Хизер Грэм - Жажда искушения Страница 45

— Похоже, что да.

Он вскочил так резко, что стул, на котором он сидел, отлетел к стене, и протянул ей руку. Она колебалась лишь мгновение.

— Если ты не хочешь больше раков…

— Нет, я… я сыта…

Она взяла его руку.

Они снова занимались любовью.

Потом спали.

И снова занимались любовью. В этот третий раз она не просто пригласила его, она вела себя как агрессор.

О Господи! Что она творила!

Ее волосы, оплетавшие его голую грудь. Ее язык, словно змейка, проникавший в его жаждущий рот, скользящий по его груди, животу, дразнящий, обжигающий его мужскую плоть… Наконец это становилось невыносимым, будило в нем животное мужское начало, он хватал ее, терзал, проникал в нее, выпивал ее до дна. Он брал ее всю, целиком, они сливались в едином огненном ритме, пока не наступал взрыв, пока они оба не проваливались в бездну, утоляя на время жажду друг друга.

Потом они лежали изнемогшие, в полудреме. Он гладил ее по волосам, но возбуждение снова зарождалось в глубине его существа. Он хотел заснуть рядом с ней, но было жалко, лежа с ней в постели, терять время на сон.

— Ты восхитительна, — тихо сказал он.

Улегшись на его груди, она смотрела ему прямо в глаза.

— Я действительно… ничего?

Он расплылся в улыбке.

— Ничего? Ты красавица. — Он взял ее лицо в ладони. — У тебя совершенные линии. Я не художник, но даже я это понимаю.

Она приняла комплимент с благодарностью, однако заметила:

— Но линии меняются, знаешь ли.

— То есть?

— Моя кожа уже не натянута так, как это было двадцать лет назад.

Он рассмеялся и поднял голову, оглядывая ее:

— Перемены тоже неплохи, они приносят то, что западает в душу.

— Гм-м, — она сухо рассмеялась, — однако и грудь тоже «западает», точнее, опадает и обвисает.

Он затряс головой и снова рассмеялся:

— Лично мне твоя грудь нравится такой, какая она теперь. Прелестные бугорки. Даже мой напарник признал это.

— Неужели?

Марк кивнул, лаская один из этих самых «бугорков».

— Он отметил также достоинства твоего задка.

— Это очень профессионально.

Марк пожал плечами:

— В конце концов он же только комментировал. Это было художественное впечатление. Должен признать, что я как раз был слеп, мне ты поначалу показалась слишком маленькой.

— Я по-прежнему маленькая.

— Ерунда, известно, что драгоценные вещи умещаются в маленькой упаковке.

— Ты действительно так думаешь?

— Да, — он посмотрел на нее еще внимательнее, тронутый ее неуверенностью в себе. — Сколько вам лет, Энн Марсел?

— Сорок пять.

— О!

— Это имеет значение?

Он тряхнул головой:

— Мне совершенно безразличен твой возраст. То есть неправда, я бы не хотел, чтобы ты была моложе.

— Какое облегчение.

— Я и сам не цыпленок.

— Не знаю, не знаю. Ты чертовски задиристый петушок.

— Перченый каджун? — поддразнил он.

Она торжественно кивнула.

Он взял ее лицо в ладони.

— Мне нравится, как ты выглядишь. Ты красивая женщина сейчас, вероятно, была красива двадцать лет назад и будешь красива еще через двадцать, потому что у тебя красивая душа — это видно по тому, как ты относишься к людям, по твоей страстности, самоотверженности, простоте и обходительности, по твоим работам, даже по тому, как ты двигаешься. Так хорошо, как сейчас с тобой, мне не было с тех самых пор, как…

Она облизнула губы:

— Как умерла твоя жена?

— С еще более давних, — признался он. — Она болела, видишь ли, довольно долго. Я знал, что она умирает. Последние проведенные с ней дни для меня бесценны, но это были дни ее агонии.

— Сочувствую.

— Да, ее агония заслуживала сострадания. Я любил Мэгги.

Энн кивнула — ей было просто понять то, что он сказал, больше слов не требовалось.

Марк закинул руки за голову, чтобы было удобнее разглядывать Энн.

— С тех пор я был близок со множеством женщин, — признался он.

— Все вы, мужчины, таковы.

— Каковы?

Она улыбнулась:

— В одном телевизионном ток-шоу было сказано: чтобы испытать желание, мужчине достаточно находиться рядом с женщиной, женщина для этого нуждается в чувстве.

Он фыркнул:

— Не уверен, что это всегда верно.

— Должна ли я это понимать так, что для тебя это было больше, чем просто секс?

Он подумал, что она дразнит его, но, может, имеет в виду и что-то более глубокое.

— А чем это было для вас, Энн Марсел?

Она уселась у него на животе и, не сводя глаз с его лица, задумалась.

— Ты очень привлекательный мужчина. Ошеломительно красивый, зрелый во всех отношениях. Широкая, мускулистая грудь с густой, мужественной растительностью, по которой рассыпаны серебряные искорки.

— О?

— У тебя потрясающие глаза. Словно пара ножей.

— Гм-м. Вообще-то это звучит не слишком романтично.

— Ты прав. Но у тебя есть удивительная способность смотреть на человека так, что кажется, будто ты пронизываешь его насквозь. И в то же время словно раздеваешь. Это может страшно раздражать, разумеется, но может быть и очень сексуально.

— Да?

Она снова торжественно кивнула.

— Продолжай. Говори, говори.

— У тебя восхитительный голос. Хрипловатый, низкий, богатый. Проникает под кожу. Он может возбуждать чувственность до жара в крови, до дрожи.

— Здорово.

— Потом то, как ты целуешься…

— Да?

— УФ-Ф-Ф!

— УФ-Ф-Ф?

— Так… так многообещающе, — объяснила она.

— Надеюсь, это хорошо?

Она опять кивнула:

— И кстати…

— Да?

— У тебя у самого великолепный «задик».

— Господи, как я рад, что он тебе понравился.

Она улыбнулась.

— Ну так скажи мне, — спросил он, — для тебя это был только секс?

Она наклонилась к нему:

— Ты собираешься погубить моего очень доброго друга.

— А, ты о старине — бывшем муже?

— Это был даже не секс, — чопорно продолжила она.

— Но желание было непреодолимым?

— Что-то в этом роде, — сухо призналась Энн.

— Моя задница оказалась чертовски хороша.

— Да, но потом… Многое другое оказалось тоже чертовски хорошим.

Она говорила честно, искренне, голос ее слегка охрип. Это вызывало горячую пульсацию у него в крови и кое-что сверх того.

— Думаю, мне хотелось бы испытать нечто чуточку более серьезное, — раздумчиво произнес он.

Она была миниатюрной. Компактной.

Но чертовски идеально маленькой и компактной. Он без труда опрокинул ее и оказался сверху. Слова о том, какой прекрасной он находит ее грудь, звучали приглушенно, потому что, продолжая говорить, он уже снова ласкал ее сосок языком, губами, слегка прихватывал зубами, и по мере того как сосок становился все тверже, он чувствовал, как восстает и его собственная плоть. Ее естественный обворожительный запах смешивался с запахом мыла и терпким запахом их любви, опять пробуждая в нем животный инстинкт. Он терся своим телом о ее тело, целуя его, лаская, давая и требуя…