Наташа Апрелева - А Роза упала… Дом, в котором живет месть Страница 6

Левый оскверненный флигель силами подчиненных красноармейцев был безжалостно снесен, а правый очищен и пустовал. До времени.

Фонтан приобрел вид приблизительно прежний, неудивительно: что с чугунным конем сделается? Ничего и не сделалось. Только не функционировал, естественно, фонтан, а оно и ни к чему. Буржуинские изыски.

Лишнее это.

Вот тут и появилась собственно невеста, простая девушка наичистейшего рабоче-крестьянского происхождения, папа которой честно служил Родине в ЦК Партии, чтобы без сюрпризов. Сюрпризы в представлении товарища полковника тоже считались излишними. Девушка нейтрально звалась Еленой и осваивала профессию учителя в педагогическом институте имени В. В. Куйбышева.

Под венец, а точнее, в бюро записи актов гражданского состояния невеста явилась скандально непустой, распирая тяжелым животом с маленькой фигой пупка бело-синее гороховое платье, подарок жениха. Выбеленные невестовы локоны являлись точной копией знаменитой прически кумира миллионов советских людей — Любови Орловой, тонкие полукружья бровей и трогательная рыбка ротика.

Супруга немного посуществовала сама по себе, пометала свое пышное тело по травмоопасным лестницам кружевного чугунного литья, а в положенный срок счастливо разрешилась от бремени прелестной девочкой. Полковник Старосельцев сначала вздумал на жену обидеться — ожидал всею душою сына, преемника, маленького чекистика, но при виде темноволосой и синеглазой (временно, но кто же знал?) малютки восхитился ее немладенческой красотой и ладностью и в припадке изысканности назвал ее Розой, Розочкой, Розанчиком, своим бутончиком.

Розочка подрастала, постигая в нужное время все детские умения — поднимать головку, переворачиваться, сидеть, ползать и ходить, жена Елена тоже не доставляла никаких неудобств, все так и шло.

Каким-то невероятным образом холодный ум или дьявольское везенье ни разу не подвели товарища комбрига, и он не пошел короткой страшной (или длинной страшной) дорогой своих многочисленных сослуживцев и соотечественников, братьев и сестер, а благополучно отслужил как надо военные годы в непопулярной системе СМЕРШ, чуть ли не водрузил знамя чуть не над Рейхстагом и героически вернулся с победой все в тот же светлокаменный Дом. С фонтаном и правым флигелем. Жена его, Елена, пожелавшая теперь называться Лялей, органично и незаметно превратилась в энергичную даму в трофейных шелках и опробованных молью горжетках. Вследствие какой-то неопасной бабьей хвори она более не беременела, что в принципе было семье даже и на руку — очень уж обожал отец свой душистый Розанчик, слишком уж много дел имелось помимо деторождения.

— Уфф…

— Великолепно. Значит, кроме «уф», душа моя, тебе и сказать нечего. Я, признаться, ожидал продолжительного, эмоционального отчета о фантастических оргазмах. А тут «уф»…

— Уффф!

— Ты такая интересная собеседница, дорогая!..

— Не называй меня «дорогая». Ненавижу это слово. Ну применительно к себе, конечно.

— Так, будь добра, подай мою записную книжку, пожалуйста. Я тут собираюсь записать кое-что. Слова. Запрещенные к употреблению… А то еще задушат чулком. Ненароком.

— Не! Смет! Но! — как сказала председатель совета дружины Лена Доберманова, когда ее стул густо вымазали красной краской «киноварь».

— А никто и не думал смеяться. Что ты! Я серьезен, как президент Ющенко. Нет, как Лена Доберманова в пятнах краски.

— Не надо меня называть «малыш», «драгоценная ты моя женщина» и вот еще «человечек».

— Что за человечек? «Где-то у оранжевой речки? Там сидят грустят человечки? Оттого, что слишком долго нету на-а-ас?»[9]

— Даже если мы расстаемся!..

— Емся!

— Дружба все равно остается!..

— Ется!

— Дружба остается с нами навсегда-а-а…

— Ну я-то ладно. Я семь лет в музыкальной школе солировал. А ты?

— А что я?

— Откуда знаешь эту байду?

— А это я специально разучила. Чтобы с тобой дуэтом пропеть.

— Ага.

— Ага.

— Так ты про человечка хотела.

— Есть у меня одна бывшая одноклассница, Таня Григорчук. Мы с ней не виделись лет пятьсот.

А потом она нашлась на Одноклассниках, там все находятся, кто-то раньше, кто-то позже. Как-то Таня Григорчук была в настроении поболтать и пересказала мне в подробностях историю своей любви с женатым ветеринаром.

— Ветеринаром…

— Да. В частности, она зачитывала некоторые его к ней письма — для дополнительной иллюстрации.

— О, неосторожная!

— Это почему?

— Ну а вдруг тебе бы понравился стиль, и ты бы увела ее женатого ветеринара,? С тобой ухо востро надо держать.

— Можно я продолжу?

— Хорошо, что ты спрашиваешь. Конечно, душа моя.

— Так вот, одно из писем ветеринара начиналось: «Родной мой человечек». А другое: «Драгоценная ты моя женщина».

— А третье?

— Отстань.

— Ну и ты что? В контексте Тани Потапчук.

— Григорчук.

— Прости.

— Подумала, что если, бы меня так назвали, я бы сошла сума от горя.

— Ал-ло! — сказала Юля между двумя затяжками телефонной трубке. — Алло, дочь, ну я же за рулем, что ты трезвонишь, как пьяный звонарь! Сейчас остановлюсь…

После недавнего ухода Юлиного мужа и Таниного отца Витечки: «Я стремлюсь к самоактуализации. К высшей природе раскрытия моего потенциала, Юля. Абрахам Маслоу, теория гуманистической психологии… ты должна знать… все-таки ты тоже доктор… уровень моего социального интереса к дочери не упадет»[10],— численность небольшой семьи не изменилась, изменился гендерный состав. Отпустивши Витечку прямиком в сомнительные объятия Абрахама Маслоу, Юля и Таня заимели чудную кошку породы Невская Маскарадная, голубоглазую Наташу, у которой на все было свое мнение.

Вот и сейчас Юля очень подозревала, что причина дочкиного звонка как-то связана либо с кошачьим рационом, либо еще с чем-нибудь кошачьим. Режимом дня, например.