Колючий крыжовник (СИ) - Гринвэлл Ольга Страница 6

Девушка работала под началом хирурга, у которого были поистине золотые руки. Арсений Семёнович, несмотря на свой уже пожилой возраст, даже думать не хотел, чтобы уйти на пенсию. Он считал, что его предназначение в жизни — это делиться своим опытом с молодыми специалистами. Кроме Полины интернатуру в госпитале проходили ещё два медика. Один — санитарный врач, а другой — такой же хирург, как и Полина.

Девушке выделили однокомнатную жилплощадь в одном из ближайших домов. Отец настоял, чтобы она забрала кое-какую мебель из его квартиры, и приехал сам, чтобы помочь дочери обустроиться.

Работы в госпитале было достаточно много. То и дело привозили военных из самых разных уголков мира. Очень часто прибывали летчики. Как правило, поступали с обширными ожогами или с травмами позвоночника из-за неудачного катапультирования. Также было много молоденьких парней с рваными и осколочными ранами от подрывов на минах.

То, чему учили шесть лет в академии, сильно отличалось от настоящей жизненной практики. Поначалу Полину шокировало увиденное, и только благодаря тому, что внутренний голос убеждал её быть сильной, девушка шла к операционному столу и выполняла свой врачебный долг. Приходя домой, Полина часто плакала, думая об этих невинных молодых жизнях. Ей часто снились тревожные сны. Утром же девушка шла на работу, делала обход, надевая на лицо ободряющую маску.

Как можно смотреть в тоскливые глаза этих мальчишек и притворяться, что все будет хорошо? Ничего хорошего быть не могло. Вот он лежит, несчастный обрубок — только тело и голова. Ни ног, ни рук больше нет. И надежды тоже нет.

Эти мальчишки каждое утро ждали своего врача Полину Алексеевну Малышеву. Для них девушка была словно лучик солнца, пробивающийся сквозь тяжелые тучи. Арсений Семёнович подсмеивался над своей ученицей, говоря, что той надо было учиться на военного психолога.

— Значит, я такой никудышный хирург? — обижалась Полина.

— Да нет, Малышева, хирург ты от бога, но и дьявольски хороший психолог.

Полина подружилась с операционной медсестрой Олей, с которой они оказались соседками по подъезду

и девушки часто ходили друг к другу в гости. В сентябре, когда было ещё достаточно тепло, они ходили вместе на озеро. Иногда к ним присоединялся Денис, который и был вторым хирургом-интерном. Новая подруга не переставала нашептывать Полине, что тот к ней неравнодушен. Девушка только пожимала плечами.

— Поля, ты приглядись к нему! Он ведь с тебя глаз не сводит.

— Я ничего такого не вижу, — пожимала плечами Полина.

— Он даже за операционным столом только на тебя смотрит.

Полина хмурилась.

— Ну и что в этом хорошего, Оль? Куда хирург должен смотреть? На пациента. Вот это меня и настораживает.

— Но он такой красавчик, и тачка у него крутая!

— Это ничего не говорит о его умственных способностях. Не тачкой единой жив человек!

— Ох, Полинка, останешься ты на бобах! Тебе сколько уже лет-то?

— Пока ещё двадцать четыре. У меня ещё есть время найти своего принца.

— Кстати, нас ребята приглашают через субботу на шашлыки. Давай сходим?

Полина поморщилась, с минуту раздумывая. Ей хотелось съездить к отцу. А, ладно, можно и воскресенье съездить.

— Ладно, сходим. Надо все-таки налаживать связь с коллективом.

— Ты просто прелесть! — Оля обняла подругу.

Они стояли бок о бок на кухне. Отец мыл посуду, а Полина вытирала её насухо полотенцем.

— Ты зря беспокоишься, дочка! — сказал отец. — У тебя все будет хорошо. Я наблюдал, как ты работаешь.

Мужчина слегка смутился. Полина удивленно подняла брови.

— Как? Когда?

— Ну было дело. Арсений разрешил. Я все-таки твой отец…

— Ну пап…

— Сказать по правде, я горжусь тобой. Ты такая вся сконцентрированная. Как будто и не боишься ничего. Видел, как ты с джильей (пила) управляешься.

Полина поморщилась.

— Пап, на самом деле я каждый раз ужасно боюсь. Не то чтобы отпилить что-то не то. Боюсь потом в глаза этим людям смотреть.

