Родственные души в Сеуле - Сьюзан Ли Страница 40

У меня вспыхивают щеки.

– Знаю, вышло не очень хорошо… – бормочу я.

– Это невероятно, – произносит она почти шепотом. – Как будто ты сфотографировал меня и отредактировал в Facetune, чтобы скрыть недостатки, а затем наложил на фото фильтр.

Я понятия не имею, о чем она говорит, но, наверное, рисунок ей понравился. Я забираю у нее альбом. Не открываю больше ни одного листа с ее портретами, которые я успел нарисовать. Их накопилось уже довольно много, и мне не хочется ее пугать.

– Ты прямо идеальная модель. Надеюсь, когда-нибудь мне все-таки удастся запечатлеть тебя достойно. – Лицо у меня горит от неловкости. Я понимаю, как слащаво, должно быть, звучат мои оправдания. – Знаешь, я ведь только учусь. Художник из меня пока еще никакой, – говорю я.

– Не смей так говорить! Знаю, это так по-корейски, эта необычайная сдержанность, не позволяющая человеку радоваться своим успехам. Да твои эскизы просто великолепны! Я и не догадывалась, что ты хочешь этим заниматься и уже многого достиг. Хотя, если подумать, ты всегда любил рисовать разные фигурки на салфетках.

– Да, это весело. У меня давно не было времени на рисование, да и вдохновения не хватало. А сейчас дома я с удовольствием этим занимаюсь, – говорю я.

Ханна прикусывает нижнюю губу, пытаясь скрыть улыбку. Кажется, ей нравится, что я называю Сан-Диего «домом».

– Слушай, давай сфотографируем несколько скульптур, а ты их потом нарисуешь. Подойди поближе и постарайся снять те детали, которые не видны на фотографиях в Google Images.

– Хорошая идея. А потом заедем за яблочными пирогами.

– Да, круто. И привезем их домой. Думаю, лучше покупать их в Moms Pie House, чем в Julian Pie Company. Я точно знаю, что там внимательно относятся к проблеме перекрестной аллергии. Скажи, ну так, на всякий случай, как твой организм теперь реагирует на аллергены? – Она задает правильные вопросы, и я клянусь, это самая сексуальная вещь, которую я когда-либо слышал.

– Мне по-прежнему приходится остерегаться орехов, но лечение помогает уменьшить последствия. Да и особо серьезных осложнений, по правде говоря, у меня давно не наблюдалось, – объясняю я.

Она кивает.

– Это хорошо. Тогда мы купим, помимо пирогов, еще и карамельные яблоки. Съедим их дома, все вместе. Но прежде чем мы уедем, нам нужно сфотографироваться. – Она хватает меня за руку и тянет к гигантской скульптуре змеи. Кажется, змея зарылась в песок, из которого торчат только ее голова и хвост. Мы стоим в нескольких футах от скульптуры, чтобы она попала в кадр. Ханна держит телефон на вытянутой руке, а я обнимаю ее за талию. Мне нравится ощущать ее маленькое тело рядом. Она просто… подходит мне.

– Улыбнись, – говорит она и делает несколько снимков. Мы смотрим на экран, с которого на нас смотрят два счастливых человека. Она прячет телефон обратно в карман.

– Ты ведь не собираешься это опубликовать? – спрашиваю я.

– Нет, это только для нас, – говорит она, направляясь к машине.

Только для нас. Не для того, чтобы Нейт ревновал. Не для того, чтобы порадовать наши семьи. Фотография, запечатлевшая нас с Ханой в счастливый день нашей жизни, предназначена только для нас…

Я вздыхаю и смотрю, как она уходит.

Она оглядывается и кричит:

– Ты идешь?

Я киваю и улыбаюсь. Хочу, чтобы таких счастливых дней с Ханной у меня было больше.

– Иду! – кричу я в ответ.

В кармане у меня гудит телефон. Смотрю на экран, определитель номера отображает имя Хэ Джин. Интересно, что я сделал не так на этот раз?

Нажимаю «Отклонить». Не сейчас. Она не сможет испортить мне этот день.

Я кладу телефон в карман и иду догонять Ханну.

Подхожу совсем близко и слышу, что она говорит с кем-то по телефону. И говорит ничуть не весело:

– Я знала, что ты именно так и поступишь. Знаешь что? Мне уже все равно. Теперь это не имеет значения. Не приезжай.

Я замедляю шаг, хотя сердце так и рвется к ней. Хочу утешить Ханну, порвать на кусочки ее собеседника, который ее злит, нет, походу, просто огорчает. Тому, кто не знает Ханну, в эту минуту может показаться, что она сердится. А мне в ее интонации и словах слышится что-то до боли знакомое. Ее слова похожи на те, что она сказала мне три года назад. Она с кем-то расстается.

– Я не хочу об этом говорить, папа. И в Сингапур я ехать не собираюсь. Просто оставайся там и занимайся своими делами, и все такое. Хотя именно ты всегда твердил нам, что лето – это семейное время. На самом деле мне всегда было плевать, вернешься ты домой или нет, – резко говорит она в трубку.

Боже, как она мне нравится, когда вот так отчитывает кого-то, бросает слова, которые причинят боль. Отталкивает.

– Папа, я занята. Мне нужно идти. – Она вешает трубку и опускает голову. Я останавливаюсь позади нее.

– Ханна, что случилось? – Я легонько касаюсь ее руки.

Она чуть не подпрыгивает от неожиданности или удивления, но не оборачивается и не смотрит на меня.

Я подхожу совсем близко, обхватываю ее сзади руками, пытаюсь хоть немного утешить. Она дрожит.

– Он не вернется домой, – говорит она, тихо всхлипывая на последнем слове.

– Мне жаль, Ханна. – Я не знаю, что еще сказать.

Она наклоняется ко мне, и я прижимаю ее немного крепче, давая понять, что я рядом.

Но внезапно она отстраняется и поворачивается ко мне.

– Не так уж это и важно теперь. Честно говоря, мне уже все равно. Его давно нет в моей жизни. Поехали. Уже поздно, а нам предстоит сделать этот дурацкий крюк в Джулиан. Я не хочу застрять и спускаться с горы в темноте, – говорит она, садясь в машину.

Что она увидит, когда найдет в телефоне сегодняшние фотографии? Вспомнит ли она счастливые минуты этого дня? Или они напомнят лишь о том, что ее огорчило?

Я тут же решаю, что пришла моя очередь сделать это лето лучшим для Ханны, и именно это я и собираюсь сделать.

Глава 14

Ханна

Мне нужен кофе. И пончик. Или, на худой конец, бублик. Если я смогу улизнуть до того, как мама начнет готовить завтрак, она не будет винить меня за эту покупку и ворчать, мол, следует есть то, что она приготовит. Ну, то есть она непременно обвинит меня, но будет слишком поздно.

Сразу после завтрака мы должны отправиться на Мишн Бэй на пикник и фейерверк в честь Четвертого июля. В Сан-Диего, если вы не найдете место заранее и не будете заявлять о своих правах на него целый день,