Мадина - Николь Келлер Страница 56

Я лишь мотаю головой, глотая слезы.

– Не может умереть тот, кого никогда и не было. Я была вещью, средством достижения целей в его руках, а не любимой дочерью. Но ты…ты теперь в опасности!

– Перестань плакать. Этот момент никогда не всплывет и не коснется тебя. Забудь, – повторил он чуть громче и тверже.

А я делаю так, как сказал мой Лев. Потому что в первую очередь женщина должна верить своему мужчине и слушаться его.

Я выхожу за ворота отчего дома, даже не обернувшись. Я не беру отсюда с собой ничего, потому что не хочу тащить в свое счастливое будущее что-то из прошлого.

У ворот, возле дорогой машины нас ожидает какой-то мужчина. У него очень внимательный и цепкий взгляд, от которого хочется поежиться, но в целом он выглядит вполне дружелюбно.

– Мадина, познакомься, это Валерий Павлович, он мне очень помог.

– Здравствуйте. Очень приятно. И спасибо вам, – отвечаю я, неосознанно прижимаясь ко Льву.

– Взаимно. Садись, молодежь, подброшу вас до города, – весело произносит Валерий Павлович.

Уже в машине я осознаю одну очень важную вещь, о чем скорее спешу сообщить любимому.

– Лев…

– Да, малышка? – тут же отзывается он, крепче меня обнимая.

– А мы можем поехать…в какое-нибудь другое место? Я просто не смогу домой…ну, ты понимаешь?

– Конечно. Поедем в гостиницу, а потом что-нибудь придумаем, да? Валерий Павлович, подбрось нас до «Атланта», пожалуйста.

На этом наши злоключения не закончились. После смерти отца, буквально через пару дней, на меня вышли его кредиторы. Которые утверждали, что мой отец должен им просто космическую сумму денег, и я сейчас, как наследница, должна их им выплатить. Поначалу я испугалась, но потом предложила отдать им все, что записано на имя отца, включая дом и автомобили. Я забрала только две любимые мамины картины, ее и свои драгоценности. Я решила распрощаться с прошлым навсегда, вычеркнув его таким образом из своей жизни, чтобы оно никогда больше о себе не напомнило. Все равно я бы не хотела пользоваться деньгами, зная, что они добыты незаконным путем.

Я не могла находиться в этом городе, казалось, даже воздух меня душит и напоминает обо всех трагических событиях, что произошли с нами. И без каких-либо колебаний на небольшом семейном совете было принято решение перебраться в северную столицу. Я всю жизнь мечтала побывать в Петербурге, а Льва неожиданно позвали в этот город на работу в клинику, владельцем которой был его одногруппник.

Перед отъездом мы скромно расписались в ближайшем ЗАГСе. Просто роспись и обычные обручальные кольца, только на моем – еще маленький бриллиантик. Лев не спрашивал, хочу ли я выйти за него замуж (хотя, наверно, мой ответ был понятен без слов), он просто молча сделал меня своей. И спустя буквально пару дней после свадьбы мы оставили груз прошлого позади и двинулись в новую и счастливую жизнь.

***

Я открываю дверь, и первое, на что я натыкаюсь взглядом – обувь Льва. А вот и он сам вышел ко мне с обеспокоенным видом.

– Ты где была? Я очень волновался.

Я подхожу к нему, крепко обнимаю и нежно целую в губы.

– Прости, я думала, ты сегодня будешь позже, – виновато произношу я.

– Так где ты была, Мадина?

Я молча задираю рукав водолазки и показываю запястье. А там маленькая татуировка. Пять букв на латыни.

– Credo, – читает Лев вслух, поглаживая запястье большим пальцем. – Это же…не могу вспомнить перевод…

– Я верю. Credo с латыни переводится, как «я верю».

Мой муж внимательно сморит мне в глаза, ничего не произнося. А мне жизненно важно объяснить причину, по которой я набила татуировку. И поэтому я говорю. Неважно, Льву, или по большей степени себе, или во Вселенную:

– Это как напоминание, что бы ни произошло, какая беда тебя не настигла, какой бы удар не нанесла судьба – верь. Просто верь. А когда я буду забывать об этом правиле, я посмотрю на эту надпись, вспомню обстоятельства, при которых я ее сделала, встану с колен и просто буду верить. И знаешь, Лев, я твердо поняла: вера – это не хиджаб, не пятничный намаз, не воскресная служба в церкви. Вера – она вот здесь, – аккуратно касаюсь его груди в области сердца. – Внутри нас. И неважно, во что мы верим: в Иисуса, Мухаммеда, счастье, любовь или добро. Главное – верить. Без веры тебя сломают пополам, а такие раны, к сожалению, не лечатся гипсом, – заканчиваю свою речь, тяжело дыша. Волнуясь, непонятно от чего.

– Знаешь, родная, я тоже стал верить. Благодаря тебе. Потому что ты – придающая силы. Ты – моя Мадина. И я буду любить и беречь тебя всю жизнь, родная.

– А я – тебя, мой любимый муж.

Пять лет спустя

– Извините, мы закрыты, – вежливо сказала я, не отрываясь от бухгалтерской сводки.

– Папа, ты говолил, что мы мамоське сюлплиз сделаем, и она будет лада, – услышала я расстроенный шепот сынишки, и тут же подняла голову, расплывшись в улыбке при виде своих любимых мужчин.

На пороге моей кофейни стояли Лев и наш трехлетний сын Ромочка. Только вот последнего не было видно из-за огромного букета моих любимых цветов.

– Мои хорошие, как же вы тут оказались? – воскликнула я, обнимая сына.

– Подожди, мамоська. Это тебе. С днем лождения! Я хосю тебе пожелать, чтобы ты всегда оставалась такой класивой и доблой, и вообще, самой лучшей мамоськой на свете! – с серьезным видом сказал сынок, от чего у меня на глазах тут же выступили слезы радости. – Папоська, я сказал что-то неплавильно? Почему мамоська плачет? – Рома тут же обеспокоенно посмотрел на отца.

– Ты все правильно сказал, сынок. Просто мама плачет от счастья. У женщин такое бывает, не обращай внимания, – доверительно сообщил Роме Лев, взяв его на руки, а другой приобняв меня.

– С днем рождения, любимая. Спасибо тебе за все, а особенно за сына. Пусть все твои желания сбудутся.

– Все мои желания уже сбылись. У меня есть все, о чем можно только мечтать. И спасибо тебе за это в первую очередь! Спасибо, что всегда рядом и поддерживаешь меня, – прошептала я, снова растрогавшись. Я стала такой эмоциональной в последнее время!

– А как иначе? Я же твой муж. «Вместе навсегда», помнишь?

Конечно, я помню! Тогда мы жили почти два года в Питере, а я все никак не могла забеременеть. Отголоски злодеяний отца настигли меня и после его смерти. С каждой неудачей я расстраивалась все больше, уходила в себя, медленно