Людмила Бояджиева - Семь цветов страсти Страница 9

— Какого черта вы каркаете у меня над ухом? Шид! — проворчал по-английски мужской голос и тут же изменил интонацию, перейдя на итальянский. — Простите… я совсем все не так делать. Прямо с самолета лег спать в этом тут. Лос-Анджелес — далеко! — Его итальянский был в зачаточном состоянии, но подвижное лицо с лихвой восполняло недостатки речи. Вита звонко расхохоталась, будто услышала потрясающую шутку. Дикси увидела, как над сидениями появляется всклокоченная голова с жесткими, выгоревшими волосами. Загорелое лицо рекламного супермена выражало растерянность. Глаза мистера Герта сонно жмурились и вдруг озадаченно округлились — он увидел Дикси.

— Ты кто? Я Ал. Алан Герт. — Он подошел и протянул ей руку.

— Можешь говорить по-английски. И нечего совать даме руку первому. Должен склониться и ждать, пока проявлю инициативу я.

— Еще чего? От вас, от дам, дождешься! Подвинься. Ты что, не встречала нормальных мужиков? — Он плюхнулся на сидение рядом с Дикси и взял ее руку. — Извини, до меня дошло: ты наша звезда — мисс Девизо. Девочка, мы должны подружиться.

Толи от его прикосновения, то ли от ноток предрешенности, прозвучавших в последнем утверждении, Дикси ударил электрический разряд. Она отдернула руку, вздрогнув от неожиданности.

— Да пойми, мне жутко нужна поддержка! Ты, наверно, в кино собаку съела, а я снимаюсь впервые. Не хочется лажануться. Старик, то есть Умберто — отличный мужик… — Ал посмотрел на Дикси в упор. — Будешь помогать мне, а?

— Смеешься! Я сама никакая актриса. Кьями подобрал меня почти на улице.

— Врешь, «Королева» — классный фильм. Правда, я сам не видел, но все болтают. А у меня только «Кэмэл», «Ринг» — это зубная паста и «Ронни» — это стиралки. Но реклама «Кэмэл» — моя «коронка», высшее достижение, «Оскар» за лучшую роль верблюда.

— Я тебя видела! Твою физиономию на фоне песков и караванов. «Я предпочитаю „Кэмэл“» Здорово! — Дикси пригляделась к парню. Только так ты еще лучше. Правда. У тебя очень выразительная мимика, ее лучше фиксировать в динамике. Кино — это твое дело.

— Не шутишь? — он подозрительно прищурился. — С тех пор, как Старик выбрал меня, мне все кажется, что это розыгрыш. Руки чешутся набить морду. Только не знаю кому.

— Ну не мне же, — Дикси потуже стянула резинкой на затылке волосы, от которых шея покрывалась испариной. — Я воспринимаю тебя очень серьезно. И даже рада. Ведь даже если я провалю роль, фильм наверняка удастся — ты и Умберто просто не могут не понравиться зрителям.

Лицо Ала стало серьезным и даже грустным. Он смотрел на Дикси, словно некогда хорошо знал ее, но давно не видел.

— Совсем заспанная детка. Ресницы как у куклы, а губы… губы… — Он нежно коснулся пальцем губ Дикси. — Крупинка кофе прилипла. А знаешь…. - он наморщил лоб и почесал затылок, — знаешь, я думаю — нам лучше начать все сразу — работу, дружбу, любовь…

Прежде, чем Дикси сообразила, что случилось — произошло нечто чрезвычайно важное — она получила самый волнующий поцелуй в своей жизни. Быстрый язык, едва проник в ее приоткрывшийся рот. Горячие сухие губы, словно сделали жадный глоток, отведав желанный напиток и сообщили: «Это я — тот самый, которого ты ждала».

Дикси откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза, проверяя на вкус полученный дар. Хотелось понять, чем отличается прикосновение Ала от всех других, известных ей. Но ощущение не поддавалось анализу и определялось одним словом: потрясающе.

— Потрясающе! Просто удивительно, что мы сидим где — то в непроходимых джунглях и будем сниматься у самого Кьями! — попыталась она скрыть смущение и строго посмотрела на парня: — А ты шустрый!

— Вспыхиваю как порох! Просто балдею от всего этого. — Ал провел ладонью по ее груди, обтянутой тонким трикотажем, чуть задержавшись на выделившихся вдруг сосках. Дикси встрепенулась:

— Все возвращаются! Убери руки!

До сих пор они находились в автобусе одни, не считая шофера, дремавшего за стеклянной перегородкой. Вита разливала кофе коллегам, разморенным жарой и сонливостью в зеленой тени дерева. Но вот прозвучала команда и люди неохотно потянулись к автобусу, отбрасывая окурки и дожевывая бутерброды.

Дикси инстинктивно одернула майку и внезапно залившись горячим румянцем, опустила глаза. Произошло нечто важное, сугубо интимное, то, что она считала невозможным демонстрировать окружающим: едва знакомый парень до головокружения волновал ее.

— Ну нет, малышка, мы не станем прятаться, — Ал обнял ее за плечи. — Я знаю что ты свободна — это сразу чувствуется. Мне тоже бояться некого. И вообще, может я уже репетирую? — Он снова прильнул к губам девушки, вдавливая ее затылок в бархатный подголовник. Внутри у Дикси что — то оборвалось — она полетела в звенящую, мерцающую искрами бездну, чувствуя, что никогда уже не будет прежней…

— Браво, детки, браво! — в проходе стоял Умберто, поправляя очки, соскальзывающие с потного носа. Затем он промокнул лоб большим смятым носовым платком и спрятал его в карман, неторопливо ожидая, пока его герои не разомкнут объятья. — Вижу, вас уже не надо знакомить. Начало хорошее. Кажется, дело у нас пойдет на лад Умберто с улыбкой посмотрел на пылающую Дикси.

— Ты хорошо запомнила, детка, как это было? Ну, как смотрел, прикасался, дышал? Ничего не упускай, все собирай в свою актерскую копилку. Знаешь, ведь эти вещи дорого стоят… — Он потрепал Ала по плечу:

— И что это тебе все с зубной пастой или со стиральным порошком снимают, ума не приложу.

Умберто был несказанно рад: в потемневших глазах девушки, в бесстыдной жадности парня, Старик увидел естественность чуда, то таинственное могущество бытия, о котором думал только что, созерцая с холма буйство тропической природы. Теперь он наверняка знал, что ему опять повезло — судьба дала своему любимчику шанс пропеть на пороге семидесятилетия «лебединую песню».

5

Уже в полдень Дикси целиком принадлежала Алану. Душевые кабины выстроились в ряд прямо на траве против жилых фургончиков. Закрыв глаза, Дикси блаженствовала под водяными струями. Он вошел совершенно обнаженный и, ни слова не говоря, прильнул к мокрой девушке. Ее спина прижалась к ребристому пластику, вниз живота, упорно ища вход, тыкалось нечто твердое и горячее, а сверху, разбиваясь о загорелые плечи парня, падали водяные струи. Захватив ладонями ягодицы девушки, Ал слегка приподнял ее, Дикси сцепила на крепкой шее руки и обвила ногами узкие бедра с яркой незагорелой полоской на бронзовой коже. Тонкие перегородки кабины вздрагивали от ритмичных ударов, шумела вода, ослепительно сияло стоящее прямо над головами огненное солнце… Стоны совокупляющихся оказались настолько громкими, что у фургончиков насторожились распаковывающие багаж люди.