Со смертью нас разделяют слезы - Ао Морита Страница 9

К слову, играть мне разрешали только в файтинги, гонки и стрелялки, а РПГ запрещали. Отец мне их не покупал, опасаясь, как бы я не расплакался после эмоционального финала и от чувства гордости за то, что все прошел.

– Значит, договорились: в первый день каникул едем проведать Момоку-тян! Я ее предупрежу.

– Угу, хорошо.

Хосино дозаказала себе клубничное парфе на десерт, а я, хотя не особенно хотел сладкого, за компанию тоже взял парфе, но уже с японскими сладостями.

– Ставлю себе на летние каникулы цель, чтобы ты расплакался! – счастливо объявила мне подруга, подхватывая ягоду и отправляя ее за щеку.

– Ничего себе цель! Вообще, почему ты так зациклилась на том, чтобы довести меня до слез? – вдруг спросил я.

Понимаю, может раздражать, когда другой человек сдерживает эмоции, но не до такой же степени, чтобы звать его с собой на футбол или на концерт любимой группы вместо настоящего друга? Ведь Хосино запросто нашла бы себе того, кто, в отличие от одного черствого сухаря, разделил бы с ней радость. От моих слез ей не будет никакой выгоды – так почему же?

– Сама не знаю… Может, мне просто жалко, что ты не умеешь плакать? Я думаю, это большое несчастье – когда не получается облегчить горе слезами. Поначалу я считала, что тебе просто стыдно плакать перед девчонкой, но сейчас я уже вижу, что ошибалась. – Хосино положила ложечку на стол. – У меня был такой период в жизни, когда слезы не шли, хотя на душе скребли кошки. Но тогда мне помогла Момока-тян. Она была рядом и спасла меня. Вот и мне захотелось тебе помочь.

Все это время она не сводила с меня взгляда. Сердце сжалось в груди. Ведь я просто использовал ее, чтобы положить конец своей никчемной жизни. Для меня спасение означало смерть.

Хосино об этом не знала и старалась изо всех сил, и теперь я стыдился смотреть ей прямо в глаза.

Одна чайная ложечка слез – и пациент с адакрией умирает. Я колебался: не стоит ли ей все как следует объяснить?

– Знаешь, как легко становится, когда хорошенько поплачешь? Душа прямо как перышко взлетает. Вот поэтому я хочу, чтобы к тебе вернулись слезы. Надеюсь, Момоку-тян выпишут, и мы все втроем поплачем на заседании кружка. Она тоже та еще плакса, хотя до меня ей далеко.

Меня окончательно заела совесть. Я не знал, как мне и дальше использовать эту честную девушку.

– Замечал, что иероглиф «слеза», если разбить его на элементы, записывается как «возвращение в воду»? Получается, слезы нам даны, чтобы вернуться к нашей истинной природе.

– К истинной природе, говоришь…

– Ага. Когда проливаешь слезы от горя, радости или обиды, потом эти чувства обязательно к тебе вернутся и придадут сил.

– Надо же, – с восхищением пробормотал я.

А стану ли я прежним, если пролью достаточно слез? Тем самым плаксой, которому так просто показать, что у него на душе?..

Значит, слезы нам даны, чтобы не забывать истинное «я», а чувства, от которых мы их пролили, придают нам сил.

Слова Хосино невольно запали мне в душу.

– Ясно. Ну, значит… спасибо, что помогаешь.

– Угу. Я знаю еще много слезливых книжек и фильмов, так что верь! – Хосино уверенно показала мне большой палец.

Я решил промолчать о диагнозе. Мне показалось, если она узнает, что от слез и правда можно умереть, это положит конец нашим отношениям.

Крохотная слезинка

В первый день летних каникул я все утро читал книгу, которую мне одолжила Хосино, а потом ушел гулять.

Вчера, когда вернулся домой, застал отца в гостиной с книгой. Надпись на обложке кричала, что над этой историей невозможно не пролить слез, – ее тоже я раздобыл у подруги по кружку. Значит, все-таки разнюхал… Отец устроил мне настоящий скандал, но и я не остался в долгу, и в доме повисли тучи.

С самой ссоры мы не разговаривали. Точнее, отец пытался, но я только мычал что-то неопределенное в ответ, и на этом он замолкал. Я считаю, что тоже имею право плакать, несмотря на адакрию.

Чтобы подобных инцидентов с запрещенной литературой не повторилось, перед выходом я тщательно запер все книги в ящике. Вооружившись навигатором, я поехал на автобусе в ту больницу, где лежала подруга детства Хосино, двенадцатиклассница Момока. Туда же в свое время отвезли и маму, и там она умерла.

