Сандра Браун - Алиби Страница 8

Смайлоу нажал на кнопку замка, открывающую дверь водителя, но не стал обходить машину и открывать дверцу своей спутнице. Она бы только пренебрежительно отмахнулась, если бы мужчина так поступил. Стефи села на заднее сиденье, Смайлоу уселся за руль. Когда он завел мотор и ждал удобного момента, чтобы влиться в поток машин, Стефи спросила:

— Это правда? То, что ты сказал копам, когда мы вышли?

— На данный момент у нас действительно нет ни явного мотива, ни оружия преступления, ни подозреваемого. — Он приказал полицейским молчать, когда появятся журналисты и станут задавать вопросы. Смайлоу уже назначил пресс-конференцию на одиннадцать часов вечера. Собирая журналистов в такое время, детектив рассчитал, что местные станции будут вести прямую передачу в последнем выпуске новостей и, следовательно, он довольно долго продержится на экране телевизора.

Смайлоу надоело пережидать сплошной поток машин, и он отъехал от тротуара, заслужив возмущенные сигналы вынужденных пропустить его автомобилей.

Демонстрируя ту же степень нетерпения, Стефи стянула майку через голову.

— Ладно, Смайлоу, теперь тебя никто не подслушивает. Говори. Ведь это же я.

— Я вижу, — он посмотрел на нее в зеркало заднего вида. Ни капельки не смутившись, она вынула небольшое полотенце из спортивной сумки и вытерла подмышки.

— Двое родителей, девять детей, одна ванная. В нашем доме человеку застенчивому или изнеженному пришлось бы ходить грязным и страдать запорами.

Для женщины, не признающей своего скромного происхождения, Стефи часто на него ссылалась, обычно для того, чтобы оправдать свое грубое поведение.

— Что ж, поскорее одевайся. Мы приедем через несколько минут. Хотя тебе вовсе незачем там быть. Я могу все сделать сам, — сказал Смайлоу.

— Я хочу там быть.

— Согласен, но тогда не высовывайся слишком. Я не хочу, чтобы меня арестовали по дороге.

— Ну, Рори, ты и ханжа, — нарочито кокетливо отозвалась Стефи.

— А ты кровожадное существо. Как ты так быстро учуяла свежее убийство?

— Я бегала. Пробегая мимо отеля, я увидела полицейские машины и спросила одного из парней в форме, что происходит.

— Я приказывал им не раскрывать рта.

— Я умею убеждать, у меня свои приемы. И потом, он меня узнал. Когда полицейский мне сказал, я не поверила своим ушам. Стефи надела лифчик, стянула шорты и полезла в сумку за трусиками.

— Прекрати уводить разговор в сторону. Что у тебя есть?

— Самое чистое место преступления за долгое время. Возможно, самое чистое из всех, что мне доводилось видеть.

— Серьезно? — В голосе Стефи явно послышались нотки разочарования.

— Убийца, кем бы он ни был, знал, что делает.

— Выстрелил в спину, когда Петтиджон лежал на полу. Гм.

Смайлоу снова посмотрел на нее. Стефи застегивала платье без рукавов, но сама думала явно о другом. Она смотрела в одну точку, и детективу казалось, что он видит, как работает ее умная головка.

Стефани Манделл проработала в офисе окружного прокурора чуть меньше двух лет, но уже сумела произвести впечатление — и не всегда хорошее. Некоторые считали ее настоящей стервой. У нее был ядовитый язык, и она охотно этим пользовалась. Стефи никогда не уступала в споре, что делало ее совершенно неотразимой в суде и превращало в головную боль для адвокатов защиты, но это никоим образом не улучшало ее взаимоотношений с коллегами.

Но по меньшей мере половина мужчин и, возможно, некоторые из женщин, работавшие в полицейском управлении и здании окружной прокуратуры, испытывали к ней весьма пылкие чувства. Фантастически непристойные варианты обсуждались во всех смачных подробностях за стаканчиком после работы, но так, чтобы Стефи ничего не слышала. Никому не хотелось стать ответчиком в деле о сексуальном домогательстве, возбужденном Стефани Манделл.

Если она и знала об этом тайном вожделении, то делала вид, что не знает. И не потому, что подобное могло ее беспокоить или она бы почувствовала себя неловко, услышав, какими непристойными эпитетами награждают ее мужчины. Стефани просто считала такие разговоры детской забавой, чем-то настолько глупым и банальным, что на это не стоило тратить время и силы.

Рори тайком посматривал на нее в зеркало. Стефани застегнула на талии кожаный ремень и провела руками по волосам, чтобы привести их в порядок. Его не тянуло к ней в физическом смысле слова. Ее поступки не вызывали в нем яростного, животного желания. Смайлоу только восхищался ее острым умом и амбициозностью. Эти качества напоминали ему его самого.

— Это было весьма многозначительное “гм”, Стефи. О чем ты думаешь?

— Насколько разъяренным был преступник.

— Один из моих детективов тоже так думает. Это было хладнокровное убийство. Эксперт полагает, что Петтиджон мог быть без сознания, когда в него стреляли. В любом случае он не чувствовал никакой угрозы. Убийца очень хотел его смерти.

— Если ты составишь список всех тех, кто хотел смерти Люта Петтиджона…

— У нас не найдется столько бумаги и чернил.

Она встретилась с ним взглядом в зеркале и улыбнулась:

— Верно. И что ты думаешь? Или не хочешь говорить?

— Стефи, ты же знаешь, что я никогда ничего не приношу к тебе в кабинет, пока не чувствую себя готовым к этому.

— Просто пообещай мне…

— Мейсон откроет дело и передаст его одному из помощников, — Смайлоу имел в виду окружного прокурора Монро Мейсона. — Попробуй получить его.

Но, посмотрев на нее в зеркало и увидев, каким огнем горят ее глаза, Смайлоу не сомневался, что именно этим Стефани Манделл и займется в первую очередь. Он остановил машину.

— Вот мы и приехали.

Они стояли напротив особняка Люта Петтиджона. Это грандиозное здание в престижном месте — Саут-Бэттери — сочетало в себе разные архитектурные стили. Изначально это была постройка в георгианском стиле, но после Войны за независимость ее перестроили.

Трехэтажное здание украшали глубокие двойные балконы с высокими колоннами и грациозными арками. Остроконечную крышу венчал купол. За два века здание пережило войны, спады и подъемы экономики и ураганные ветры. Выстоял особняк и в последней битве — в сражении с Лютом Петтиджоном.

Реставрация, затеянная новым хозяином и подтвержденная множеством документов, растянулась на долгие годы. Первый архитектор, наблюдавший за ходом работ, слег с нервным срывом. У второго случился сердечный приступ. Его кардиолог настоял на том, чтобы он отказался от этой работы. Третий довел реставрацию до конца, но его семейная жизнь кончилась крахом.

От изысканной чугунной решетки с выполненными по историческим стандартам фонарями до петель на задних дверях. Лют не пожалел денег ни на что, только бы о его доме говорили все в Чарлстоне.