Крест на ладони - Анна и Татьяна Аксинины Страница 8

Еще одна калитка отделяла огород от двора, где бродили разномастные куры, возглавляемые рыже-пестрым петухом. На перилах крыльца сидела серая в полоску кошка и, чудом сохраняя равновесие, умывалась лапкой. «Гостей намывает», – вспомнила примету Марина.

…Выйдя на улицу, Марина на миг задохнулась от солнечного света, свежего воздуха, радостного чириканья воробьев. Все это так сильно контрастировало с обстановкой у постели умирающей женщины, которая даже не знала, что обречена! Было неловко выспрашивать Раису Никитичну – худую, изможденную, пожелтевшую, полулежащую в подушках. При виде нее Марине просто хотелось извиниться и уйти, но Тамара смотрела так жалобно, а сама больная проявила такой живой интерес, что они остались и поговорили. Оказывается, Тамара читала и обсуждала с матерью газетную статью, и сейчас Раисе Никитичне совсем не трудно было переключиться на события пятидесятилетней давности.

Новой информации было не так уж много, только кое-какие уточняющие детали: как жили Сушковы, с кем дружили. В 1952 году Рае Иванкиной было 12 лет. Она хорошо помнила директора школы, который был учителем математики и физики, и его жену, которая вела русский язык, и их маленькую дочку, которую они называли Леночкой, а бабушка – Лялей. Они все были такие вежливые, спокойные, особенно – бабушка. Никогда голоса не повысит, не крикнет на ребенка. Вот и ребенок поэтому был тихий, послушный, улыбчивый.

Марина, хотя и читала приметы ребенка, тут же задала вопрос:

– А на кого была похожа девочка?

– Не могу точно сказать, да вам это и не поможет. Ведь ребятишки израстают и меняются. Вон Томочка моя, была сильно похожа на свекровь: глаза голубые, головка белая, как одуванчик. А выросла – волосы и глаза потемнели, и нос изменился, стала на меня похожа, вот посмотрите. Тома, иди сюда!

– Что, мама? – сразу прибежала из кухни дочь. Марина и Женя послушно оглянулись на нее. Увы! Сходства между женщиной в самом соку и её иссохшей мамой было мало. Но оба кивнули разом, как по команде.

– Томочка, может, чаю гостям соберешь? – но гости решительно отказались, и Раиса Никитична продолжила.

– Я хорошо помню, что Леночка была светленькая, слегка кудрявенькая, но это еще неизвестно, какая потом стала. Может, как бабушка – голубоглазая блондинка, может, как отец – темнорусая с серыми глазами, может, как мать – кареглазая, волосы черные.

Бабушка дружила с Домниковой Марией Петровной, у той икона была, так она там тайком молилась. А тайком, чтобы у сына неприятностей не вышло, могли с работы выгнать. Елена Ивановна давала подруге медицинские и кулинарные советы, а Мария Петровна ей – сельскохозяйственные. Им, хоть и учителя были, приходилось и кур держать, и поросенка, и огород сажать. В деревне без этого – хоть с голоду помирай. Старушки часто ходили в гости друг к другу, и Леночка, конечно, знала тропинку за огородами и бабу Машу, которая сшила ей куколку. С Домниковыми они и Новый год встречали, с её сыном и дочерью.

С Рудых они не дружили, те жили далеко, за водокачкой, да и что им за компания – скотник и доярка? Но после пожара принесли какие-то вещи, целый узел, хоть и у самих лишнего не было. А дружили еще с ветеринаром дядей Сашей, он через дорогу рядом с клубом жил. Его жена, такая красивая татарочка с косами на голове, была завклубом и привлекла Галину Игнатовну в самодеятельность, она была запевалой в хоре. Тогда все праздники отмечали в клубе: сначала – собрание, доклад директора, награждение передовиков, потом – концерт самодеятельности, а вечером – танцы под баян. Дядя Саша и его жена по очереди играли. Хорошие люди были, всегда в праздник соседских ребятишек карамельками угощали. А своих детей у них не было. Они потом переехали в самый Новосибирск. Повезло дяде Саше: через родственников на ипподром устроился, – а то из деревни только в армию можно было уехать, да вот еще, как Сушковы. Рая хорошо запомнила арест Сушковых, хотя взрослые старались не вспоминать об этом.

– Когда узнали, что Леночка пропала, мать плакала, отец был очень бледный, а бабушка – самая спокойная. Стояла, выпрямившись, такая статная, в длинном пальто, на седых волосах шляпка старенькая, сверху – платок. И молча губами шевелила, молилась, наверное. Весь народ собрали и повели в лес. Искали допоздна, даже с фонарями, и на второй день – тоже. Солдат было мало, своего начальства – тоже, кто-нибудь мог найти и спрятать девочку. Да только потом была проверка всех детей, тут-то как быть? И почему вы думаете, что она жива?

«Потому, что существует крест», – подумала Марина, но ответила иначе:

– Скорее, надеемся.

Она преувеличенно благодарила Раису Никитичну, спросила разрешения опубликовать её рассказ. Измученная болезнью женщина слабо улыбнулась.

* * *

Только выходя из машины у красивого нестандартной постройки дома, Марина спохватилась:

– А какие, собственно, у Вас здесь родственники и чем они занимаются?

– У меня здесь бабушка, Татьяна Аркадьевна, и дядя, мамин брат. Бабушка сейчас на пенсии, а всю жизнь проработала в школе.

– Мне думается, что дом великоват для учительницы.

– Да, верно. Мой дедушка был директором этого совхоза, этого образцового хозяйства, – он сделал широкий жест рукой, приглашая полюбоваться, – и все, что вы здесь видите, – плоды его труда.

Татьяна Аркадьевна оказалась очень бодрой моложавой старушкой, в меру полной, аккуратно одетой и причесанной. Она сначала накормила гостей сытным обедом (Марина еле справилась с салатом и тарелкой борща, а от второго отказалась) и только после чая разрешила перейти к делу, ради которого они приехали. Журнал «Кредо» она читала в гостях у дочери. В счастливое спасение девочки она не верила, но готова была помочь поискам. Она достала целую стопку альбомов, нацепила очки, делающие её похожей на сову, и принялась за обстоятельный рассказ. Сама она не была свидетелем ареста. Ложниковы приехали в Шабалиху летом 1954 года, когда дед Евгения получил должность директора совхоза.

– Вот здесь мы в ателье снимались перед отъездом, Женечкиной маме всего 3 годика. Справа – мой брат, а слева – Владимир Петрович. Он в новом костюме, только что купленном, до него все 5 лет учебы в гимнастерке проходил.

– У него тут награды, он что, воевал?

– Да, успел, его призвали в 44-м, а в институт поступил после демобилизации. Когда мы познакомились, я была на первом курсе Пединститута, а он – на втором в Сельхозе, моя подруга училась с ним в группе. Он такой был героический, в орденах, характер очень напористый,