Татьяна Исмайлова - Три дня на расплату Страница 39

Он на руках внес ее в дом, заставил выпить большую кружку теплой воды.

— Теперь два пальца в рот, быстро!

Неприятную процедуру, как Ксения ни упиралась, повторили трижды. Потом он засунул ее под душ, быстро растер полотенцем, укутал в махровый халат.

— Сейчас чашку крепкого чая и будешь как огурчик.

Ксения дрожала, слышно было, как цокают ее зубы.

— Замерзла?

— Н-нет, это нервное, прямо колотит меня всю. И голова болит очень. Лева, что же случилось с Кириллом? Он умер, да? Я так испугалась, когда он упал.

Бессараб присел рядом, крепко прижал жену к себе.

— Черт знает, ногой он, что ли, зацепился за ковровую дорожку и не смог удержаться? По-видимому, так. Спиной стоял к лестнице, только и успел за бусы зацепиться той бабы, что была с ним. Мог и ее уволочь с собой, если бы бусы не порвались.

— Так он умер?

— Да, умер. Очень сильно ударился головой, череп прямо разнесло. Вот так вот, жил-веселился наш Киря и не предполагал, что такой конец ему уготован. Что за девчонка с ним была, не знаешь?

— Нет. Но он крутился вокруг нее весь вечер.

— Ты ведь стояла рядом с ними, ничего не заметила, может, оттолкнула она резко его от себя?

Ксюша прикрыла глаза, вздрогнула.

— Да нет. Они целовались, она его обнимала за шею. А потом… Знаешь, он будто отвалился от нее. Ну, такой заторможенный весь, точно не в себе был. Как манекен. Глаза закрыты, улыбка какая-то дурацкая, как приклеенная, — раз, и повалился. Так глаза и не раскрыл. А что девчонка эта говорит?

Лева помолчал, постукивая пальцами по столу.

— Да не нашли ее. Под шумок исчезла. Говоришь, как манекен падал, с закрытыми глазами?

— Да…

Он глянул на Ксению:

— Согрелась? Давай быстро в постель!

— А ты?

— У меня еще дела.

— Лева, ты прости меня. Сама не знаю, как все это получилось. Так нехорошо.

— Ладно, не будем об этом.

Она пошла в спальню, путаясь в длинном халате. Кирилла жалко, но зато теперь никто не посмеет сказать Леве, как неприлично выглядела его жена. Может, и хотели бы, да не посмеют! Господи, ну что за дура она такая, зачем разоткровенничалась с Костиком, кто ее за язык тянул?

Ксения оперлась о косяк двери, перевела дыхание. Вот чего ей никогда не простит Лева: она не имела права знать, о чем он договаривался с Квадратом. Но раз узнала, подслушав их разговор, должна была молчать даже под пыткой. Одна надежда, что Костя принял ее слова за пьяную выдумку-болтовню. А если нет? Тогда у Левы могут быть большие неприятности.

Может, повиниться Леве? Он ее любит, простит. А Костик…

Она снова задрожала: Костика просто не станет, исчезнет, испарится. А может, и она, Ксюша, вместе с ним. Нет, надо молчать. И ни в чем не признаваться. Ни за что!

Она прислушалась: в кухне Лева с кем-то разговаривал по телефону. Все-все, она не хочет больше ничего знать! Нырнула в постель, крепко сжала ладонями уши.

Лева, отключив зуммер, задумался. Что это за странная девчонка, кто такая, откуда взялась? Серега целый день, как только показалась она у Одинцова, не спускал с нее глаз. Что она делала почти два часа в доме Одинцова? Как оказалась с Кирей? Где он познакомился с ней? Почему исчезла из ресторана сразу же, даже не узнав, жив Кирилл или нет? Просто испугалась, что вполне возможно, или…

Что «или»? — оборвал он себя. Вопросов много. И все крутятся вокруг этой девки. Но самый главный, самый важный вопрос он даже боялся обозначить словами. Серега только что сообщил, что баба эта, как к себе домой, вошла в особняк, построенный Самим. Лева знал имя хозяина дома, но ни при каких обстоятельствах не назвал бы его вслух. С Самим он встречался только раз — больше и не надо! Понял сразу: стоит тому только бровью шевельнуть, от Левы и мокрого места не останется. Все поручения из Москвы Лева выполнил — как отщелкал! И ему из Москвы помогли, когда потребовалось.

