Союз молодёжи - Андрей Сальников Страница 7

Вадим взглянул на часы и с ужасом обнаружил, что отсутствовал в два раза дольше, чем предполагал. Он решительно встал, приподнял Машу, пристегнул её и себя к зажиму для верёвки, надел на спину оба рюкзака и, бережно придерживая ослабевшую напарницу, медленно двинулся вверх.

Пятьдесят метров верёвки до приготовленной Вадимом берлоги показались им бесконечными. Отчаянно борясь с ветром, снегом и усталостью, они преодолели этот путь и наконец добрались до убежища.

Вадим усадил Машу на маленький штурмовой рюкзак, своим большим рюкзаком прикрыл вход в пещеру, а сам уселся на снег рядом с женой и прижался к ней как можно ближе, пытаясь передать ей хоть часть своего тепла. В берлоге, в которой из-за отсутствия ветра было гораздо теплее, чем снаружи, Маша немного пришла в себя и виноватым голосом сказала:

– Я уронила термос… – она приподняла голову и посмотрела Вадиму в глаза.

Муж успокаивающе похлопал её по плечу и иронично сказал:

– Хороший был термос. Крепкий!

Маша улыбнулась и прижалась к Вадиму.

– Чай-то, надеюсь, выпила? – ехидно спросил он и хихикнул.

– Нет, – огорчённо ответила Маша, – не успела…

– Эх ты-ы, растя-япа! – протяжно сказал Вадим и, упоённо вздохнув, добавил: – Сейчас пара глотков горячего чая нам не помешала бы.

В этот момент он вспомнил, что в кармане его куртки осталась курага. Он вдруг оживился, дёрнул молнию кармана, достал из него слипшиеся от влаги сушёные абрикосы и отлепил один.

– Курагу хочешь? – спросил Вадим и поднёс фрукт к губам Маши.

– Хочу, – ответила она и взяла в рот курагу.

Пытаясь отвлечься от истошных завываний ветра и монотонного шелеста снега снаружи берлоги, они более двух часов ели горсть сухофруктов, медленно смакуя каждый плод.

Когда курага закончилась, через узкую щель в прикрытом большим рюкзаком входе супруги заметили, что снаружи уже стемнело. Вскоре наступила ночь. С её приходом их начал донимать озноб, потому что в пещере стало почти так же холодно, как снаружи. Сначала он накатывал редкими волнами лёгкой дрожи, с которой можно было справляться усилием воли, а затем стал совершенно неконтролируемым.

Активное движение было бы лучшим средством борьбы с ознобом, но в тесных условиях это оказалось невозможным, как и желание двигаться дальше по маршруту, ведь темнота и пурга превратили бы эту затею в настоящее самоубийство. Им оставалось лишь безудержно трястись от холода, прижимаясь ближе друг к другу, и надеяться на то, что утром метель уймётся, и они, если за ночь не околеют до смерти, сумеют спуститься с горы вниз.

Вадим взглянул на часы, которые показывали почти полночь, и вдруг вспомнил пугающие слова старших товарищей, сумевших выжить однажды в ещё более суровых условиях высокогорья: «Если тебе, парень, до сих пор не довелось узнать, что такое “холодная ночёвка”, никогда не ищи с ней встреч! – без ноты иронии говорили они, сдвинув брови. – Ну, а если попался, дружок, молись! Сначала сильный озноб, который не даст мозгу ни на чём сосредоточиться. Потом потеря памяти, которая сотрёт все ближайшие воспоминания. Затем апатия, при которой станет всё равно где ты находишься и что происходит. А напоследок все процессы замедлятся и наступит освобождающий сон, в котором невозможно будет отличить галлюцинацию от реальности».

Вадим взял Машу за руку, собираясь озвучить ей слова «бывалых» товарищей, но, боясь напугать ими жену, передумал. Он нежно сжал своими холодными пальцами её дрожащую ладонь и тихо сказал:

– Я должен был предусмотреть это…

Она прижалась к Вадиму и, трясясь от холода, ответила:

– Это я виновата. Ты говорил, что не надо идти сегодня…

Он наклонился к лицу Маши и поцеловал её в щёку.

– Я люблю тебя! – тихо сказал Вадим.

– И я люблю тебя, Сурок, – еле слышно ответила Маша.

«Только бы выдержало сердце!» – промелькнуло в голове Вадима.

«Только бы не уснуть!» – подумала Маша.

С этого момента у них началась самая долгая ночь в жизни.

Глава III

На лавочке возле большого деревянного барака, прислонившись к стене, сидел седовласый старик и равнодушно смотрел в небо. Он наблюдал за медленно уползающими тёмно-синими тучами, из которых несколько часов назад валил снег, засыпая всё ущелье и окружающие его вершины. Старик опустил голову и прищурился, когда со стороны грунтовой дороги из-за кустов, ограждающих поляну с бараком, послышались голоса приближающихся людей. Он встал и, опираясь на палку, направился им навстречу.

– В альплагерь зайдём, – уставшим голосом сказал парень, – если есть кто-нибудь, в тепле заночуем…

– Хорошо, – сухо ответила девушка и, с трудом проговаривая каждое слово, добавила: – Сейчас за ночь в тёплой постели я многое бы отдала…

Парень вышел из-за кустов и испуганно отскочил назад, едва не столкнувшись с внезапно появившимся перед ним стариком. Он посмотрел на его лицо и от удивления приоткрыл рот – правый глаз седовласого деда был подбитым, а на щеке прямо под ним красовался широченный шрам.

– Егор Степанович?! – изумлённо произнёс парень и, не отрывая взгляда от его запоминающегося лица, тихо спросил: – Вы меня помните? Я Вадим…

Маша, безучастно стоящая за спиной мужа, невольно выглянула, когда поняла, что речь идёт именно о том человеке, о котором ей рассказывал Вадим по пути к ледниковому озеру. Но увидев перед собой сурового старика с пугающей внешностью, действительно похожего, как он говорил, на матёрого волка, она снова спряталась за спину своего спутника.

– Где был, Сурков? – спокойно спросил седовласый дед, не проявляя никаких эмоций, как будто они виделись с ним на прошлой неделе.

– На Союз молодёжи ходили, – растерянно ответил Вадим, озадаченный неожиданной встречей и поражённый тем, что Егор Степанович с такой лёгкостью вспомнил его спустя много лет.

– А чего невесёлые такие? – спросил старик. – Не взошли, что ли? – он пронзительно посмотрел парню в глаза и, вспомнив давнишний инцидент, произошедший с Вадимом на этой горе во время спуска по осыпи, язвительно спросил его: – Или опять отмочил там чего-нибудь?

Вадим сильно смутился и отвёл взгляд от старика.

– Вы всё помните, Егор Степанович… – произнёс он, удивляясь тому, что спустя восемь лет старик ничего не забыл, а ведь уже тогда ему было под семьдесят.

Вадим снова посмотрел на старика и виновато сказал:

– В этот раз мы «холодную ночёвку» там схватили…

Старик приподнял брови и возбуждённо выкрикнул:

– Ледоруб мне в ногу! – потом взглянул на девушку за спиной Вадима и, нахмурившись, сказал: – То-то смотрю, глаза у твоей подруги какие-то потухшие. Видать, холод в нутро к ней проник и засел там крепко. Да и ты, Сурков,