Ольга Строгова - Дневник грешницы Страница 44

– Полгода, – коротко заявил граф.

– Девять месяцев, – ответила графиня.

Граф подумал и согласился. Все равно прямо сейчас уехать за границу у него не получится. По многим причинам. Чтобы привести в порядок дела, оформить имущество на Мирославу, нужно время. Да и Анна неважно себя чувствует из-за беременности. Не лучше ли дождаться родов и вместо того, чтобы появиться в Ницце с беременной любовницей, приехать туда с законной женой и маленьким сыном?

В том, что будет именно сын, граф почему-то не сомневался.

В этом месте своего рассказа доктор Немов затих, умолк и стал тревожно озираться по сторонам. Видно было, что он подошел к самому трудному периоду, о котором рассказывать ему совершенно не хотелось.

Он снова закапризничал. Требовал денег и водки. В противном случае грозился выпрыгнуть в окно и пожаловаться на супругов Демидовых первому встречному городовому. Но супруги были непреклонны.

– Мы находимся на втором этаже, – напомнила доктору Жюли. – Под окном – обледенелая булыжная мостовая. Хотите сломать себе руку или ногу, тогда прыгайте!

– А вопрос денег или иной компенсации за потраченное вами время, – спокойно добавил Николай, – мы обсудим после того, как вы все правдиво нам расскажете. Не беспокойтесь, не обидим.

Доктор Немов отломил кусок ситника, задумчиво пожевал его. Потянулся за сельтерской водой, но тут же, с гримасой отвращения, отставил бутылку в сторону.

Жюли налила ему еще чаю.

– Ладно, – внезапно решившись, заговорил доктор. – Может, если расскажу вам, сниму тяжесть с души…

За несколько дней до родов Анны граф внезапно был вызван в Петербург, в Департамент государственной полиции. Повестку привез нарочный, офицер в чине капитан-исправника, и подписана она была самим Звоновским…

Жюли недоуменно подняла брови.

– Директор департамента Звоновский Сергей Эрастович, – тихо подсказал ей внимательно слушавший доктора муж. – А сам Департамент – не что иное, как бывшее Третье отделение собственной Е.И.В. канцелярии. Политический сыск.

– Но какое политическое преступление мог совершить граф Безухов, столбовой дворянин, Рюрикович?..

Доктор отвел глаза и как-то криво усмехнулся.

– Граф завел для своих крестьян библиотеку, точнее, избу-читальню. Я с самого начала говорил ему, что дело зряшное и даже вредное – приобщать наших исконно-посконных мужичков к просвещению… Но разве он когда меня слушал? Так вот, в этой самой избе по доносу были обнаружены запрещенные книги Михаила Бакунина, графа Кропоткина и других русских анархистов…

– Откуда они там взялись? – быстро спросила Жюли.

– Кто написал донос? – быстро спросил Николай.

– Принес их туда я, – опустив голову, признался Немов. – Взял из библиотеки графа и принес. Не стану отрицать, я ненавидел Алексея Безухова.

– А что бы вы, – внезапно он повернулся и устремил длинный, пожелтевший на конце от табака палец в сторону Николая, – что бы вы испытывали к человеку, которого долгие годы считали своим другом, а он соблазнил девушку, которую вы… на которой вы собирались жениться?

Николай пожал плечами:

– Не знаю. Но доносить на него я бы не стал, – твердо произнес он.

– Вот и я не стал, – вздохнул Немов. – Я хотел наказать его, да! Я хотел, чтобы мужички, набравшись анархистских идей, в один прекрасный день с топорами и вилами явились к его воротам, чтобы восстановить «мировую справедливость»! Но доноса на него я не писал!

– Кто ж тогда написал? Священник, отец Паисий?

– Вы и про попа знаете? – несказанно удивился Немов.

– Знаем. Мы вообще многое знаем, – сурово заявила Жюли. – Так что не пытайтесь нас обмануть или что-нибудь скрыть…

– Чего уж теперь скрывать… – безнадежно махнул рукой доктор. – Нет, я не думаю, что это был отец Паисий. Конечно, кто-нибудь из крестьян мог рассказать ему на исповеди, что читал богопротивные книги, но… Нет, это не он. Скорее, кто-нибудь из этих самых крестьян. Кто-нибудь из тех, кто графским попечением стал грамотным… Вот и употребил свою грамотность на нужное, государственное дело!

В тот момент, когда принесли повестку, я находился рядом с графом. Я сразу понял, откуда ветер дует, а он, разумеется, ни о чем не догадывался. Он спокойно пожал мне руку, попросил, понизив голос, чтобы я наведался к Анне и сообщил ей, что он уедет на день-два, ни в коем случае не больше.

– Но вы же могли поехать вместе с графом в Петербург, – взволнованно проговорила Жюли, – могли явиться к этому… Звоновскому и заявить, что это вы взяли книги у графа и подложили их в читальню?

– С какой стати я стал бы это делать? – мрачно усмехнулся Немов. – Я же говорил вам: я ненавидел графа. Да и что такого грозило ему за эти книжки? Ему, графу Безухову, столбовому дворянину, Рюриковичу? В худшем случае – небольшое внушение. А меня, мещанина, сына деревенского дьячка, запросто могли бы сослать в Сибирь…

Жюли смотрела на доктора с нескрываемым отвращением.

– Не просто внушение, – возразил Николай. – Как известно, Звоновский был назначен на должность благодаря протекции своего друга, министра внутренних дел Горемыкина. А Горемыкин с самого начала своей карьеры был яростным и непримиримым врагом анархизма. Кроме того, сам Звоновский два года назад ездил в Рим, на международную антианархическую конференцию, и приехал оттуда настроенным весьма решительно. Борьба с анархизмом сделалась для него, можно сказать, делом чести. Поэтому он и вызвал графа Безухова лично, а не поручил это дело кому-нибудь из своих заместителей…

– И все равно… – пытался защищаться доктор.

– Нет, не все равно. Граф ведь не вернулся ни на второй день, ни на третий… ни через неделю?

– Не вернулся… – тяжело вздохнул Немов. – Больше я его не видел, только кое-что слышал.

– Давайте по порядку. Вернемся к Анне. Вы поехали к ней?

– Поехал, а как же! Правда, не в тот же день, а на следующий. И не застал ее дома. Больше того, в квартире были все следы того, что она собиралась куда-то в большой спешке. А на полу я нашел случайно оброненный клочок бумаги без подписи. «С Алексеем несчастье, немедленно приезжайте», – было написано там.

– А почерк?

– Почерк был мне незнаком. Но писали явно из имения графа, на его бумаге с вензелем.

– И вы поехали в имение?

– Да. Заехал к себе за своим докторским саквояжем, положил туда на всякий случай акушерские щипцы и поехал.

Немов снова замолчал. Жюли нетерпеливо шевельнулась в своем кресле. Николай положил руку ей на плечо.

– А вы сами-то, мадам, часом, не в положении? – внезапно спросил Немов. – Бледность, прерывистое дыхание, испарина на висках… Если желаете, я могу вас осмотреть. Я ведь, несмотря ни на что, неплохой врач, и акушерство у меня всегда особенно шло…