Татьяна Первушина - Монастырские тайны Страница 4

Владимир непроизвольно вздрогнул, но, узнав голос, расслабился.

Из кустов бересклета выглядывал, улыбаясь, широкоплечий мужчина средних лет, с окладистой рыжеватой бородой и небольшими, тоже рыжими, усиками, две бороздки от которых плавно спускались к подбородку и переходили в бороду. Так же, как и Владимир, одет он был в черную рясу, а на голове его плотно сидела черная шапочка, видимо, заменявшая в «полевых условиях» камилавку[9]. На груди чернеца, на большой серебряной цепочке висел массивный наперсный крест.

Это был второй «связник», иеромонах[10] Ферапонт Зотов. Его добродушное, слегка полноватое, загорелое лицо, изрезанное лучиками мелких морщинок, буквально светилось. А светло-серые глаза сияли спокойной, ровной радостью. С виду Ферапонт казался немного старше Владимира, хотя на самом деле они были почти ровесниками.

– Здравствуй, Ферапонт.

– Здравствуй, здравствуй. Наконец-то ты пришел, Владимир. Я уж начал было волноваться. За тобой никто не следил? – в светло-серых глазах мелькнула тревога.

– Да, вроде бы, никого не встретил по дороге, – пожал плечами Владимир. – Ну, рассказывай, как ты тут один? Не боязно? Ночами в лесу, небось, жутковато в лесу одному-то?

– Да как сказать, – задумчиво ответил Ферапонт, – днем тружусь, потому и бояться некогда. А вечерами молюсь истово, потом сразу же и засыпаю милостию Божией. Да тут вроде тихо, спокойно. Хотя, знаешь, – словно вспомнив что-то, произнес он уже другим голосом, – вчера вечером было что-то, от чего мне не по себе вдруг стало. Я прочитал уже все молитвы, но сон все никак не шел. Ветра не было, и тишина стояла просто запредельная…Потом вдруг показалось, что где-то хрустнула ветка. Я насторожился, приподнялся на локте. Может, зверь какой по лесу ходит… Внезапно слишком громко и где-то совсем рядом закричала сова. И вдруг такой же крик раздался метрах в пятидесяти к югу… Может, ее кто-то спугнул, и она просто перелетала с места на место – то там крикнет, то здесь… Я, честно признаться, струхнул даже малость… Но вскоре все разом стихло. Я прочитал «Отче наш» и, успокоившись, быстро заснул…

Монах, словно зачарованный, слушал рассказ Ферапонта. Его воображение тут же представило перед ним картину ночного леса, крик совы, хруст сломанной ветки, чей-то неясный шепот…

– Ну да ладно, – вздохнул Ферапонт, – пошли, покормлю тебя, отдохнешь с дороги, – и он жестом попросил Владимира последовать за ним.

Монахи вошли вглубь огромного ивового куста, ветки за ними немного покачались и замкнулись глухой стеной. Прошло несколько секунд, вновь застрекотали кузнечики, запела какая-то лесная пичужка, слегка примятая трава распрямилась, и ничто уже не напоминало о том, что только что в этом самом месте произошла встреча двух связников.

Глава 3. Раскольники

Ферапонт и Владимир осторожно шли по самому краю балки. Собственно говоря, край этот можно было определить, лишь дотронувшись рукой до почти отвесной стены из земли, глины и песка, из которых кое-где торчали корни старых елей. Сплошняком стоящие мелкие деревца и кусты не позволяли что-либо увидеть дальше вытянутой руки.

Владимир послушно следовал шаг в шаг за бодро передвигающимся Зотовым, ловко уворачиваясь от так и норовивших хлестнуть по лицу веток. Внезапно Ферапонт, идущий впереди, слегка пригнулся, протянул вперед руки, раздвинул густые ветки и исчез из поля зрения. Не ожидавший ничего подобного Владимир, тихо ойкнул, потом перекрестился и, повторив движения друга, также «растворился» в сплошной листве.