— Я понимаю, Полюшка. Сам всю жизнь с этим чувством работал.

— Кстати, у нас тут собрание было, и главный сказал, что мы будем коммерческие операции делать. Ну не совсем коммерческие, конечно…

— Странно, что-то я такого не слышал. Это же наш военный госпиталь, — Алексей Петрович выключил воду и включил электрический чайник.

— Главный сказал, что иногда к нам будут поступать иностранцы из горячих точек.

Отец неодобрительно хмыкнул.

— С какого перепуга?

— Главный сказал, что только в случае, если им срочно нужна медицинская помощь, а она из их страны запаздывает.

— Интересно. Значит, выходит, если нашим нужна помощь, то их будут переправлять в их госпитали?

Полина пожала плечами.

— Выходит, что так. Пап, только ты не говори главному, что я тебе сказала…

— Глупышка ты у меня все-таки, Поль! Ладно, садись чай пить. У меня сухофрукты из Азии есть — дынька твоя любимая, вяленая.

Полина открыла дверцу отцовской чёрной «Волги» и юркнула на сиденье. Смущённо поглядела на отца. Тот похлопал дочку по коленке.

— Не волнуйся, милая, я просто поговорю с Георгом, задам несколько вопросов…

— Но ты же мне обещал…

— Полин, я просто с ним поговорю. Даже никаких вопросов задавать не буду. Уверен, Георг сам мне все расскажет.

Они ехали по Носовихинскому шоссе в сторону Купавны. Осеннее солнце нещадно слепило глаза. Полина приоткрыла окно, и свежий ветер взъерошил волосы девушки.

— Полька, закрыла бы ты его лучше! Вот так уши и простужают.

Девушка рассмеялась.

— Я всю жизнь от тебя это слышу, папуль.

Она посмотрела на часы.

— У меня ещё время в запасе, чтобы выпить кофе.

Алексей Петрович покачал головой.

— Опять со своим кофе. Ведь вред от него! Лучше чай пей!

— Такой крепкий, как ты приучился пить там, в Афгане?

Они рассмеялись.

Как можно смотреть в тоскливые глаза этих мальчишек и притворяться, что все будет хорошо? Ничего хорошего быть не могло. Вот он лежит, несчастный обрубок — только тело и голова. Ни ног, ни рук больше нет. И надежды тоже нет.

Эти мальчишки каждое утро ждали своего врача Полину Алексеевну Малышеву. Для них девушка была словно лучик солнца, пробивающийся сквозь тяжелые тучи. Арсений Семёнович подсмеивался над своей ученицей, говоря, что той надо было учиться на военного психолога.

— Значит, я такой никудышный хирург? — обижалась Полина.

— Да нет, Малышева, хирург ты от бога, но и дьявольски хороший психолог.

Полина подружилась с операционной медсестрой Олей, с которой они оказались соседками по подъезду

и девушки часто ходили друг к другу в гости. В сентябре, когда было ещё достаточно тепло, они ходили вместе на озеро. Иногда к ним присоединялся Денис, который и был вторым хирургом-интерном. Новая подруга не переставала нашептывать Полине, что тот к ней неравнодушен. Девушка только пожимала плечами.

— Поля, ты приглядись к нему! Он ведь с тебя глаз не сводит.

— Я ничего такого не вижу, — пожимала плечами Полина.

— Он даже за операционным столом только на тебя смотрит.

Полина хмурилась.

— Ну и что в этом хорошего, Оль? Куда хирург должен смотреть? На пациента. Вот это меня и настораживает.

— Но он такой красавчик, и тачка у него крутая!

— Это ничего не говорит о его умственных способностях. Не тачкой единой жив человек!

— Ох, Полинка, останешься ты на бобах! Тебе сколько уже лет-то?

— Пока ещё двадцать четыре. У меня ещё есть время найти своего принца.

— Кстати, нас ребята приглашают через субботу на шашлыки. Давай сходим?

Полина поморщилась, с минуту раздумывая. Ей хотелось съездить к отцу. А, ладно, можно и воскресенье съездить.

— Ладно, сходим. Надо все-таки налаживать связь с коллективом.

— Ты просто прелесть! — Оля обняла подругу.

Они стояли бок о бок на кухне. Отец мыл посуду, а Полина вытирала её насухо полотенцем.