«Жду у входа на первом этаже», – пришло сообщение от Хосино, поэтому от автобуса до больницы я бежал.

Больницу окружал настоящий сад. Я уже бывал здесь раньше, но в прошлый раз не заметил ни высоких деревьев, ни пышных клумб. Даже не верилось, что такое великолепие возможно в самом сердце города. Сад задержал меня всего на пару секунд, а потом я снова поспешил к автоматическим дверям. Сразу за ними, чуть в стороне, ждала Хосино.

– О, ты уже тут? Быстро! – удивилась она, оторвавшись от телефона и приветливо помахав мне рукой.

Одета она была в уже привычном мне стиле: легкая кофточка с длинным рукавом и мини-юбка.

– А сама-то! Еще десять минут до встречи.

– Я вообще с утра приехала. Мы с Момокой-тян играли в приставку. Давай за мной! – позвала одноклассница, направляясь к лифту.

Нажала на кнопку четвертого этажа. По мере того как мы поднимались все выше, мое волнение тоже росло.

– Вот ее палата! – Хосино остановилась у дальней двери в восточном крыле. На табличке значилось: «Момока Ивасава». Видимо, палата одноместная. – Момока-тян, можно к тебе?

Однако дверь Хосино распахнула еще до того, как изнутри ответили.

В глаза сразу же бросалась больничная койка. На ней сидела девушка с длинными волосами. В руках она сжимала портативную приставку, из которой звучала веселенькая музыка. Девушка повернулась к нам с доброй улыбкой и поздоровалась:

– Добрый день! А ты, наверное, Сэяма-кун. Момока Ивасава. Приятно познакомиться!

Первым делом я подумал: «Какая красавица». Мне и Хосино нравилась, но Момока поражала воображение. Бледная – аж холодок по коже – и прекрасная.

– Ох. Добрый день… Эм… Взаимно! Кэй Сэяма. Одноклассник Хосино. Недавно тоже вступил в киноклуб, в-вот, – неловко представился я, и уши полыхнули жаром от смущения. Сказывался долгий перерыв в общении.

Хосино, услышав мое жалкое блеяние, расхохоталась:

– Ха-ха-ха! Сэяма-кун, ты чего оробел? Это потому, что Момока-тян – такая красотка?

– Отстань, я просто стеснительный.

– Да не красней ты так.

– Я не краснею!

Момока засмеялась, элегантно прикрыв рот ладошкой. Кое-кому стоило бы поучиться у нее изяществу.

– Судзуна мне все рассказала. Тебя правда никакие книги и фильмы не способны растрогать до слез?

Ее слова так и текли – чувствовалась хорошо поставленная речь.

– Д-да. То есть они меня трогают – просто слез нет.

– Момока-тян, ты представляешь, что он мне заявил? Якобы у него такая болезнь, что расплачешься – и умрешь. Умора! – захихикала Хосино.

Я не стал отпираться и даже, наоборот, усмехнулся.

– Посоветуй ему что-нибудь от себя, самое душераздирающее? Она лучше меня разбирается, тебя обязательно проймет!

Последняя фраза явно адресовалась мне, но и Момока задумчиво кивнула. Она сняла с полки у койки несколько книг и выбрала из них одну.

– Вот эта хорошая. Надеюсь, понравится.

– Наверняка! Спасибо огромное, – поблагодарил я, пряча томик в рюкзак.

Вдруг почувствовал буравящий меня взгляд, обернулся и убедился, что Хосино недобро сощурилась:

– А когда я книги даю, ты не такой вежливый. Увы, Момока-тян западает только на эмоциональных мальчиков, так что тебе ничего не светит.

– Судзуна, брось! – смущенно улыбнулась Момока.

Не то чтобы я вообще претендовал на что-то, но все же насупился, что меня ни с того ни с сего отшили, да еще не от своего имени.

– Ах да! – вспомнил я вдруг. – Вот, спасибо большое за билет на концерт. Правда, когда я подошел, почти весь мерч уже распродали, но хоть что-то… – Я вытащил и протянул хозяйке палаты красный пакет со всякими штуковинами, которые продавали только на концертах: значок с вокалистом Сёей, брелок, набор стикеров, закладки…

– Спасибо! Буду беречь.

– Нет-нет, совершенно не за что…

– Вот, я ж сказала – со мной он не такой вежливенький! – надулась Хосино.

Момока любовно разглядывала мои гостинцы. Кажется, я находил своеобразный шарм в том, как эта возвышенная красавица фанатела по рок-группе.

Потом мы все втроем сели играть. Я