Лед и пламя - Франсуаза Бурден Страница 53

– Я должна тебе кое-что сказать, – начала она твердым голосом.

– Нет, ты вовсе не обязана. Полагаю, у тебя были любовные приключения или даже больше, но все это – в прошлом, ты не должна ни в чем мне признаваться. У меня тоже были подружки, так, ничего серьезного, как и у других молодых людей. Надо же мне было набраться кое-какого опыта, иначе в глазах парней я стал бы изгоем. Если ты хочешь меня об этом расспросить, я тебе расскажу откровенно, но сам не собираюсь подвергать тебя никакому допросу. Ты – женщина, которую я люблю, это единственное, что для меня имеет значение.

И снова у Кейт в горле появился ком, но она тут же смахнула выступившие слезы. Доброжелательность Нила потрясла ее, и она почувствовала себя виноватой.

– Никого у меня не было, – призналась она. – Зато в детстве я испытала огромную платоническую любовь к тому, о ком я иногда продолжаю думать и сейчас.

– И к кому же?

– К Скотту.

Она не помнила, как, расчувствовавшись, вдруг произнесла это имя, и тут же пожалела об этом.

– К Скотту? – повторил он изумленно.

– Если ты ему скажешь, я тебя убью!

– О… Конечно, не скажу. Детское чувство, и я это прекрасно понимаю. Почему бы и нет? Он довольно красивый парень. Я, например, в десять лет был просто одержим моей учительницей! Рыжая, с большими зелеными глазами, мы в классе все были от нее без ума, но я даже писал ей стихи.

То, как он обо всем этом рассказывал, сводя все к детским штучкам, немного разочаровало Кейт, но она постаралась не подать виду. Ей-то давно уже было не десять лет, да и стихов Скотту она никогда не писала. Но зато побывала в его объятиях, особенно в тот день, когда с ней случилась беда в лесу, или на школьном вечере, когда они танцевали, так что она помнила запах его кожи, помнила руки, которые держали ее за талию. И в тот самый момент вдруг Скотт показался ей не столь уж недоступным, как рыжая учительница для десятилетнего мальчишки. А что если она не отступится от своей мечты? В конце концов, станет же она когда-нибудь совершеннолетней, тогда она сможет раскрыть свои чувства, попытаться ему понравиться, заставить его забыть о Мэри… Но нет, конечно же, ничего такого не будет. Он либо рассмеется в ответ, либо придет в ужас. И в том, и в другом случае, ей захочется лишь одного – провалиться сквозь землю.

– О чем ты думаешь, Кейт? Все еще о Скотте?

Улыбка Нила вдруг показалась ей искусственной. Она разоткровенничалась, и теперь ей нельзя было не добавлять ни единого слова, иначе Нил поймет, что Скотт был не ее детской первой любовью, а самым настоящим его потенциальным соперником. Тогда он стал бы ее ревновать, возможно, был бы несчастен и не счел бы нужным хранить ее тайну. Эта перспектива была настолько ужасна, что ей пришлось солгать, хотя она ненавидела себя, когда ей приходилось это делать.

– С чего ты взял? Я думала о твоем подарке. О том, что за всем этим стоит.

Держа коробочку открытой, она не прикасалась к кольцу. Тогда Нил его вынул и взял Кейт за левую руку.

– Примерь и скажи, подходит ли оно тебе, нравится ли…

– Оно изумительно, Нил.

Кольцо плотно прилегало к ее безымянному пальцу, а бриллиант сверкал нестерпимым блеском.

– Чтобы ты смогла его носить, – напомнил он, – я должен сначала поговорить с твоей семьей.

Не видя больше выхода из создавшейся ситуации, она попыталась хотя бы выиграть время.

– А пока я хотела бы оставить его у тебя.

Сняв кольцо, она положила его в футляр и закрыла его.

– Я только прошу тебя дождаться моего дня рождения.

– Почему? Это же ничего не меняет!

Он улыбался, пребывая на верху блаженства, что она не отвергла его предложение. Очень нежно, слегка покровительственно, он обнял Кейт, прижав ее к себе.

– Могу я поцеловать мою нареченную? – шепнул он ей на ушко.

Чувствуя, как у нее холодеет все внутри, она позволила ему это сделать.

Мэри старалась держаться, но ее состояние выдавали бледность и осунувшиеся черты лица.

– Я хочу покурить, – сказала она.

Сопровождаемая Скоттом, который нес ее дорожную сумку, она вышла из здания аэропорта и пошла в одну из курилок. Взяв зажигалку, она сама ощутила, что ее руки дрожат.

– Тебе холодно? – удивился он.

– Нет, я просто немного нервничаю. У меня пересадка в Лондоне, а потом мне придется довольно долго ждать вылета в Лиссабон.

Несколько минут назад она зарегистрировала два больших чемодана, которые свидетельствовали о том, что она уезжала на долгое время. Перед тем как выйти из своей квартиры, куда должен был прийти Скотт, чтобы отвезти ее в Эдинбург, до последнего мгновения она не теряла надежды. Но он нисколько не стремился ее удержать, даже наоборот, показался ей довольным и немного игривым. По его мнению, Мэри сделала правильный выбор, и он ее с этим поздравил. Как мог он быть таким равнодушным к ее отъезду? Их разлука должна была продлиться несколько месяцев, а он вовсе и не намекал, что приедет повидаться с ней в ближайшие выходные. Впрочем, он почти ни о чем серьезном с ней не говорил во время дороги.

– Дашь мне знать, дорогая, как ты там устроилась?

Она лишь кивнула, бросила окурок в пепельницу и тут же зажгла вторую сигарету. Устроилась! Он должен был попросить ее позвонить, как только она приземлится, а потом, когда доберется до места. Неужели ему было абсолютно все равно, удастся ли ей там найти подходящее жилье, а главное, как она переживает разлуку с ним! Неужели он не видел, что она находилась на грани отчаяния? Она снова закурила, и если бы могла делать то, что ей сейчас хотелось, то начала бы обгрызать себе ногти.

– Когда ты рассчитываешь ко мне приехать? – спросила она, не сумев удержаться.

Мэри задала ему именно тот вопрос, который поклялась не задавать ни при каких обстоятельствах.

– Ты же знаешь, какая у меня сумасшедшая работа, – сказал он.

– Это не ответ!

– Мэри…

Он протянул к ней руку и погладил ее по щеке.

– От нашей разлуки я чувствую себя больной, – выдохнула она с трудом.

– Мы это уже обсудили и обо всем договорились.

– Возможно, мне кажется, но ты ведешь себя со мной как посторонний… Похоже, что ты провожаешь не очень близкую знакомую и вежливо дожидаешься момента вылета.

Он покачал головой, посмотрев куда-то в сторону. Она ненавидела себя за эти запоздалые упреки, которые ни к чему не вели. Какого черта она за него так цеплялась? До