Наталья Андреева - Любовь.ru Страница 50

—  Она делала для бывшего мужа то, что мог­ла. Может быть, хотела, чтобы тот встал на ноги, заработал кучу денег, и...

—  Замолчи! Я, значит, была всего лишь сту­пенькой в этой лестнице. Но почему же мне каза­лось, что Олег меня любил?

—  Мало ли что нам кажется, — буркнул Стае. — По крайней мере, я рад, что ты немного пришла в себя. Я давно уже связываю эти два дела:  убийство Михаила Стрельцова и Олега Петрова в одно. И вт.орое, скорее всего, следует из первого.

—  Кто-то с ним рассчитался, да? За Стрель­цова?

—  Может быть. Люба, ты должна вспомнить. Последние дни. Подробно, день за днем. Что было такого важного? Что говорил, делал твой муж.

—  Олег сказал, что отдал деньги. Те, которые занял под нашу двухкомнатную квартиру, — ти­хо сказала Люба,-

—  Занял, судя по всему, у Стрельцова. А от­дал кому?

—  Стрельцову. Подожди.  Он же был уже мертв,  так?  Подожди...  Была такая странная фраза. Я удивилась, когда Олег сказал, что от­дал деньги, я еще переспросила: «Отдал?!» А он с усмешкой ответил: «В некотором роде». Боже! Стае!

—  То-то и оно.

—  Значит, он действительно вошел в дом раньше Линевой? А Стрельцов стоял на пло­щадке перед дверью гостиной на втором этаже и курил. Полина осталась в гостиной. Но перчатки? Как он мог незаметно для Стрельцова надеть перчатки?

—  Может быть, он уже был в перчатках?

—  В нитяных?

—  В обычных. А те, нитяные, просто куда-то выкинули.

—  Но в спину, ножом… Олег...

— Ему, должно быть, слишком дорого доста­лась его двухкомнатная квартира, — неприятно усмехнулся Стае.

—  И свалить на дочь... Нет. Постой, — снова сказала Люба. — Он что-то говорил про мили­цию. Мол, придется все-таки туда пойти. И про совесть. Видимо, Олег мучился мыслью о дочери. Стае, он хотел во всем признаться. Ты понима­ешь? Хотел!

—  Но не успел. Ты все еще хочешь его оправ­дать?

—  Хочу.

Люба взялась руками за горящие щеки. Давно она так не волновалась! Взгляд ее снова натол­кнулся на колье. Забытое, оно лежало на клетча­той клеенке. Люба нехотя тронула его пальцем, фиолетовые камешки зазывно сверкнули, и ей вспомнились такие же играющие, искрящиеся, яркие глаза.

—  Что сказала Линева, передавая тебе ко­лье?

—  Вот.

Стае вытащил из кармана сиреневый конверт. Люба поморщилась, взяв его в руки. Духами-то как пахнет! Но открыла, вытащила сложенный пополам сиреневый листок. Почерк у актрисы был изящным и ровным:

Милая, сожалею, что так и не пришлось по­говорить с вами по душам. Согласитесь, что в присутствии постороннего мужчины это было бы неуместно. Я прощаю вас за резкие слова в свой адрес, потому что делить нам с вами больше нечего. Его больше нет (подчеркнуто два раза). Сожалею о постигшем вас несчастье. В знак примирения при­мите от меня подарок, с искренними заверениями в симпатии и прочее, и прочее, и прочее. Заезжайте как-нибудь и поговорим.

Алина Линева

Четкая подпись, похожая больше на тщатель­но отработанный автограф, число, месяц, год. Ак­триса, ничего не скажешь. Актриса во всем.

— И ты хочешь, чтобы я это взяла? — с ужа­сом спросила Люба.

—  Я выполняю просьбу. А возьмешь ты пода­рок или не возьмешь, совершенно не мое дело.

—  Так вот, верни, пожалуйста, обладатель­нице! — Люба пальчиком подвинула колье на самый краешек стола. — Хватит меня унижать. Не понимаю, почему не жили всю жизнь, как нормальные "люди?  Конечно, ее не устраивал такой простой человек, как Олег. Надо было ка­рьеру делать, наряды себе покупать, драгоцен­ности принимать от поклонников. Мучились всю жизнь оба и других мучили. Верни, •— повторила она.

—  Это уж вы сами теперь разбирайтесь. Де­лать мне нечего, как вставать между двух жен­щин. Я в тот особнячок больше не поеду, — кате­горически отрезал Стае.

—  Ба! Нашего мальчика, оказывается, хо­тели скушать! — улыбнулась Люба. — А он ис­пугался.

—  Я не испугался, — тут же надулся Стае. — Просто отношения эти совершенно бесперспек­тивные.

—  Какие-какие? — переспросила Люба.

—  Бесперспек...

—  С каких пор ты начал думать, а потом де­лать?

—  Обидеть меня хочешь?

—  Я понять хочу. Так что ж, все теперь ясно? Михаила Стрельцова убил Олег, да? А его тогда кто?

—  А далеко ходить не надо. Папаша родной мог отомстить, например.

—  Кто? Стрельцов? — Люба рассмеялась. — А ты знаешь, Михаил не был его сыном.

—  Как это?

—  А вот так. И я не думаю, что Павел Петро­вич стал бы мстить за смерть человека, которого он... м-м-м... с некоторых пор стал считать чу­жим. Он же догадывался, все время смотрел на его руки. Я так думаю, что смотрел...

—  Какие руки?

— Стае, найди, пожалуйста, одного человека. Его зовут Василий. Отчество не знаю, фамилию, к сожалению, не знаю тоже. Знаю только, что он известный хирург, доктор наук. Делал операцию жене Павла Петровича Стрельцова Полине. От­чество ее опять же не знаю.

—  Ну ты даешь! Как я его найду?

—  А что, мало примет? Могу точный возраст Указать: пятьдесят три года. Они учились в одном классе: Павел Петрович и этот Василий.

—  Он отец Михаила, да?

—  И знал об этом?

—  Знал.

—  Вот оно как все интересно поворачивается. Ладно, поищем этого Василия. Кстати, кто помог тебе прозреть насчет того, что у вас с Линевой общий супруг?

—  А вот это не твое дело.

—  Мило. Не мое так не мое, — вдруг очень легко согласился он. — Слушай, может, мне к тебе переехать на время? С вещами?

—  А может, не надо?

—  Чего   ты   боишься?   Я   честный.   Прого­нишь — уйду.

—  Я не умею прогонять. Я не умею говорить «нет», об этом мне говорил Олег. И он был прав. Так что хочешь — переезжай!

—  На время, пока не поймаем Градова. Хо­рошо?

—  Никогда вы его не поймаете, — уверенно заявила Люба.

—  Это еще почему? — мгновенно обиделся Стае.

—  Потому, — отрезала она. — О чем вы еще разговаривали с Линевой?

—  Теперь не скажу. Когда поймаю Градо­ва — скажу. А я, между прочим, почти догадал­ся, почему он охотился за твоим мужем. Хоть я и дурак. По твоему глубокому убеждению.

—  Я этого никогда не говорила.

—  Но думаешь.

—  Ты ошибаешься... И почему он считал Оле­га своим врагом?

—  Линева очень туманно говорила на эту тему. Оно и понятно: не сильна в компьютерной терминологии. Вот я еще раз побываю в отделе «Р», тогда смогу подбить бабки. Посмотрим, что ты тогда скажешь про своего драгоценного су­пруга, — довольно потер руки Стае.

—  За что ты его так ненавидишь? — тихо спросила Люба. — Мертвого?

—  А за что ты Линеву ненавидишь? Живую?