Почти прекрасны - Джейми Макгвайр Страница 50

– Надеюсь, она услышит! – завопила Америка. – Кто-то должен сказать ей! Ее дети маленькие монстры! Дрянные детишки! – прокричала она, направляясь к моей квартире. – Передайте вашей мамочке, что общественный бассейн – это не чертова песочница! – Она указала на одного из мальчишек: – А тебе не мешало бы подстричься! – Потом на другого: – А тебе нужно поставить скобы! Господи, да я бы умерла со стыда, будь у меня орава таких несносных паршивцев! Знаете, почему ваша мать сейчас не с вами? Она сидит дома, прячется ото всех, потому что сгорает от стыда из-за отсутствия вашего воспитания!

– Черт побери, Америка, ты с ума сошла. Идем! Идем быстрее! – приказала я.

Мальчишки Бекеры захохотали над реакцией Америки.

– У меня будут только дочери и с прекрасными манерами! – сказала она, указывая в разные стороны. Выглядела она обезумевшей.

– Ты только что прокляла себя, – сказала я, пока мы шли в мою квартиру. – Теперь тебе суждено родить толпу непослушных мальчишек.

– Ничего подобного. Девочки-близняшки в девственно-белых платьях, которые сумеют поставить на место мальчишек вроде Бекеров.

Из переулка между зданиями вышел Финч, весь в сияющих на солнце белых одеждах.

– Девчонки, вы такие… потные. И запыхавшиеся.

Америка распахнула объятия.

– А ты, похоже, нуждаешься в обнимашках.

Он слегка опустил солнечные очки и невозмутимо посмотрел на нее.

– Это «Гуччи». Даже не смей. – Он поправил очки. – Эбби, можешь зайти ко мне?

Он махнул мне рукой.

– Одной?

Я видела, что Америка пыталась скрыть обиду, но выражение на лице выдавало ее.

– Ты… не должна кое-что слышать.

– Значит, Финчу можно, а мне нет?

– Он ничего не знает. Я просто попросила его поговорить с Адамом за Трэвиса.

– Так почему мне нельзя пойти? Ты же знаешь, я ничего не расскажу.

Я осмотрелась по сторонам.

– Мерик, не в этом дело. Я пытаюсь тебя защитить.

– А не Финча? – спросила она, будто я не убедила ее.

– Как я и сказала, он ничего не знает, и так будет лучше. Прошу, доверься мне.

Она поджала губы.

– Отлично. Подожду тебя в квартире. Но… – Она заговорила тише и подалась вперед, опуская солнечные очки: – Ты тоже была в подвале, Эбби. И это меня очень пугает. Ты с кем-нибудь разговаривала об этом? Такое не может пройти бесследно.

– Сама знаешь, что я не могу.

– А как насчет конфиденциальности «пациент – врач»?

– Если совершено преступление, они обязаны сообщить. Я говорила об этом с Трэвисом, но обожаю тебя за то, что заботишься обо мне, – сказала я.

Америка поправила очки на переносице и, развернувшись, направилась к дому. Чем дальше она уходила, тем больше я чувствовала себя виноватой.

Я подошла к Финчу, стоявшему в тени дерева. На его лбу проступили капли пота.

– Мне нравится, как мы все притворяемся, что ничего не знаем, но на самом деле знаем, что происходит, – сказал он в полубреду.

– Ты не знаешь, Финч. Правда. Что сказал Адам?

– Все улажено. Когда и где ты просила. Он в деле.

– И как он себя вел? Нервничал?

– Очень, но просил кое-что тебе передать.

– Что?

– Что он прикроет спину Бешеного Пса.

Я задумалась.

– Ты веришь ему?

– Верю, – сказал Финч, выпрямившись. – У него будто груз с души упал.

Я кивнула.

– И никто вас не слышал? Никого рядом не было? Вы убрали свои телефоны подальше?

– Нет, нет и да, детка. Я пришел исполнить свой долг и не собирался облажаться. Что еще?

Я поцеловала его в щеку.

– Ничего. Ты многое сделал. Спасибо тебе!

– Правда? И все? Но у меня так здорово получилось! – выкрикнул он, когда я пошла прочь.

Америка сидела на нижней ступеньке, когда я вернулась к квартире. Она ковырялась в ногтях, очки съехали ей на нос.

– Пожалуйста, не злись. Знаю, что это обидно. Прости, правда… – Я посмотрела на дверь в квартиру.

Америка поднесла палец к губам, а потом сказала:

– Все хорошо. Правда. Я все понимаю. Не нужно говорить об этом.

– Спасибо, – сказала я.

Мы поднялись по лестнице, я открыла дверь, а потом захлопнула за Америкой. Она села на диван, погрузившись в телефон, а я положила сумку, очки и ключи на столешницу.

Сбросила сандалии и побежала на кухню, думая, что сообразить на ужин. В доме было убрано, белье развешано. Осталась только готовка. Я посмотрела на часы, которые висели на кухне. Трэвис будет дома в течение часа и…

– Голубка? – позвал Трэвис, открывая дверь. Он бросил свои ключи рядом с моими и кивнул Америке. Увидев меня, он просиял: – Привет, голубка.

– Привет, – сказала я, заулыбавшись.

Он широким шагом прошел на кухню и обнял меня. Его волосы защекотали мне плечо, когда он прижался ко мне. Но я не хотела, чтобы он отпускал меня.

Он чуть выпрямился, оставляя на моей коже крошечные поцелуи.

Америка застонала, вставая:

– Намек понят. Позвони мне попозже. Утром поеду в Уичито.

– Нет, – простонала я, подходя к ней. – Разве ты не можешь остаться тут?

– Марк и Пэм не одобрят, – сказала она, выпятив губу. – Папа все еще переживает, что если я буду проводить много времени с Шепом, то мы тайно поженимся.

– Понятия не имею, откуда у них такие мысли, – сказал Трэвис, целуя меня в щеку и открывая морозильную камеру. Он достал упаковку куриных грудок и положил в раковину. – Почему бы им не приехать. Они увидят, что Эбби не такая уж несчастная. А даже наоборот счастливая. Я об этом позаботился.

Он подмигнул мне, и в животе у меня тут же затрепетали бабочки. Я думала, что со временем это чувство уйдет, и каждый раз молилась, чтобы оно не исчезало.

– Они не хотят, чтобы я вышла замуж до окончания университета. Да и я не хочу, но Уичито – отстой. И я буду скучать по Шепу. И по вам, ребята.

Я подошла к ней и ущипнула за бок. Она взвизгнула и громко засмеялась. Не удержавшись, я тоже хихикнула.

Трэвис посмотрел на нас с улыбкой и покачал головой.

– Я загляну к вам перед отъездом. – Она обняла меня, поцеловала в щеку и исчезла за дверьми. Через несколько секунд запищал мой телефон – пришло сообщение от Америки.

– Некоторые вещи не меняются, – сказала я.

«Горжусь Трэвисом. Он даже ничего не сказал про твое бикини».

– Но ты же не ходила так на улицу? – спросил Трэвис, и я хихикнула.

– Что? – спросил он.

Я передала ему телефон, показывая сообщение от Америки.

Он запрокинул голову, злясь из-за своей предсказуемости.

– Эх… ничего не могу с собой поделать. Только посмотри на себя, – сказал он,