Седьмая вода - Галина Валентиновна Чередий Страница 25

Я сжала кулаки и нарочно прикусила и без того обветренную губу. Боль и солоноватый привкус крови привели меня в чувство. Да и пусть себе говорит, что хочет, даже и попытается поглумиться, как раньше! Мне главное — для себя подвести черту под прошлым, освободиться. Нам, скорее всего, предстоит сталкиваться каждый день, и я не собираюсь из-за этого подсаживаться на успокоительное. В конце-то концов, мы оба уже совершенно взрослые люди. Я стала другой, он изменился, и только реакции все те же, как будто подверглись длительной консервации. Значит, будем вскрывать эти консервы. Разговору быть, и если выяснится, что Арсений так и не сумел повзрослеть, то это его проблемы, но ему придется смириться с тем, что я уже не та Васька, в чью жизнь он может вламываться без стука и вести себя по-хозяйски.

Я, пытаясь достичь внутреннего равновесия, еще несколько часов бродила по родному городу, отмечая, насколько он изменился. Повсюду на месте прежних домишек с белыми глухими заборами, как грибы мутанты, повырастали многоэтажные гостевые дома разной степени готовности, меняя внешность знакомых улочек почти до неузнаваемости. Было немного жаль, что город теряет свой неповторимый шарм, обращаясь в один сплошной конвейер для приема бесконечной череды жаждущих моря и солнца туристов. Прогулка проветрила, конечно, мозги, но, однако же, Кирюше я так и не позвонила, подумав, что буду решать по одной проблеме за раз. И сегодняшней я назначила объяснение с Арсением. Впрочем, как построить или хотя бы начать разговор, я так и не придумала. Ну, будем надеяться, что оно как-то само пойдет, а начав, я уж точно донесу до Арсения, что считаю нужным, хочет он этого или нет. Его ведь никогда не останавливало мое нежелание слушать все, что сыпалось из его рта. Так что переживет как-нибудь.

Войдя во двор, я нос к носу столкнулась с крепким молодым человеком в синей спецовке, который нес мягкий стул из дома в гараж. Данный предмет мебели был прекрасно узнаваем, так как являлся частью гарнитура из святая святых — кабинета Максима Григорьевича. Заглянув в гараж, я увидела там письменный стол и шкаф, сиротливо приткнувшиеся у дальней стены. Оказавшись в доме, я застала там человек шесть грузчиков и самого хозяина выдворяемой мебели. Максим Григорьевич отдавал приказы, они же их исполняли без лишней суеты. Большая светлая комната, бывшая его кабинетом сколько мы тут жили, теперь удивляла пустотой и неожиданной просторностью.

— А, Васенька, ты вернулась! — бледно улыбнулся мужчина. — А у нас тут вот. Пошумим немного. Ничего?

— Да ничего, конечно, — недоуменно ответила я, озираясь. — А что тут, собственно, происходит?

— Да скоро же Мариночку из больницы забирать, а ей первое время кровать специальная нужна будет и уход особый. Да и передвигаться может быть тяжело, когда ходить начнет. Вот я и решил, что организую тут нам комнату, на первом этаже.

— В смысле — вам?

— Сейчас быстро стены освежим, а завтра кровать привезут. Вот тут поставим. А мне кушетку здесь, — мужчина указал на место в ногах маминой предполагаемой кровати. — Буду все время рядом.

— Вы же это не серьезно? — пораженно посмотрела я на него.

— Почему? — Максим Григорьевич обиженно нахмурился.

— Потому что доктор сказал, что мамино выздоровление может занять месяцы!

— И что с того?

— Боже… ее надо будет кормить, мыть, делать с ней упражнения и массаж, некоторые процедуры… да столько всего! — перечислила я все, что запомнила из разговора с Тимуром Вадимовичем.

— Василиса, я бывший боевой офицер. Поверь, я знаю, как нужно ухаживать за кем-то, кто не в состоянии передвигаться. А массаж и все остальное я смогу освоить. — Вот сейчас в его голосе прозвучали прежние волевые нотки, призванные внушить всем окружающим, что они могут положиться на этого мужчину, и он не подведет.

— Но вам нужно будет отдыхать и ходить на работу! — Что это со мной? Голос задрожал, и неожиданно стало больно от понимания, что не особо я кому-то тут и нужна. Ну а с другой стороны… это ведь я уехала, сбежала, никому ничего не объясняя, и практически вычеркнула их из своей жизни. Почему же удивляюсь, что они привыкли жить без меня и прекрасно обходиться своими силами.

— Вот тут рядом и буду отдыхать. А с делами пока и Арсений прекрасно справится. Вообще, думаю, пора ему все передавать, я на фирме уже и без надобности, только место занимаю, — не замечая моих переживаний, ответил Максим Григорьевич.

— Нет, все же я считаю, что это неправильно! — возразила я, ища аргументы, а честнее будет сказать — придумывая их.

— Ты считаешь, что я не справлюсь? — Вот теперь, похоже, я умудрилась еще и обидеть его.

— Конечно, справимся, но не вы, а мы вместе! — нашлась я. — Я остаюсь тут столько, сколько потребуется.

— Василиса, я прекрасно понимаю, что переживаешь, но у тебя своя жизнь… — А сейчас захотелось действительно заплакать, как будто мне вежливо указали на дверь.

— Нет, не понимаете! Я никуда уезжать не собираюсь, пока маму не поднимем, — я сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони, потому что едва не сорвалась на крик.

— Послушай, девочка, у мамы есть я, и тебе не обязательно приносить все в жертву. — Максим Григорьевич шагнул ко мне и как-то неуверенно положил ладонь на плечо.

— Нет, обязательно. И нет никаких жертв. Я так хочу.

— Ты просто не доверяешь? Думаешь, не справлюсь? В этом причина?

— Да нет же! Я, безусловно, верю в ваши силы и желание, но есть вещи… интимные. Которые я, допустим, не хотела бы, чтобы для меня делал мой мужчина… муж. По крайней мере, я бы на ее месте постоянно бы чувствовала себя неловко. Понимаете?

И это была чистая правда. Мне казалось, что мама бы со стыда сгорела, если бы Максиму Григорьевичу пришлось подмывать ее и менять пресловутые подгузники. А без этого не обойтись, доктор мне все объяснил. Хотя, может, я просто не понимаю степени близости возможной между людьми, давно живущими вместе, и напрасно лезу тут со своими домыслами.

— Я считаю, Василиса права, — раздался прямо за спиной голос Арсения, и я вздрогнула так сильно, что это наверняка не ускользнуло от его глаз. Тут же разозлилась на себя за эту не поддающуюся контролю реакцию.

— Но дело не только в этом, — продолжил он, подходя так близко, что я ощущала его дыхание, щекочущее