Марина Григ - Любовник поневоле Страница 5

— Чего сидишь тогда? Хотя знаю, любишь работать один, без коллектива. Ладно, не хочешь, не говори. А я все-таки поеду домой — извини, хочется детей обнять, да и Аннушка ждет в машине. — Бывай, до завтра!

Ростовцев снова остался один. И это было уже угнетающее одиночество, требующее принятия решения в ситуации, кажущейся ему неразрешимой.

Павел допил холодный кофе. Машинально проверил электронную почту — в ящике было пять непрочитанных сообщений. Он не стал их открывать: почему-то немедленно захотелось увидеть Иришу.

Тщательно заперев кабинет и проверив охрану, Павел уехал домой. До конца дня, разрушившего отлаженный механизм его жизни, оставалось четыре часа. Ему не хотелось принимать решения сегодня. Это был просто инстинкт самосохранения, попытка продлить еще на несколько часов свою прежнюю спокойную жизнь. По дороге он купил цветы — своей единственной.

3

Почему он так старательно избегал всяческих воспоминаний о своей юности, тем более о студенческой поре, Павел и сам толком не понимал. Скорее всего ему не совсем по душе были тот стиль и ритм жизни, который Алена, по сути, навязала ему — беззаботный, бесшабашный, так сказать, «на авось». Сегодня не знали, на что будут жить завтра и откуда возьмут деньги хотя бы на хлеб и чай, а ведь довольствоваться этим приходилось довольно часто. Ему претил студенческий аскетизм, выдаваемый за романтику, — он бы предпочел более стабильную и обеспеченную жизнь и готов был работать одновременно с учебой. Он был как бы не он все пять лет, и это немного тяготило его.

Но Алена была категорически против. Она хотела, чтобы они были вместе каждую минуту, она не желала отпускать его от себя куда-то, где на него могут позариться другие женские глаза. Она легко относилась к быту, могла спокойно обходиться без нормальной еды и приличных шмоток — ей было достаточно того, что он был рядом, и она могла накормить его гречневой кашей с тушенкой и напоить сладким чаем с булочками в лучшем случае, в худшем — просто чаем с сухарями. Зато они были вместе, и все видели, что он любит только ее и больше ни в ком не нуждается. Она упивалась их отношениями, она жила каждой их совместной минутой, как последней, она не хотела задумываться о том, что будет завтра, послезавтра, через неделю, месяц, год. Она была счастлива сегодняшним днем, потому что Павел был рядом.

Конечно, он не заблуждался на свой счет — полностью подчинился ей, и сам был виноват в том, что тяготится своим положением. Но он на самом деле по-своему любил ее и не хотел огорчать. Он чувствовал себя счастливым, когда видел ее сияющее лицо, и молча продолжал бесшабашную студенческую жизнь, отложив на потом собственные планы и замыслы. В конце концов, ему было не так уж плохо — многие сокурсники завидовали ему: симпатичная и заводная Аленка пользовалась успехом у ребят. Впрочем, по Павлу тоже сохло несколько сокурсниц, хотя его подруга была убеждена, что вся женская половина института мечтает оказаться на ее месте.

Но что он решил твердо — так это жить совершенно по-другому после окончания института. Он не хотел заранее думать о том, что Алене не будет места в его новой жизни, потому что жалел ее и не хотел огорчать. Но для Павла было само собой разумеющимся то, что было немыслимым для Алены. Он никогда не обещал ей вечной любви, он не обещал жениться — они и не говорили об этом. Для нее это было лишним, потому что иначе не могло быть, а для него было очевидно, что им не по пути после получения диплома. Дело было даже не в том, что он ее разлюбил — нет, в новой жизни Павла не было места чувствам, во всяком случае, на начальном этапе. Да и потом — он считал, что если для него вопрос решается без больших переживаний — значит, о глубоком чувстве не может быть речи.

Конечно, он был привязан к ней, ему нравилось спать с ней и проводить с Аленой все свое время, ему нравилось делать ее счастливой. Но не более того. Он очень хорошо к ней относился и искренне надеялся, что она сможет относительно безболезненно пережить расставание. И вовсе не хотел делать ей больно.

На самом деле получилось все неплохо. Эта история с ее лжебеременностью все расставила по местам. У Алены раскрылись глаза — пора беззаботного студенчества прошла, начиналась взрослая жизнь, в которой, как она поняла, у каждого из них была своя дорога. Она не могла обвинять его — он не лгал ей, не давал пустых обещаний, был деликатен и старался не причинить лишней боли. Но был тверд — она сразу поняла, что ей не на что надеяться. Единственное, что утешало — отсутствие другой женщины в качестве причины расставания. Это давало надежду на то, что он вернется к ней, наладив свою жизнь и свой бизнес. Но очень скоро она поняла, что этого никогда не случится по той простой причине, что он не любил ее. А для нее этот человек стал смыслом жизни…

Жена была дома — готовила ужин. Обычно это делала приходящая домработница, но Ира отпускала ее, когда хотела приготовить для мужа что-то вкусненькое, не дежурное. Вот и сейчас на кухне стоял необычный аромат — явно что-то из «сифуд», который она обожала. Ире повезло — пробки отняли немного времени, и она успела заехать в супермаркет, захватить все, что было нужно и приехать домой достаточно быстро для того, чтобы еще и приготовить горячее.

— Угадай, что я купила? — весело сказала она, подходя для поцелуя. — Мои любимые осьминоги, будут готовы через десять минут. Мой руки!

На столе уже стояла тарелка с салатом из свежих летних овощей, сыр, оливки, ветчина, крохотные пирожные с вишенкой на взбитых сливках — предстоял ужин при свечах, которые они так любили. Павел понял, что надо сделать все, чтобы жена ничего не почувствовала, иначе вечер, к которому она так тщательно готовилась, будет испорчен. Он чмокнул ее в губы и прошел в спальню — переодеваться. От нее пахнуло свежестью и знакомым ароматом тончайших духов — и ему захотелось сразу в спальню, без ужинов и свечей. Господи, какая же у него замечательная жена — и как это кому-то могло прийти в голову, что он способен изменить ей? Да ему никто и никогда не нужен, кроме нее, — ни одна самая распрекрасная супермодель, ни одна самая давняя и самая страстная любовь и любовница — никто, кроме любимой сейчас и на всю жизнь Иришки…

— Серега вернулся, — на ходу сказал он, не столько информируя ее, сколько давая самому себе возможность настроиться на обычный лад. — Вроде с контрактами все в порядке.

— Я и не сомневалась. Разве может у моего гениального мужа что-то не получиться? — кокетливо ответила она, расставляя на столе приборы. И поставила в центре бутылку белого французского вина — из тех, что они привезли месяц назад из Парижа, куда ездили на майские праздники. — Угадай, что мы будет отмечать?