Патрик Александер - Смерть зверя с тонкой кожей Страница 4

Набирая номер, Фрэнк Смит сказал Фоли:

– Будем надеяться, что нализаться она ещё не успела.

– В таком-то часу? Спит, наверное.

– Ребята из спецотдела говорят, в квартире горел свет. Значит, не спит. А когда она не спит, то пьёт.

– Видел я её как-то, – сказал Фоли, – симпатичная.

– Симпатичная. Грустная только.

Он узнал её ещё до того, как она заговорила. У неё была привычка подняв трубку делать паузу. Как будто боялась плохих новостей, людей или просто всего, что может причинить боль.

– Алло.

– Джоан? Фрэнк Смит. Разбудил?

– Нет, не могла заснуть, так что встала и решила чего-нибудь выпить, – Она замялась, – я думала, это поможет уснуть.

Она придушенно икнула.

– Джоан, мы думаем, что Ричард в Англии.

– В Англии? – она надеялась, что удивление получилось достаточно правдоподобным.

– Он не связывался с тобой?

– Никто со мной не связывался. Никто. Никому больше не нужна.

Жалость к себе и упрёки были верным признаком, что она уже набралась. Тем не менее он почувствовал себя виноватым.

– Джоан, послушай, я хотел позвонить тебе, но… помнишь, в последний раз… Ну, ты сказала, чтоб я не…

– Я никого не обвиняю, – ответила она с достоинством, чуток подпорченным очередным «Ик!»

Он удалялся от цели разговора, но то же происходило и в любом разговоре с Джоан. Если у этих разговоров вообще была какая-то цель.

– Джоан, если Ричард появится, ты мне скажешь? Это очень важно.

– Ты же говорил, что он не вернётся. Что это невозможно.

– Я ошибался, – терпеливо объяснил Смит.

– Почему важно? Хочу сказать, почему вы его ищете?

– Ну… Я не могу говорить об этом, Джоан. Вопросы безопасности.

Он ждал, что она скажет что-нибудь, но трубка молчала.

– Джоан, ты там?

Опять молчание.

– Джоан? Джоан?

– Фрэнк, кто эти люди внизу? Они одеты, как полицейские.

Смит зажал микрофон рукой.

– Обдолбанная, – заметил она Фоли, – но не дура.

Потом – Джоан:

– А… Я как раз хотел объяснить. Это… э-э… из спецотдела.

– Вы разыскиваете его. Что он натворил?

– Ну… ничего. Это из-за того, что он может натворить.

– Может натворить? Хочешь сказать, что он псих, да?

– Нет, я не говорил, что он сумасшедший. Послушай, Джоан, я не могу объяснять, это… это секретная информация. Но если он свяжется с тобой, дай мне знать. Честно, Джоан, это для его же пользы.

Звучало не особенно убедительно, и он знал это. На том конце опять молчали.

– Ты веришь мне, нет? Джоан?

– Верю.

– Ещё кое-что. Парни из спецотдела… они захотят… ну, посмотреть квартиру. Если ты не против.

– А если против – это что-то значит?

– Это обычная процедура. Ты же знаешь, как это у полицейских.

– Нет, – сказала она, – не знаю.

– Ну…

– Они думают, что Ричард прячется у меня. Так?

– Это просто возможность, которую они хотят исключить.

– И что тогда? Я, как это называется, «выйду из круга подозреваемых»?

– Я могу сказать им, что всё о'кэй?

– Можешь говорить им, чтобы поднимались. Я хочу обратно в постель.

Отбой.

– Начала совершенно окосевшей, – сообщил Смит, – но протрезвела на ходу.

– Думаете, она знает что-то про Эбботта?

– Не знаю. Ничего с ней не разберёшь. Неврастеничка.

Двое из спецотдела обыскали квартиру быстро и профессионально. Они были вежливы и, уходя, извинились за вторжение. У обоих были одинаково блеклое выражение лиц и огромные ступни. Последнее почему-то особенно удивило её.

Она вернулась в гостиную и наполовину задёрнула шторы. Это был сигнал для Ричарда, что квартиру обыскали и ушли. Потом Джоан налила себе ещё рюмку.

Она знала, что заслужила её.

Они спрятались на обочине дороги, чтобы пропустить пьяных солдат. Тогда-то всё и случилось. Дорога вела в деревню, которую рота только что прочёсывала в поисках двух беглых зэков. Жители молчали – да им и нечего было рассказывать. Но солдат это взбесило. Они закололи старосту штыками, изнасиловали двух женщин, не успевших спрятаться, и прикончили весь запас маисового пива.

Теперь, распевая песни, они маршировали по дороге. Сержант, шедший впереди, заметил в придорожных кустах серого попугая и выпустил по нему очередь. Под аккомпанемент беспорядочной стрельбы попугай испустил прощальный вопль и исчез в кустах – целый и невредимый. Солдаты загоготали, расстреляли по кустам всю обойму, после чего нестройной толпой двинулись дальше, напоминая стадо пьяных клоунов.

Одна из шальных пуль угодила Кироте в живот. Вот так. Они не попали в попугая. Они бы не попали и в лошадь на привязи. Да вообще ни во что бы не попали, как долго бы не целились. А вот Кироте убили. Наповал.

– Не надо было нам прятаться, – пробормотал Эбботт, – Надо было танцевать на виду и изображать живую мишень. Тогда бы точно завалили только попугая.

Он дотащил Кироте до реки, промыл рану и осмотрел её.

– Тебе нужна помощь, – сказал он, – Я схожу в деревню.

– Нет, – Кироте ответил на ломанном английском, которому научил его Эбботт, – Они испугались. Позовут солдат. Двое погибнут. Так – один.

– Ты не умрёшь, – сказал Ричард, пытаясь быть убедительным.

Кироте покачал головой.

– Умирать до восхода солнца, – бесстрастно сообщил он.

Так и вышло. Эбботт держал его за руку всю ночь, стараясь согреть его. Он также пытался не заснуть, но под утро-таки задремал. Разбудил его холод мёртвого тела.

4.

Как и многих других этой ночью, Элис Кэмпбелл разбудил звонок Фрэнка Смита. Он коротко обрисовал ситуацию и спросил, сможет ли она через час быть в офисе Контролера.

Она ответила утверительно, как он и ожидал. Собственно поэтому он и звонил именно ей. Его собственная секретарша была дочкой адмирала, в настоящее время отдыхала где-то с очередным любовником и выразилась бы не хуже портового грузчика, вздумай он позвонить в этом часу. Остальные секретарши были либо замужем, либо не в городе. Так что Элис оказывалась естественным выбором. Он знал, что она одна. Как всегда.

Она была простой, спокойной девушкой, чуть косящей на один глаз. Из-за этого ходила она, всегда опустив голову и избегая смотреть людям в лицо. Это придавало ей застенчивый, чуть кокетливый вид. У неё была неплохая фигура, и Смита, бывало тянуло на неё когда, они встречались в коридоре или в буфете.

Ей было под тридцать, но Смит привык относиться к ней, как к девчонке. Было в ней что-то неисправимо девчоночье.

Она регулярно влюблялась в мужчин, с которыми работала, причём они обычно и не догадывались об этом. Оказывала им мелкие услуги, была внимательна и заботлива, а иногда дарила баночку-другую домашнего варенья. Внимание и заботу принимали как должное, варенье кому-нибудь отдавали, а на неё по-прежнему не обращали внимания.