Елена Веселая - Бриллианты Forever, или Кто не носит Tiffani Страница 6

7 января, суббота

У меня выходной. Есть время порассуждать, как вернуть утраченное. Думаю, не позвонить ли старой клиентке, у которой своя школа, где учат на телохранителей, а значит, хорошие связи с милицией. Останавливает меня только то, что о такой утрате никто не должен знать, особенно клиенты — это бросает тень на магазин. Да и будет ли ей приятно сознавать, что вещи, которые она совсем недавно мерила у нас, таскает на себе какая-то продавщица?

Пытаюсь вспомнить, как выглядела машина. Точно знаю, что не «Мерседес». Номер, конечно, не помню. Найти такую машину в Москве — все равно что отыскать волос блондинки в африканской шевелюре. Водителя тоже не помню, хоть убей. Вот и поправит свои дела за счет моей глупости.

Вчерашний визит из прошлого не прибавляет оптимизма. Снова и снова перебираю в голове подробности. Вижу себя со стороны, и хочется плакать. Бледная, волосы дыбом, из носа течет. Закон подлости — ты выглядишь особенно плохо в тот самый момент, когда отчаянно необходимо выглядеть хорошо.

Я столько лет представляла себе момент нашей встречи с Ириной — она стоит на обочине, и мой шофер обдает ее из лужи с ног до головы. Я выхожу из машины, изображаю радость узнавания, отряхиваю белой замшевой перчаткой грязь с ее не слишком нового пальто и предлагаю заехать куда-нибудь, выпить и вспомнить прошлое.

Или мы встречаемся с ее нынешним шефом на переговорах, он по селектору вызывает ее с бумагами. «Ирина? Не та ли?» — спрашиваю я. Радость узнавания. «Ты совсем не изменилась!» — говорю я. «Зато тебя не узнать», — говорит она дрогнувшим голосом, разглядывая жадным взглядом мою одежду и драгоценности.

Теперь все эти варианты в прошлом. Встреча произошла так, как произошла. И выглядела я совсем не лучшим образом. Реванша не получилось. Я все эти годы репетировала чувство превосходства, которое позволило бы мне быть снисходительной и все простить. Получилось все наоборот. Хорошо хоть она не выказала снисходительности в отношении меня.

Господи, как меня терпит Василий Федорович? Ухожу рано, прихожу поздно. В поставках мяса в морозилку бывают перебои. Количество пищи неудовлетворительно, поэтому выражение голодной скорби морду не покидает. Будь я котом, я бы с такой женщиной жить не смогла.

И это при том, что он просто ангел терпения. Я смотрю на него с особенной нежностью. Скоро, Василий, мы с тобой будем есть только сухой корм. Если, конечно, я не найду серьги. Или хотя бы деньги. Тогда можно будет сказать, что серьги просто продала.

Где взять 25 тысяч?

Так. Спокойно. Таких людей не много, но они есть. Звоню Ленке. Она — человек конкретный, охать и ахать не будет. Насчет денег — это не к ней. Ее жизнь — волшебное поле халявы, но зарплата при этом не больше моей. Если она чем и может помочь, то советом.

Рассказываю ей обо всем — и о серьгах, и об Ирине. Почему-то совпадение этих двух событий кажется мне особым цинизмом судьбы.

— Что скажешь в магазине?

— Ну, не знаю. Скажу, что серьги взяла клиентка показать мужу. У нас обычно так и делают, ничего в этом особенного нет.

— Это даст тебе неделю, — говорит она деловито и безжалостно.

Ленка считает, что лучше занимать у женщин — они потом ничего не хотят, кроме возврата денег. С мужчинами же не всегда ясно — должна ли ты им что-то еще? И если да, то ждут ли они, что ты им и долг вернешь, и за любезность заплатишь? Или если хорошо заплатишь, то можно и долг не отдавать? Еще она точно знает, что мужчин ни о чем просить нельзя — им важна свобода маневра. Вроде как они сами решили помочь, без просьб, слез и нажимов. Женщина, которая хочет добиться своего, должна быть без лишних проблем — веселая, забавная, ласковая, всем довольная. То есть мне в моем нынешнем состоянии рассчитывать не на что.

Среди моих знакомых много богатых женщин. Проблема в том, что почти все они — клиентки магазина. Попросив у них денег, я потеряю их навсегда. Мне, правда, все равно терять — не клиенток, так работу.

Звоню хозяйке школы телохранителей. Знаю ее давно, общаемся мы редко, но почему-то она испытывает ко мне доверие — я в курсе ее жизни. Подозреваю, что лишь в общих чертах, но мне и без подробностей достаточно. Особенно когда она говорит о своей работе. Сейчас главное — придумать, зачем мне нужны деньги. Правду сказать не могу.

Ольга мне рада. Я начинаю преувеличенно бодро: — Что-то вы у нас давно не были. У нас столько новостей, новые коллекции. И как раз то, что вы любите…

Я почти не рискую. Я знаю, что Ольга эту тему не поддержит. Она не равнодушна к драгоценностям, но характер ее работы диктует строгий стиль, от которого она не может отступить. «Представляете, мне люди доверяют свою жизнь, а я сижу перед ними вся в бриллиантах», — сказала мне она при первой встрече. Иногда на нее находит игривое настроение, и она беспорядочно накупает себе бантиков и цветочков. Откладывает до лучших времен. Судя по интенсивности ее работы, эти времена никогда не наступят.

Я еще несколько минут беспечно чирикаю в трубку, пока не понимаю, что Ольга с ее правоохранительной интуицией уже чувствует, что цель моего звонка — другая. Отступать некуда.

— Ольга, знаете, я, наверно, квартиру куплю. Подвернулся такой вариант — грех упускать! В доплату к моей нужно всего 25 тысяч. Вы не могли бы мне одолжить?

— Знаете, я бы с удовольствием, но у меня правило — я не даю в долг.

Я пытаюсь еще немного продержаться на светской волне, но знаю — я позорно провалилась. Ольга видит меня насквозь — у нее глазомер следователя по особо важным делам.

Ладно. Звоню другой знакомой. Когда-то мы встречались в Женеве, куда муж услал ее рожать. Познакомились на набережной Монблан, где она каждый день выгуливала свой живот. Сейчас у нее свой магазин одежды недалеко от нашего. Она меня несколько раз звала к себе работать по старой дружбе, но мне тогда настолько не хотелось никаких напоминаний о Швейцарии, что я отказалась. Ей я плету про то, что хочу, наконец, купить машину.

— Ой, ты знаешь, мне скоро ехать на закупки новой коллекции. Я всегда говорю, что наша общая проблема — вечная нехватка одного нуля в любой сумме! А ты в кредит не пробовала?

Так. Врать я, видимо, совсем не умею. Придется попробовать мужской вариант.

Я гоню от себя мысль об Алексе. При расставании он сказал мне, что я всегда могу рассчитывать на его помощь. Как будто знал, что она понадобится. Он всегда говорил мне, что одна я не проживу и что все мои потуги на самостоятельность могут осуществиться лишь при хорошо обеспеченных тылах. Одним словом, как собака на длинном поводке — когда гуляешь, кажется, что на свободе. Но за едой все равно приходишь на кухню.