Элеонора Мандалян - Крапленая (СИ) Страница 48

- Ну чего опять уставилась? – сказала она открывшей путане. – Все никак привыкнуть не можешь к моей физии? Войти-то можно?

Рыжая посторонилась, пропуская их в тесную переднюю и удивленно глядя на ребенка.

- Вот. Гостью тебе привела.

- Может ты еще скажешь, что это твоя дочка? – недоверчиво спросила та. – Я теперь во что угодно поверю.

- Терпение, подруга. Терпение. Все объясню.

Она сняла с Таты вязанный жакет и втолкнула ее в комнату.

- Включи ей телевизор, пусть какие-нибудь мультяшки смотрит. А мы с тобой на кухню пойдем. Побеседуем.

- Значит так, - деловито сказала Катя, устраиваясь на шатком табурете. – Мне надо, чтобы девчонка несколько дней пожила у тебя.

- С ума сошла! – отмахнулась рыжая. – Или забыла про мое ремесло? Я как тот волк, которого ноги кормят. Мне дома рассиживаться никак нельзя.

- Сколько ты за день... прости, за ночь зарабатываешь?

- Так это как повезет. Бывает до 100 баксов, а бывает и кукиш с маслом.

- Отлично. Я буду платить тебе 200 баксов в день за то, чтобы ты осталась дома и присмотрела за малышкой.

Рыжая даже присвистнула.

- Ты чего, мать, того? – Она выразительно покрутила пальцем у лба. – Или у тебя деньги в цветочных горшках растут? А что за дитё-то? Откуда?

- С этого бы и начинала. Сирота она. Только сама еще об этом не знает. Ее родители вчера разбились в автомобильной аварии. Они недавно перебрались семьей в Москву и были моими соседями. У них тут нет ни друзей, ни родственников.

- Печально, конечно. Но ты-то им никто. Зачем тебе эта головная боль? Сдай ее в приют или детский дом.

- Для того, что бы этим заняться, нужно время. Не с ней же пороги обивать. А дома одну оставить не могу. Слишком маленькая еще.

- Поня-ятно, - задумчиво протянула Рыжая, почесав затылок. – И ты правда хочешь отвалить мне за нее такие деньжищи?

- Я когда-нибудь давала тебе повод считать себя трепачкой?

Рыжая улыбнулась, виновато и лукаво одновременно.

- Вообще-то предложение заманчивое. А она под себя, часом, не писает?

- А что?

- Ну как. У меня ведь всего одна постель. Спать с ней вместе будем. А я не люблю, когда ночью под меня лужи пускают.

- Не знаю. Это ты у нее у самой спросишь. В крайнем случае нацепи на нее памперсы. Кажется, в аптеке продаются.

- Кать, а если она не захочет со мной остаться? Я ведь ей чужая совсем.

- Сделай так, чтобы захотела. Спой ей что-нибудь. Спляши. В прятки поиграй. Если очень заупрямится или начнет требовать, чтоб домой отвела, скажи ей правду про родителей. Рано или поздно все равно узнает... Но лучше бы попозже.

На пороге появилась Тата, застенчиво крутя носок башмачка.

- Ты чего? – спросила Катя.

- Я есть хочу. И мультяски заклылись.

- Свет, у тебя с едой как? Может принесу тебе чего на первое время? Чтоб ее сразу одну не оставлять.

- Хорошо бы. У меня на кухне, как всегда, шаром покати.

- Ладно. Только смотри, чтоб пока она у тебя, в доме ни одного мужика не было.

- За кого ты меня принимаешь, подруга. Договор есть договор.

- И еще. На улицу ее пока не води. Пусть здесь посидит. Ну я в магазин и обратно. Где у вас тут ближайший?

За углом, у метро Беговая супермаркет.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Оставив Тату на попечение Рыжей, Катя поспешила домой и, потирая от нетерпения руки, устроилась перед компьютером. Она ввела в него отснятые цифровой камерой фотографии, открыла их в программе Photoshop и принялась внимательно, по одному изучать каждый снимок, укрупняя детали вплоть до отдельных пикселей. Эти снимки ни в коем случае не должны были вызвать и тени сомнения в своей достоверности, даже если те, кому они предназначались, начнут разглядывать их сквозь компьютерное «увеличительное стекло».

Больше всего ее беспокоили нарисованные на жертве увечья. Нужно было, чтобы никто не усомнился в подлинности синяков, кровоподтеков и ссадин, окровавленного ножа и лужи крови на полу. Там, где ее что-то не устраивало, она, лихо манипулируя хитроумными «инструментами» программы, подрисовывала или подтирала мелкие детали и штрихи, усиливала рельефность и четкость изображения, углубляла тени, освежала краски, смягчала границы цвета. При этом старалась не переусердствовать, чтобы не было видно, что это ретушь. Что же касается самой жертвы, тут Катя была абсолютно спокойна. Бедная Татка так естественно, так правдоподобно страдала, что и подправлять было нечего.

Надпись на картонке отчетливо читалась. Она гласила: «Привет из Воронежа! №1» Но Кате показалось этого недостаточно и, подумав, она присовокупила короткое послание.

«Ну вот, пожалуй, и все. - Она устало откинулась на спинку кресла, повращав головой, чтобы размять затекшую шею. - Хватит мусолить. Можно засылать.»

Скопировав отобранные снимки вместе с посланием на дискетку, Катя вложила ее в заранее надписанный конверт и отправила заказной бандеролью с ближайшей почты на домашний адрес Александра Кузнецова, то бишь Сашка.

Рыжая поначалу тяготилась насильно навязанным ей поручением. Меньше всего она была склонна возиться с маленькими детьми, прислуживать им, выносить их дурацкие капризы. Единственное, что заставляло ее сдерживаться и терпеть, так это щедрое вознаграждение, обещанное ее странной приятельницей, которая, кстати сказать, и на себя-то похожа не была. С другой стороны, временная передышка оказалась совсем не лишней. Она успела забыть, когда в последний раз могла позволить себе выспаться ночью, как все нормальные люди, а не таскатся по улицам в любую непогоду. Но ведь у Светы был еще и парень – ее интеллектуальный студент.Чем она ему объяснит, что их встречи на неопределенное время отменяются. Впрочем, можно сказать и почти правду – что к ней на неделю привезли и оставили племянницу, которую она вынуждена пасти.

Девчушка оказалась очень забавной и общительной. Правда, временами она начинала подскуливать, а то и реветь в полный голос, требуя, чтобы ее отвели домой, к папе с мамой. Или к тете Кате, которая обещала взять ее в магазин игрушек. К счастью, Рыжей удавалось быстро ее утихомиривать, отвлекая какими-нибудь играми или сладостями. Что же касается сладостей, которые она и сама с детства страсть как любила, то этого добра, благодаря Кате, у нее сейчас на кухне было навалом. И они с Таткой, как два хомяка, словно соревнуясь, с утра до вечера усердно работали челюстями.

Временами, когда Тата не слишком докучала ей, или когда больше не о чем было думать, Света начинала жалеть эту смешную плюгавку, так внезапно ставшую сиротой. Выходит, у нее нет никого в целом свете. О ней некому будет позаботиться, некому приласкать, сказать доброе слово. Что ждет ее через несколько дней – приют, детский дом? Но ведь это все равно, что тюрьма или исправительная колония. Палочная дисциплина. Бездушные воспитатели.Озлобленные, вредные дети. Унылое, безрадостное существование. Да уж, такой судьбе не позавидуешь.