Как бы не влипнуть с этой девчонкой! Кто она Самому? Почему находится сейчас в его доме?

Телефонного звонка он ждал, быстро поднял трубку. Снова докладывал Серега:

— Свет горит на втором этаже. Машину она оставила во дворе, в гараж не загнала. Похоже, ночевать здесь будет — второй час уже. Я, Лева, уже и сам бы в постельку лег — тяжелый нынче день. Кирилл из головы не идет — вот беда! Так что — мне здесь кемарить? Или кого подошлешь?

Лева с шумом зевнул — действительно, тяжелый день.

— Давай так. На сегодня отбой. Ты, Серега, уже знаешь ее в лицо. Веди и дальше. Завтра к шести утра я подошлю к дому Рыжего, он покараулит, пока ты спать будешь. Если понадобится, поездит за ней. Как проснешься, созвонись с Рыжим и смени его. Надо разобраться, что это за птица такая.

…Отбой так отбой. Худой парень с узкой полоской темных усов развернул красные «Жигули». Если бы он задержался минут на пятнадцать, может быть, и у него, как у Бессараба, возникло много вопросов, например, куда помчалась в ночи эта неугомонная, за которой он следил весь день? Еще больше бы удивился, увидев, как около «Центральной» в темно-синюю «девятку» легко впорхнула вышедшая из гостиницы точно такая же девица — один в один! А через минуту машина, набирая скорость, помчалась по пустым улицам, направляясь к дороге, связывающей областной центр с Москвой.

Аська и Ленка сладко сопели. На другом диване Коновалов приготовил себе постель. Когда Ольга вошла в большой, под стать хозяину, кабинет, Илья старательно расправлял простыню на широкой тахте.

— Не всю ночь же ты будешь работать, — буркнул, броском отправляя к стене подушку.

Теперь он занимался пододеяльником — все делал, как всегда, аккуратно, неторопливо. Вставил в углы легкой ткани байковое одеяло, потряс с одной, другой стороны, разгладил складки.

Ольга, подсушивая ладонью мокрые волосы, не отрывала взгляд от его широкой спины. Ну почему ей всегда так трудно произнести слова, нетерпеливо копошащиеся на конце языка? Что, казалось бы, проще — подойди, потрись щекой о плечо, скажи, что жутко скучала, что жизни нет без него. Она уже и рот открыла, но тут же судорожно сомкнула губы. Ох, не приучены люди наши откровенно выражать свои чувства. Посмотреть любой американский фильм — там через минуту, а то и чаще, мужчины и женщины говорят друг другу: «Я тебя люблю!» И это так обычно для них, как поприветствовать друг друга — «здравствуйте» или «добрый вечер». А здесь душа изнылась, сердце бешено колотится, слова подталкивают друг друга — скорей скажи! — и словно преграда на пути немыслимая, непреодолимая. Зажалось нутро — ни продыха! И ни словечка…

— Я тебя сейчас по телевизору видел, — Илья присел на край тахты. — Очень даже ничего смотришься. Грамотно ты разложила милицейскую пресс-конференцию. Шурик так и хотел: акценты все на месте. Им сейчас закрыть дело Шерсткова — как самим себе в лицо плюнуть. Против начальства не попрешь, но и молчать в тряпочку профессионалам стыдно. Жариков даже рапорт хотел подать об отставке. Ну, теперь, может, какая-никакая волна пойдет, вряд ли под шумок дело закроют. Да и ты ведь не дашь, да?