Фредерик Дар - Значит, ты жила Страница 4

— Как пожелаете…

Он явно сожалел, что не узнал имени моей лже-любовницы.

Стефан проводил меня до машины.

— Странный вы тип, Берни! — задумчиво произнес он.

— Почему вы так говорите?

— Потому что я думаю… Вы — парень непредсказуемый!

Не возникли ли у него какие-то подозрения? Возможно, я совершил ошибку, не позволив ему надписать конверт. Теперь я говорил себе, что вполне мог выдумать какое-нибудь имя и адрес. Это бы его успокоило.

Отъезжая от дома, я следил за Стефаном в смотровое зеркало. Он стоял у ограды, окружающей его именье, в небрежной позе, полной изящества…

Он тоже странный тип. Конечно, но такая сложная личность, как я, но гораздо более сильная.

Да, гораздо более сильная.

Он принадлежал к сорнякам моей жизни, тем, которые я должен был закопать, чтобы…

Глава III

Я вернулся домой раньше, чем обычно. Как правило, мне с трудом удавалось заставить себя переступить порог своей квартиры.

Я таскался по барам — не для того, чтобы пить, а чтобы впитать в себя немного той интимной атмосферы, которую так любят французы. Она была мне необходима. С тех пор, как я разлюбил Андре, я невзлюбил свой дом. Большие комнаты с облицованными деревянными панелями стенами казались мне мрачными, а старинная стильная мебель наводила тоску.

Я осознал свои новые чувства к Андре однажды вечером с месяц назад — мы как раз возвращались домой после ужина у Стефана. Было поздно, и я на большой скорости вел машину по шоссе Карант-Су. Ближе к бензоколонке дорога резко идет на подъем. Достигнув его верхней точки, я вдруг с ужасом увидел в двадцати метрах перед собой стоящий поперек дороги грузовик. Это была одна из тех машин, которые служат для транспортировки продукции заводов «Рено». В прицепе стояли один над другим дюжина маленьких автомобильчиков — со своими светящимися фарами они напоминали некий диковинный ярмарочный праздник.

Я успел мысленно сделать это сравнение, прежде чем нажать на тормоз. Удивительное свойство мысли — ее мгновенность. Я испытал непреодолимый ужас, и в то же время мой рассудок сохранял ясность; более того — я словно наблюдал все происходящее со стороны. Андре не произнесла ни слова, но ее испуг был столь же велик, сколь и мой. Я вдавил педаль тормоза в пол, моя нога будто слилась с ним. Но машина, казалось, не подчинялась этому отчаянному нажиму. А затем стала двигаться чудовищными зигзагами. Она остановилась на дороге параллельно грузовику, легонько ударившись о него боком.

И только тогда Андре, которую швырнуло на меня, испустила страшный душивший ее крик.

В ту секунду я подумал, что она погибла, и всем моим существом овладела огромная дикая радость, радость, которой я стыдился и которая вместе с тем делала меня счастливым. Я был счастлив от того, что еще жив, и от того, что уже нет в живых Андре.

Я смотрел на неподвижный луч света от моих фар, направленных на засеянное люцерной поле. Их белесый свет растворялся у линии подернутого дымкой горизонта, выхватывая из мрака какие-то неясные силуэты…

А потом снова была жизнь, жизнь, нарушившая сомнительное очарование момента. К нам бросились водители грузовика.

— Вы ранены?

Автомобильные фары едва освещали их взволнованные лица. От водителей пахло смазочным маслом и потом — крепкие запахи работяг. Живые запахи, которые было бесконечно приятно вдыхать.

Андре выпрямилась на сиденье. У нее была огромная шишка на лбу — жутко смешная — и царапина на переносице.

— Нет, кажется, все в порядке…

— У нас протекло масло… На подъеме колеса прицепа забуксовали…

Но я не слушал их объяснений. Я смотрел на Андре, потирающую лоб. Она была жива! Отчего я ощутил эту огромную радость, подумав, что она мертва? Уже очень давно я не испытывал к ней других чувств, кроме той скучной привязанности, с которой относятся к людям, на протяжении долгих лет разделяющих с тобой твою жизнь… Однако я только что осознал, до какой степени я ее ненавижу.

Снова трогаясь в путь, я представлял себе ее труп на носилках «скорой помощи»… Мне было тоскливо, и я не испытывал ни малейшей жалости…

«Но что же со мной не в порядке? — размышлял я. — Что не так?»

Почему я такой?

Мы с Андре были женаты уже пятнадцать лет. Я полагал, что столь длительный период совместной жизни нас прочно соединил… Напротив — он нас разделил. Мы охладели друг к другу. Только это происходило незаметно. Мы продолжали изображать дружную пару, однако были лишь ласковыми врагами, которых связывало прошлое…

И у нас не хватало мужества разорвать эту нить. Господи! В какое же отчаяние меня повергало наше смирение! Наша молодость, как невидимая стена, держала нас в заточении. Мы не могли вырваться на свободу, мы не осмеливались…

Когда я вернулся домой, Андре читала в гостиной, слушая радио. Я постарался не шуметь, и она не слышала как я вошел. Остановившись на минутку у приоткрытой двери, я смотрел на Андре в надежде, что ее тонкая красота хоть немного оживит во мне умершую любовь. Но мое сердце и мой взгляд были холодны. Меня оставляло равнодушным ее нежное лицо, ее глаза орехового цвета, взгляд которых приобретал иногда странную неподвижность. У нее были очень темные, коротко подстриженные волосы. Когда-то мне нравился ее рот, ибо поистине то был идеальный женский рот: ярко очерченные, чуть пухлые губы со слегка опущенными уголками, словно сложенные в ироническую улыбку.

Мой взгляд ее потревожил. Она подняла голову и вздрогнула. Глядя на нее, я вспомнил тот отчаянный крик, который она испустила в машине, когда мы столкнулись с грузовиком.

— Уже! — вздохнула Андре.

— Ты не рада?

— Зачем ты так говоришь? Наоборот…

Она поцеловала меня. От нее исходил нежный запах, который прежде меня волновал, но теперь я умудрялся больше его не чувствовать. Ее губы были по-прежнему упругими и теплыми… И они вызывали у меня раньше нежность! Почему эти ощущения, эти чувства угасли во мне? Привычка?

Андре была чересчур «постоянная» женщина. С ней никогда ничего не происходило. Она была слишком покорна, она всегда была рядом. Ее жизнь состояла в том, чтобы ждать меня и отвечать «да» на мои все более редкие вопросы…

— Ты устал, Бернар?

— Нет, с чего ты взяла?

— Такое впечатление… Ты неважно выглядишь.

Я сделал тот нелепый жест, который всегда непроизвольно делают в ответ на подобное замечание — провел рукой по лицу.

— Переутомление…

Я тяжело опустился на диван.

Когда-то на этом диване мы занимались любовью, что придавало пикантности нашим объятиям. Теперь, когда я выполнял свои супружеские обязанности, то проделывал это и впрямь по обязанности и только в кровати.