Вэвиан Фэйбл - Золотая рыбка-2 Страница 42

— К нам в гости наведался дежурный со второго этажа, — отвечает на мой вопросительный взгляд Квазимодо. — Ну, что там?

— Живой труп. Либо мы уносим его отсюда, либо он уносит все свои тайны в могилу.

— Значит, уносим! — небрежно кивает Квазимодо.

Пересчитав ноги поверженных противников, я ничуть не сомневаюсь в его решимости, однако остается открытым вопрос: как? Дежурный с первого этажа и ночной швейцар пока еще дееспособны, а с бесчувственным телом ведь не перелетишь через ограду. Надо что-то придумать…

Я беру на себя санитара с первого этажа и швейцара, а Квазимодо, отыскав кресло-каталку, усаживает Хольдена. Задача оказывается легче, чем я предполагала: дежурный спит как сурок, и я оглушаю его лишь ради перестраховки. Разница только в том, что он перестает храпеть. Выбежав в коридор, вижу, как на табло лифта скачут цифры. Проскользнув через пустой холл, на миг останавливаюсь у клетушки швейцара перевести дух, чтобы учащенным дыханием раньше времени не выдать своего присутствия. Внутри — ни шороха, ни звука. Готовая к любой неожиданности, осторожно заглядываю в швейцарскую. Напротив двери стоит телевизор, на столике рядом — видеоприставка со светящимся циферблатом. На экране безмолвно мелькают кадры какого-то фильма, а в кресле, приоткрыв рот, безмятежно посапывает ночной цербер. Камера, фиксирующая вход, отключена, монитор темный, а на распределительном щите у стены целый ряд кнопок с надписями, объясняющими их назначение.

Сейчас на экране телевизора кого-то убивают, что отнюдь не придает мне боевого настроения. Спящему сторожу на вид не меньше шестидесяти, маленький, сухонький человечек — рука не поднимется стукнуть такого. Пусть себе спит… Я нажимаю кнопки с надписями «тревога» и «ворота», после чего над первой гаснет красный огонек, а над второй, наоборот, вспыхивает. Последний взгляд на спящего старика, и я испаряюсь. Пробегая мимо лифта, вижу, как на табло зажигается квадратик с обозначением цокольного этажа. Перескакивая через две ступеньки, несусь в гараж и распахиваю дверцу больничного фургона, чтобы Квазимодо мог усадить туда Любоша Хольдена. Пока он возится с беспомощным телом, я успеваю открыть ворота гаража, после чего вскакиваю внутрь фургона. Квазимодо включает зажигание, и мы на скорости вылетаем в ночной сад, залитый ярким лунным светом.

Ура, прорвались! Все во мне ликует, однако стоит обернуться назад и взглянуть на Любоша, и радости как не бывало. Неужели этот риск и все наши усилия напрасны, а в результате вывезем бездыханный труп?

Я касаюсь руки Хольдена — кожа холодная, влажная, пульс едва прощупывается. Меж тем мы минуем ворота и несемся по шоссе. После недолгой гонки Квазимодо сворачивает в сторону и, попетляв среди деревьев, тормозит неподалеку от своей машины. Мы сообща переносим бесчувственное тело Любоша и укладываем на заднем сиденье, после чего Квазимодо возвращается к фургону и с завидным самообладанием принимается вытирать дверные ручки, переключатель скоростей и руль. Готова поклясться, что то же самое он проделал и в клинике со всеми дверями и дверными ручками.

Затем, с чувством исполненного долга, усаживается рядом со мной. Крутя баранку и не отрывая глаз от дороги, он ведет по мобильному телефону загадочный разговор:

— Алло, это Нянька. Еду к детям. Нужен врач, немедленно!

Я же становлюсь зрителем и участником редкого аттракциона — Квазимодо демонстрирует, как можно нарушить все мыслимые и немыслимые дорожные правила, при этом особенно не потревожив лежащего на заднем сиденье больного. Время от времени я касаюсь руки Любоша, чтобы убедиться: жизнь еще теплится в нем. От тревоги за него меня отвлекает одна важная мысль, и я тороплюсь высказать ее вслух:

— Ну и дела! Я-то думала, великий народный герой — Танос, а оказывается…

— Оказывается — что? — флегматично спрашивает Квазимодо.

— «Ю» — это ты!

— А ты у нас известный разоблачитель тайн, — смеется он. — В твоих словах есть доля правды, но на самом деле все сложнее.

— Сложнее некуда, — вздыхаю я.

— Со временем поймешь. — Он покровительственно гладит меня по голове и при этом обгоняет бесконечно длинный трейлер, проскакивает на красный свет, загоняет на тротуар одинокого велосипедиста и вынуждает резко подскочить уровень адреналина в крови уличных регулировщиков. Бедные стражи порядка так и не успевают засечь номер взбесившегося автомобиля.

Мы вырываемся на автостраду, затем сворачиваем на какие-то захолустные, хотя и с хорошим дорожным покрытием пути; я давно перестала ориентироваться и даже смутно не представляю, где мы. Тело Хольдена сотрясает дрожь, временами он стонет. Теперь я уже не выпускаю его запястье и с разговорами к нему не пристаю, только молю Бога, лишь бы остался в живых.

Наконец мы подкатываем к какому-то отдаленному хутору, на террасе перед низким домом горит свет. Квазимодо ставит машину возле знакомой серой «мазды», и я испытываю шок. Распахивается дверь, наружу выбегают двое мужчин, слаженными движениями осторожно извлекают из машины Хольдена и поспешно уносят в дом. В полной оторопи я узнаю Патрика и Стива. Не в силах двинуться с места, сижу с отвисшей челюстью. Результат моих недолгих размышлений привычный — дура я, дура!

Откуда ни возьмись, появляется Хмурый и встревоженно склоняется, помогая мне выйти из машины.

— Что с тобой? — Голос его звучит хрипло.

Мне, понятное дело, не до объяснений. Я молча переступаю порог и попадаю в просторную кухню, где за длинным столом сидят двое заспанных, одетых в пижамки ребятишек. Нелл Хольден и Элла Беллок. При моем появлении девочка вскакивает и бросается ко мне. Она обвивает мою талию, стараясь захватить в свои объятия и отца, но ручонки слишком коротки. Я целую ее милую мордашку. Теплая со сна девчушка повисает у меня на шее и восклицает сквозь смех: «Здравствуй, Дениза!»

В соседней комнате уложили Хольдена, над ним хлопочет Рюль. Какой разносторонний каскадер, мелькает у меня мысль. Рюль делает больному укол в бедро и продолжает осмотр. Несколько минут тягостного, напряженного ожидания, затем он обводит присутствующих взглядом и говорит:

— Его напичкали наркотиками. Правда, давали с таким расчетом, чтобы просто спал беспробудным сном. Как только начиналось обезвоживание или истощение организма, вливали питательный раствор. Остается выждать, пока вся эта гадость выйдет из организма, но больному необходима жидкость, много-много жидкости. Так что выметайтесь отсюда, а я займусь делом. Шеллен поможет мне — так или иначе, больного придется оставить на ее попечение.