Горизонтальная война. Снимая маски - Есения Маас Страница 39

— Тёть Алиса! — Я хватаю её за руку и падаю на колени от усталости. — Вы в опасности!

— Что случилось, дорогая? — Она гладит меня по мокрым волосам и стирает растаявший снег с лица. — Разве сегодня не твой праздник? Почему ты плачешь?

— Потому что… потому что… — Слова никак не идут, но мне просто необходимо ей сказать.

— Что детка?

— Мама! Мама сказала, что я им не дочь. — Слёзы катятся по замёрзшему лицу, но я не могу их остановить. Грудь разрывает глухая тоска. — Мама сказала, что ненавидит меня, — всхлипываю, утираюсь рукавом платья и роняю голову тёте Алисе на грудь.

Она молчит и просто крепко меня обнимает. Маленький Арсюшка гулит облизывая любимую погремушку.

— Даже если ты им не родная дочь, они тебя воспитали, солнышко. Поэтому, они самые настоящие родители. Не бери в голову слова Маши, она очень несчастная женщина, в её сердце полно боли, поэтому слова бывают резки. Наверняка завтра она об этом даже не вспомнит. Не плачь. Скоро приедут ребята, они поехали выбирать тебе новый подарок, ты знаешь? У Ромки хоть и аллергия, но он так надеялся, что щенок тебе понравится.

— Это из-за мамы, — снова плачу, — она ненавидит животных, и папа вернул щеночка. Простите.

— Ты не виновата, солнышко. Пойдём, я приготовлю чай, и мы съедим пирог, хорошо?

— Нет! — вскрикиваю и трясу её за плечи, пугая малыша. Его крик звучит одновременно с моими словами: — Мама сказала, что вы заплатите кровью за кровь! Она хочет вам навредить!

— Кровь? О чём ты? — Она с тревогой оборачивается на младшего сына и мягко меня отстранив, берёт его на руки.

— Мама сказала папе, что ненавидит вас, и что наша дружба с Ромой стала последней каплей, — зачастила я, стараясь побыстрее всё рассказать. — Она предупредила, что мы никогда не поженимся, и вы не станете частью нашей семьи. Сказала, что вы причинили ей много боли. Я в это не верю, тёть Алис, но ведь мама… вы же её знаете…

Я смотрю как эта прекрасная женщина испуганно отступает от меня и прижимает сына. В её глазах стоят слёзы.

— Боже мой, Маша… неужели она до сих пор считает, что причиной той страшной беды стала я?

— Какой беды?

— Это… — она смотрит в сторону и выдавливает: — Когда твоя мама была студенткой, она дружила с нами, старшекурсниками. Лариса Домогарова была моей лучшей подругой и тесно общалась с твоей мамой. Так получилось, что Маша быстро влилась в нашу компанию, но беда была в том, что выбрала она себе уже занятого мужчину, моего мужа. Мы с Вовой были на последнем курсе, и в тот Новый год устроили вечеринку. Маша его… в общем, это не для детских ушей. Я только могу сказать, что на летних каникулах, после нашего выпуска кто-то напал на Машу и причинил ей много боли. Почему-то она решила, что я стала инициатором. С тех пор мы не общались, пока наши мужья не стали партнёрами. А тут волей-неволей пришлось общаться, в рамках вежливости. Но я думала, что спустя столько лет она поняла нелепость своих предположений… оказывается, нет.

— Тётя Алиса…

В этот момент раздаётся трель входного звонка. Едва дворецкий впустил гостя, как слышится цокот каблуков и раздражённый голос мамы.

— Мелания, возьми Арсения и ступайте наверх, — испуганно говорит тётя Алиса. — Боюсь, твоя мама разозлится ещё больше, если увидит тебя здесь.

Отдав мне сына, она выпускает нас через боковую дверь, чмокнув напоследок ребёнка. Но я не ухожу. Сунув соску в рот Арсюшке, я качаю его, чтобы успокоить. Я должна знать, чего хочет мама. Прильнув ухом к двери, задерживаю дыхание и слушаю.

— Маша? — Тётя Алиса взволнована, поэтому её голос звучит надломлено и резко. — Что ты здесь делаешь?

— Я пришла попрощаться, Алиса, — смеётся мать, и мне становится страшно.

— О чём ты говоришь?!

— Ты одна? — Мама не слушает вопроса или делает вид, что не слышит. — А где младшее отродье?

— Не смей так говорить о моих детях! — резко кричит тётя Алиса. — Убирайся из моего дома, если пришла оскорблять!

— О нет, я пришла сюда не за этим. Я пришла вернуть должок, стерва двуличная. Ты заплатишь мне за годы страданий и за бездетность.

— Маша. — Тёте Алисе страшно, я слышу. У меня наворачиваются слёзы, но плакать нельзя, Арсюшка испугается и выдаст нас. — Маша, неужели ты до сих пор считаешь, что это я наняла тех парней?

— А кто ещё? — мама говорит спокойно, но от этого ещё страшней. — Ведь только ты знала, что было в ту новогоднюю ночь и что мой ребёнок от твоего драгоценного Вовочки.

— Нет. — Тётя Алиса прислоняется к двери, будто хочет защитить. — Я никогда бы так не поступила! И с Вовой мы тогда всё выяснили! — она уже кричит, не в силах сдерживать страх. — Я никогда бы не убила!

— Я тебе не верю. Я получила от тебя записку, с просьбой прийти в тот сквер. Я думала, что ты хочешь обсудить варианты, но вместо этого, — мама тоже сорвалась на крик, — но вместо этого на меня напали двое амбалов, изнасиловали и бросили подыхать! Ты хоть знаешь, каково это родить ребёнка на грязной земле… Мёртвого ребёнка?! И хоронить его мне пришлось самой, а потом эти твари снова пришли и уже избили меня, пообещав, что, если я расскажу, меня просто убьют. Ты хоть знаешь, каково это, потерять всё в девятнадцать лет?!

— Маша, это не я! Не я!

— Но ведь записку написала ты, и я храню её все годы как напоминание о предательстве и боли. И ты познаешь это, Алиса. Ты узнаешь каково это — терять детей.

— Нет. — За дверью она падает на колени и плачет. — Не трогай их, Маша. Я умоляю тебя, не трогай детей. Ты же не убийца.

— О, мне пришлось измениться, дорогая. — Мама подошла поближе и усмехнулась. — Мне пришлось испепелить своё сердце, чтобы выжить. Прощай.

Я слышу, как она уходит. Тетя Алиса плачет и стонет, клянет мать и кричит, что она невиновна. Но, что она может ещё сказать? Я знаю маму, если она решила, что кто-то виновен, то её танком не сдвинешь с этого пути, она уничтожит человека.

Постучав, я открываю дверь и перешагиваю через ноги тёти. Арсюшка сосёт соску причмокивая. Присев, я заглядываю в заплаканное лицо.

— Тётя Алиса, где дядь Вова? Позвоните ему, пусть едет домой. Вам нельзя оставаться одной. И ребятам позвоните, пусть возвращаются, лучше всего будет на время уехать.