут стою? Ну же!

— Не нукай мне, женщина! — он сказал это тихо, но очень мрачно.

Мила воздела глаза к небу.

— Подойди поближе, — сказал он и добавил, медленно закрыв глаза: — Пожалуйста.

Он принял ее помощь без шуток. Навалился всей тяжестью. Но она пыхтела и шла. Белка куда-то пропала. Больше к ним не возвращалась. А с неба опять посыпался мелкий противный дождь.

Они прошли немного. Но теперь она не совсем понимала, куда им идти. Пока кружили на месте, ориентацию она потеряла совершенно.

— Отдохни, — сказал он и схватился рукой за дерево. Прижался лицом к коре. — В глазах темно. Не вижу ничего.

— Сядь. Тебе посидеть надо. Это ты крови много потерял. До головы не доходит. Сядь.

— Если я сяду, я уже не встану.

Он слабел и уже просто висел на ней. Колени у нее подгибались. Она упала, больно наткнувшись коленом на шишку. Зашипела. Тяжело дыша, с остервенением и ненавистью смотрела в траву на убегающих от дождя муравьев. Наверно, будь она умнее, можно было бы придумать что-то мудрое и полезное. Носилки там или не знаю что еще. Шалаш… Хотя на фига нам тут шалаш.

— Ну! Миленький! Ну, пожалуйста! Еще чуть-чуть! Ну не падай, хороший мой!

Она никогда в своей жизни не имела дела с человеком, которому было бы так плохо. И бледной синевы лица такой тоже не видела. Когда-то, когда она приехала в больницу к дедушке, она, проходя по коридору, видела каких-то серых больных, заросших щетиной. И тогда еще старалась не очень на них смотреть. В голове вертелось какое-то киношное: «Не жилец». Ей и к дедушке идти не хотелось. Но мама сказала, что это необходимо. Не прийти в больницу нельзя. А потом дедушка умер. И она была рада, что все-таки успела к нему прийти. Потому что он был в трезвом уме и ясной памяти. А каким он был потом, когда умирал, она не знала.