Сначала он ничего не увидел в полной темноте. Но потом, когда глаза немного привыкли к темени, Владимир смог различить некоторые предметы перед собой. Он находился в небольшой, довольно уютной пещерке, вырытой, видимо, вручную. Высота ее была чуть больше полутора метров, а площадь составляла что-то около двух квадратных метров. Пол пещеры был густо выстлан лапником, а у входа, сбоку, в вырытой неглубокой ямке, тлели угольки костерка. В стены было вбито несколько деревянных колышков, видимо, заменявших хозяину вешалку и полки. На них висели деревянные четки, льняное полотенце, какие-то сухие венички и холщевые мешочки.

– Вот, обживаюсь понемногу, – горделиво произнес Ферапонт, заметив, как Владимир с удивлением оглядывает пещеру. – Садись, где нравится. Сейчас чаем тебя напою, настоящим, из зверобоя с мятой. Сбор прошлого года. С собой взял побаловаться.

Владимир осторожно опустился на лапник и наконец-то перестал волноваться. Только теперь он, отшагавший пешком не один километр, ощутил, как гудят от усталости ноги. Закрыв глаза, он с наслаждением вдохнул свежий запах хвои.

Тем временем Ферапонт, вытащив откуда-то маленький металлический чайник, поставил его на угли. Порылся в мешочках, висящих на стене, и извлек из них несколько сухарей, горсть баранок с маком и даже кусок шоколада. Бросив в закипающий чайник несколько сухих веточек, иеромонах подождал несколько минут и стал разливать в жестяные кружки необыкновенно ароматный напиток.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Клобук – головной убор православного монашества: камилавка с креповым покрывалом; черный у всех монахов, белый у митрополита.

2

Патриарх Тихон. Настоящее имя – Василий Иванович Белавин, род. в 1865

3

В Россию имя «Тихон» пришло из Византии. Со словом «тихий» это имя не имеет ничего общего. В переводе с древнегреческого Тихон означает «счастье», «удача», то есть человеку с таким именем все удается, у него все получается. За какое бы дело он ни взялся – ему всегда будет улыбаться удача.

4

Само название «катакомбный» берет начало у римских подземелий, в которых собирались для молитв первые христиане. В те древние времена усопших христиан в Риме погребали именно в катакомбах, там же проводили и первые Богослужения. Поэтому римские законы призывали граждан не только уважать кладбища, но и считать священными любые места захоронения кого бы то ни было.

В Советской России катакомбное движение Истинно-Православной Церкви начало формироваться почти сразу же после революции 1917 г. Название «Катакомбная Церковь» условно, её также называли и называют «Тихоновской», «Не поминающей» (безбожные власти и их ставленников), «Истинно-Православной» Церковью.

5

Соборики – так называемые «малые Соборы». В 70-е гг.20 в., в связи с усилением борьбы советских спецслужб против Катакомбной Церкви, крупные Соборы, на которых присутствие почти всех православных архиереев, а также их представителей было обязательным, не созывались. В основном проходили тайные малые Соборы, причем места их проведения в целях конспирации становились известны немногочисленным участникам (всего 4–5 архиереев) буквально накануне мероприятия. И здесь огромная роль отводилась связникам, которым поручалось подготовить необходимые условия проведения Собориков, обеспечить предсоборную переписку архиереев, а иногда и охрану участников.

6

Инок – монах, келейник, отшельник, послушник, постриженик, скитник, старец, схимник, мних, чернец. Монах (греч. один) – человек, посвятивший себя Богу через принятие обетов.

7

Постриг – богослужение, совершаемое при принятии монашества. Пострижение волос существовало в античном мире как символ рабства или служения и с этим значением вошло в христианское богослужение: а) пострижение волос совершается над новокрещенным после крещения в знак служения Христу; б) пострижение волос совершается во время посвящения над новопоставленным чтецом в знак служения церкви.

8

Малая схима. Монашество делится на три последовательные степени в соответствии с принятыми обетами: рясофорный монах (рясофор) – подготовительная степень к принятию малой схимы; монах малой схимы – принимает обет целомудрия, нестяжательства и послушания; монах великой схимы или ангельского образа (схимонах) – принимает обет отречения от мира и всего мирского. Готовящийся к постригу в рясофорные монахи и проходящий испытание в монастыре называется послушником.

9

Камилавка – головной убор в виде расширяющегося кверху цилиндра, обтянутого материей. Название происходит от византийских головных уборов, делавшихся из верблюжьей шерсти.