Мой темный Ромео - Паркер С. Хантингтон Страница 10

Мы были сдержанными, расчетливыми, прагматичными и равнодушными к общественным ожиданиям. И его, и мои родители подталкивали нас к браку. И они пойдут на все, чтобы привести нас к алтарю с будущими матерями их внуков.

Но на этом наши сходства заканчивались.

В отличие от Зака, у меня во всем теле не было ни единого нерва. Не говоря уже о приверженности принципам, которую я и вовсе считал таким же мифом, как русалок. Я совершал ужасные поступки и все равно спал по ночам как младенец.

Зак, напротив, был по-настоящему порядочным человеком. Но это не имело особого значения, потому что он с трудом выносил девяносто девять процентов населения из-за отсутствия у тех достаточно развитого интеллекта.

– Итак. – Зак не отрывал глаз от экрана. – Думаешь, у тебя проснется совесть, и ты дашь бедной девочке свободу?

Я опустил ноги на пол, уперся локтями в колени и прижал ладони к глазам.

– Нет.

– Почему нет?

Тому был миллион причин, но значение имела только одна.

– Потому что она принадлежала Мэдисону, а он не заслуживает ничего хорошего в жизни.

– Значит, она хороша.

– Я сказал «хороша»? Имел в виду невыносима.

– Какая высокая похвала.

– В случае с ней, «невыносимая» – это и впрямь похвала. Эта женщина даже монаха смогла бы довести до убийства.

– Любопытно. – Зак вовсе не считал это любопытным. Он вообще не считал ничего, кроме денег, технологий и искусства, ни капли впечатляющим. – Я еще ни разу не слышал, чтобы ты так пылко отзывался о женщине после Мо…

– Не произноси ее имя. В любом случае мы с Дублин[12] будем женаты только на бумаге.

Я убеждал в этом Зака или самого себя?

– Дублин, да? – Он оторвался от экрана и состроил жалостливый взгляд. – Не стоит недооценивать силу бумаги. Из этой хрени делают деньги.

– Двадцать пять процентов льна. Семьдесят пять процентов хлопка, – поправил я. Впрочем, он и сам это знал.

– Тогда чеки. Что тебе о ней известно?

Почти ничего.

После вчерашнего вечера ничто, мягко говоря, не возбудило во мне любопытство.

Соблазнить ее оказалось проще, чем отнять конфету у ребенка. По иронии, не думаю, что возможно отнять конфету у самой Даллас, не лишившись при этом руки.

– Она красивая, взбалмошная и скорее съест собственные глаза, чем выйдет за меня.

Зак отсалютовал мне бутылкой минеральной воды.

– Сделаю попкорн.

– Не стоит так зазнаваться. Ты следующий в очереди.

– Но очередь-то длинная. – Он принялся щелкать мышкой, уже переключившись с разговора на работу. – А я прекрасно умею тянуть время.

Глава 5

= Ромео =

День тянулся, словно ночной кошмар. В мучительном темпе. Зак без конца проводил телефонные конференции по поводу предстоящего недружественного поглощения. Оливер занимал себя скачками и оральным сексом – возможно, одновременно.

А я тем временем с жадностью проглотил куриную грудку с брюссельской капустой, смыл оставшийся горький привкус цикорием и запасся жевательной резинкой, потребовав от консьержа жвачку марки Mastika[13].

Когда откладывать неизбежное еще дольше стало невозможно, я вышел из отеля и купил кольцо для отравы моего существования. Крайне важно, чтобы Даллас носила кольцо как минимум втрое больше того, что преподнес ей бывший жених.

Это не имело никакого отношения к ней, а было всецело призвано вызвать у Мэдисона желание выколоть себе глаза, когда она покажет его на публике.

А даже если кольцо окажется слишком тяжелым для ее изящных пальцев, ей придется справляться. Все равно она не использовала их для настоящего труда.

Я слышал, какие ходили слухи.

Моя будущая жена была чрезвычайно, общеизвестно, несравненно ленива.

Пока менеджер магазина списывал с моей безлимитной карты два миллиона вместе с прилагающейся солидной страховкой, телефон завибрировал от входящего звонка.

Мама.

Я нажал кнопку приема вызова, но не удостоил мать словами.

– Ну что? – требовательно спросил вместо нее Ромео Коста-старший. – Как идут дела?

Отец, по своему обыкновению, ничего не знал о том, о чем половина интернета уже сочиняла мемы.

Весьма печально, если не сказать неловко, что я стал звездой социальных сетей из-за того, что опорочил честь молодой женщины на балу дебютанток. Собственно говоря, я прожил тридцать один год, ни разу себя не запятнав, к большому удовлетворению Министерства обороны.

Я подарил Даллас Таунсенд свой первый скандал, а она мне – свое будущее. Такой обмен казался мне несправедливым и ознаменовал первый в моей взрослой жизни раз, когда я оказался в проигрыше.

А все из-за девчонки, которая запрыгнула бы в белый фургон к незнакомцу, чтобы получить конфетку.

– Чапел-Фолз – приятный городок. – Я выхватил бирюзовый пакетик из рук продавца-консультанта и вышел на тротуар. – Как там ваши делишки?

– Ромео, бог ты мой. – На том конце провода отчетливо послышался полный ужаса голос. Не сомневаюсь, что сейчас мама сжимала в руках жемчуга, служившие ее визитной карточкой. – Я отправляла тебя в Школу друзей Сидвелла, Массачусетский технологический институт и Гарвард не для того, чтобы ты набрался отвратительного южного жаргона.

– А еще ты отправляла меня в Школу друзей Сидвелла, Массачусетский технологический институт и Гарвард не для того, чтобы я стал простым финансовым директором в компании твоего мужа, но вот пожалуйста. – Мы все знали, что я заслуживаю должность исполнительного директора, которую в настоящий момент занимала еще одна отрава моего существования – Брюс Эдвардс.

Отец пропустил мое замечание мимо ушей.

– Ты нашел себе невесту? Не забывай, Ромео: не будет невесты – не будет и компании.

А. Вот и суть моей жизненно важной проблемы.

Главная причина, по которой я и оказался в этой влажной клоаке.

В идеале я бы просто опорочил девчонку Таунсенд и отправил Мэдисону в качестве сувенира фотографии ее девственной крови на моих простынях из египетского хлопка.

Но вышло так, что ранее на этой неделе родители выдвинули мне ультиматум: либо я найду невесту и остепенюсь, либо должность генерального директора достанется Брюсу Эдвардсу.

Брюс был побочным результатом престижного массачусетского воспитания. Девять лет в академии Милтона, четыре – в академии Филипс Андовер и две ученые степени в Гарварде.

Они с Ромео-старшим, с разницей в восемнадцать лет, жили вместе в общежитии Уинтропского Дома. Оба состояли в мужском клубе при Гарвардском университете, в котором старший выступал в роли наставника Брюса.

Хотя в никчемных жилах Брюса не текло ни капли крови Коста, что служило оскорблением многовековых протекционистских традиций