Любовь в холодном климате - Нэнси Митфорд Страница 29

– Я ее ненавижу, – вздохнула Полли, целуя меня на прощание. – Ненавижу и хочу, чтобы она умерла. О Фанни, как тебе повезло, что тебя воспитывала не твоя родная мать, – ты и представить себе не можешь, какие это могут быть ужасные отношения.

– Бедная Полли, – чуть не плача пробормотала я. – Как грустно. Но ведь когда ты была маленькой, это не было ужасно?

– Всегда, всегда было ужасно. Я всегда ненавидела ее всей душой.

Я не поверила.

– Она ведь не все время такая?

– Теперь уже часто. Лучше беги со всех ног, дорогая, а то опять попадешься. Я очень скоро позвоню…

11

Я вышла замуж в начале рождественских каникул. Вернувшись после медового месяца, мы с Альфредом поехали погостить в Алконли, в ожидании пока будет готов наш домик в Оксфорде. Это было очень удобно, так как Альфред мог каждый день ездить оттуда в Оксфорд на работу, а я, находясь поблизости от нашего будущего жилища, имела возможность присматривать за его отделкой. Но, хотя Алконли с младенчества был мне вторым домом, я не без опасений приняла приглашение тети Сэди привезти туда моего мужа на некоторое время в самом начале нашей супружеской жизни. Симпатии и антипатии дяди Мэттью были известны своей необузданностью, преобладанием последних над первыми и тем фактом, что он никогда не делал ни малейшей попытки скрыть их от объекта. Я видела, что он уже предубежден против бедного Альфреда. В семье давно смирились с тем, что меня дядя Мэттью терпеть не мог. Более того, он также ненавидел новых людей, мужчин, которые женились на его родственницах, ненавидел и презирал тех, кто не увлекался охотой и другими кровавыми забавами. Я чувствовала, что Альфред вряд ли придется ко двору еще и потому, что в довершение ко всем недостаткам «парень читает книги».

Правда, то же самое происходило и с Дэви, когда он, помолвленный с тетей Эмили, впервые появился на арене событий, но дядя Мэттью с самого начала проникся к Дэви безрассудной симпатией, и не было никаких надежд, что такое чудо может повториться. Мои страхи, однако, оказались преувеличенными. Видимо, тетя Сэди перед нашим приездом сделала дяде строгое внушение, а я тем временем, как могла, обрабатывала Альфреда. Я заставила его подстричь волосы, как у гвардейца, объяснила, что, если ему вздумается почитать, он должен делать это только в уединении своей спальни, и особо настоятельно посоветовала соблюдать великую пунктуальность, спускаясь к трапезе. Дядя Мэттью, сообщила я, любит собирать нас всех в столовой по меньшей мере за пять минут до того, как кушанье готово. «Идемте, – говорил он, – мы посидим и подождем». И семья сидела и ждала, прижимая к груди горячие тарелки (тетя Сэди однажды по рассеянности поступила так с тарелкой артишокового супа), устремив взгляды на дверь буфетной.

Я постаралась растолковать все это Альфреду, который слушал терпеливо, хотя и непонимающе. Я также постаралась подготовить его к дядиным приступам гнева, так что совершенно без надобности вогнала беднягу в панику.

– Давай поедем в отель, – повторял он.

– Может, все будет не так уж плохо, – с сомнением отвечала я.

В итоге это и впрямь оказалось совсем неплохо. Дело в том, что ужасная и всем известная ненависть дяди Мэттью ко мне, которая началась, когда я была ребенком и отбрасывала тень страха на все мое детство, стала теперь скорее легендой, чем реальностью. Я была таким привычным членом его семьи, а он таким записным консерватором, что эта ненависть, наряду с той, что он раньше питал к груму Джошу и другим разнообразным приближенным, не только утратила свою силу, но, я думаю, с течением лет фактически превратилась в любовь. При этом такое теплое чувство, как обычная родственная привязанность, было, конечно, чуждо его опыту. Как бы там ни было, он явно не имел желания отравлять начало моей семейной жизни и прилагал весьма трогательные усилия, скрывая раздражение, которое вызывали в нем недостатки Альфреда: его недостойная мужчины некомпетентность в обращении с автомобилем, нечеткость в обращении со временем и фатальная склонность ронять на скатерть джем за завтраком. Благодаря тому, что Альфред уезжал в Оксфорд в девять часов и возвращался только к ужину, а время с субботы до понедельника мы проводили в Кенте, у тети Эмили, наше пребывание в Алконли было вполне терпимым для дяди Мэттью и, к слову сказать, для самого Альфреда, который не разделял моего безоговорочного обожания всех членов семьи Рэдлетт.

Мальчики Рэдлеттов вернулись в свои школы, а моя кузина Линда, которую я любила больше всех на свете после Альфреда, теперь жила в Лондоне и ждала ребенка. Но, хотя Алконли без нее уже никогда не казался таким, как прежде, дома были Джесси и Виктория (никто из рэдлеттовских девочек в школу не ходил), поэтому комнаты, как обычно, оглашались криком, воплями и дурацким визгом. В Алконли всегда звучала какая-нибудь расхожая шутка. Сейчас это были заголовки из газеты «Дейли экспресс», которые дети переделали в песенку и весь день нараспев твердили друг другу.

Джесси: «Долгая агония в шахте лифта».

Виктория: «Медленно задавлен насмерть в лифте».

Тетя Сэди очень сердилась, говоря, что они уже достаточно взрослые, чтобы быть такими бессердечными, что это ни капельки не смешно, а только скучно и отвратительно, и настрого запретила им это петь. Тогда они стали выстукивать песенку друг другу на дверях, под обеденным столом, цокали в такт языками или хлопали ресницами, захлебываясь при этом бесстыжим хихиканьем. Я видела, что Альфред считает их ужасно глупыми, и он с трудом сдержал возмущение, узнав, что они не делают никаких уроков.

– Благодарю небеса за твою тетю Эмили, – сказал он. – Я бы никогда не смог жениться на безграмотной.

Конечно, я тоже больше, чем когда-либо, благодарила небеса за дорогую тетю Эмили, но в то же время Джесси и Виктория так сильно меня смешили и я так их любила, что не могла желать, чтобы они были какими-то другими. Не успела я переехать к ним в дом, как они потащили меня в свое тайное место встреч – бельевой чулан достов[48] и стали расспрашивать про ЭТО.

– Линда говорит, оно разочаровывает, – сказала Джесси, – и ничего удивительного, ведь речь идет о Тони.

– Но Луиза сказала, что, когда привыкнешь, это абсолютное, абсолютное, абсолютное наслаждение, – подхватила Виктория, – и тут мы удивились, ведь речь идет о Джоне.

– Что