Елена Веселая - Бриллианты Forever, или Кто не носит Tiffani Страница 4

Девушки из ювелирного магазина — сливки сообщества работников прилавка. Тетки с волосами цвета застиранной простыни, ненавидящие всех и вся, ушли в прошлое. Отбор строг. Помимо некоторых знаний в области геммологии и истории ювелирного искусства, приятной внешности и ухоженных рук, нужно уметь правильно разговаривать (акценты, вульгаризмы и прочие свидетельства неполного воспитания отсекаются в самом начале). Нужно уметь располагать к себе собеседника, но не допускать панибратства. Такт и терпение — такие же необходимые качества профессии, как вкус. Клиенту нас в основном нервный — расставаться с большими суммами денег всегда трудно, особенно если не уверен, что тратишь их правильно.

Это — в идеале. Бывает всякое. Ни одной женщине не пережить того, что у кого-то больше возможностей для красивой жизни. Бриллианты — символ успеха, не только материального, но и женского. Драгоценности — как послужные лычки, которые цепляют при повышении звания. Я замечаю, что многие наши дамы надевают на себя с утра все, что имеют. Полный парад, смотр достижений — как ракеты на Красной площади по весне. Пусть друзья радуются, а враги завидуют. Девушкам в магазине иногда приходится собирать волю в кулак, чтобы не дать прорваться раздражению.

В магазин мы попали разными путями. Одни, как Майка, воспринимают эту работу как способ изменить жизнь к лучшему, справедливо полагая, что здесь встретить свою судьбу шансов все-таки больше, чем в овощном ларьке (Водянова не в счет). Другие, вроде меня, оказываются здесь из-за жизненных неурядиц, хотелось бы думать, что временных. Я иногда ловлю себя на мысли, что сидеть в красивом месте в окружении бриллиантов лучше, чем одной дома. Или в какой-нибудь конторе неясного назначения и сомнительного контингента.

5 января, четверг

Две обнаженные девушки, сильно накрашенные лица которых я смутно вспоминаю по оптовому рынку, закутаны в шкуру белого козлика (видимо, рысь достать не удалось). Одна рука не слишком стыдливо прикрывает грудь, другая опущена ниже. Поза боттичеллиевой Венеры. Но девушки — не богини, да и Славка — не Боттичелли. Такие картинки дальнобойщики приклеивают на лобовое стекло, чтобы не спалось в дороге.

Славка от своей работы в восторге. Я стараюсь его не разочаровать.

— Колье получились как настоящие. Здорово!

Он сияет.

— Тебе какая больше нравится?

Я одобрительно мычу в смысле, что обе хороши.

— Вот этой черненькой я буду делать портфолио. Ее друг, Рафик, платит.

Ну, думаю, полку супермоделей прибыло.

Благодарный Славка принес приглашение на тихую вечеринку. Так и написано: «Тихая». Видимо, организаторы трезво оценивают количество гостей, которых удастся собрать в мертвый для Москвы сезон. Тема — презентация дизайнерского стула. Не в физиологическом смысле, как я понимаю, а в мебельном. Мы с Майкой идем.

Она начинает готовиться, как только за Славкой закрывается дверь. Ритуальное расчесывание волос. Внимательное изучение лица в зеркале — судя по нахмуренным бровям, она видит там что-то такое, что ее очень тревожит. На столике перед зеркалом — боевой арсенал: пудра, помада, румяна, тушь. Движения Майки полны артистизма, на лице — совершенная отрешенность. Говорить с ней о чем-либо в этот момент не имеет смысла: она ничего и никого не слышит. Она вдевает в уши длинные сверкающие серьги и опять замирает в самосозерцании.

В таких случаях мы любим «выгулять» наши драгоценности. Начальство это даже поощряет — ходячая реклама все-таки. Ответственность, естественно, ложится на нас — чай, не Каннский фестиваль, охранников на всех не напасешься. Иногда, возвращаясь поздно вечером домой и, сжимая в руках сумку, я думаю: а что, если кто-нибудь узнает, что у меня там бриллиантов на несколько тысяч долларов?

Я тоже выбираю пару серег. Бегло гляжусь в зеркало. Я себя в нем почти не вижу. Настолько привыкла к своему лицу, что замечаю только вскочивший прыщик или шелушащуюся кожу. В отличие от Майки удовольствия от общения с зеркалом не получаю совсем. Почти не глядя, мазнула помадой по губам — и готова.

Стул презентуют в ресторане. Он, как и полагается герою вечера, стоит в центре, на столе. Вокруг с бокалами шампанского прогуливаются гости. Их немного, хотя публика вполне качественная. Говорят, становится модным оставаться в Москве в первые две недели нового года — так поступают люди солидные, которым чужды массовые выходы на горнолыжные склоны с последующими массовыми же посиделками в сауне или баре.

Майка напряжена, как струна. Она напоминает изящную антикварную этажерку на высоких ножках и с выдвинутым верхним ящичком. У Майки красивая грудь, такая под силу далеко не каждому пластическому хирургу. А здесь все свое, натуральное. Мужчины бросают заинтересованные взгляды, но отводят глаза, как только сцепляются с Майкиным твердым сапфировым взором. «Хочу замуж!» — написано на ее прекрасном лице. Видимо, в ближайшие планы гостей честные намерения не входят. Во всяком случае, не сегодня.

Я выхожу из ресторана в ночь. Слякоть под ногами слегка заледенела и похрустывает. Перед выходом я зашла в туалет и сняла украшения. Блондинка, деловито красившая губы над умывальником, посмотрела на меня подозрительно. Я ответила ей не менее подозрительным взглядом: «Ходят тут всякие, а потом бриллианты пропадают!» — и положила вещи в сумочку. Мне еще ехать домой.

Ловлю машину. Водитель рассказывает мне про то, как летом собирается строить баню на даче. Я хмыканьем и междометиями поддерживаю беседу, но думаю о своем. О том, что давно не слышала мужского голоса по телефону (Славка не в счет). О том, что опять забыла купить кошачьей еды, и Василий Федорович это не одобрит. И что свет в ванной перегорел, а починить некому.

Выходя, чуть не упала — нога скользнула по свежему льду, да и шампанского выпито было чуть больше нормы. Сумка выпала из рук. Хорошо, все высыпалось в машину. Водитель охотно помогает собрать скарб, пихает обратно помаду, кошелек, книжку, тампоны… Я невнятно благодарю и, сгорая от стыда, бреду к подъезду.

В.Ф. вьется под ногами. Пока он мне рад. Он еще не знает, что на ужин ему придется глотать кусок сосиски. Съел, конечно, но высказал все, что обо мне думает. Поза крайнего оскорбления (лежа на боку, лапы нервно подрагивают, хвост бьет по полу) сменяется позой голодного обморока. Меня сотрясают конвульсии стыда и раскаяния. Ни один мужчина никогда не умел добиться от меня столь сильного чувства столь экономными средствами.

6 января, пятница

Ищу мобильник в сумке. Моя сумка — бермудский треугольник, мешок, в котором найти что-либо почти невозможно. Я выкладываю на кровать все, что там есть, до последней визитной карточки, еще надеясь, что найду то, что ищу. Хотя уже знаю — ни мобильника, ни пакетика со вчерашними серьгами там нет. Видимо, валяются на полу машины, в которой я вчера ехала.