Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Крушение. Книга вторая. Страница 35

— У господина Кошко после эвакуации изменились взгляды. Кроме того, он человек из другого ведомства, и... мне не хотелось бы опираться на работника, в котором я не уверен.

— О-ля-ля! — беспечно всплеснул руками француз. — Не уверены — и не надо! Это ваша компетенция. Деловые разговоры отныне мы будем вести на улице Пти-Шан.

— Почему на улице? — Француз решительно ставил Перлофа в тупик.

— Разрешите, я прочту вам объявление, которое мы дадим сегодня в газеты? — Роллан Шаброль начал читать: — «Частное розыскное бюро. Дирекция бывшего института уголовного розыска в России». Кошко или кого-то другого, вы назовете фамилию... «Розыски по всем делам уголовного характера, имущества и лиц без вести пропавших — независимо от территории. Справки о кредитоспособности, наблюдение по делам гражданских и личных отношений. Агенты всюду. Все поручения в строжайшей тайне...» Ну, и адрес. Константинополь, Пти-Шан, Пассаж, Дандрия, четыре.

— Однако ловко! — воскликнул Перлоф. — Это бюро развязывает нам руки, м’сье Шаброль!.. Я восхищен.

— Благодарю, генерал. Вот вам ключи от офиса. А вот, в конверте, триста фунтов — на первое время.

— Я должен дать расписку?

— Ну что вы, что вы, мой дорогой?! — решительно запротестовал француз. — Ведь мы компаньоны.

— А если я скроюсь? Вернусь в Россию? Уеду в Бразилию? Мало ли что! — настаивал фон Перлоф.

— Будем считать, Роллан Шаброль потерял еще триста фунтов. Это, конечно, немало, но, надеюсь, я верну их на другой операции.

— Я хотел бы... План работы... задачи... разделение функций, — уже сдавался Перлоф.

— Открывайте контору, мой друг, — француз оставался беспечным. — Потом мы договоримся. А если вас что-то не устроит в нашей совместной фирме, мы без сожаления разойдемся. Это вас устраивает?

— Да. Мы не должны встречаться на людях.

— Разумно, мой генерал! Мы оговорим и это. А пока выпьем за нашу коммерческую сделку.

Вспоминая вчерашнюю беседу — реплику за репликой, фон Перлоф, окончательно убедившись в том, что имеет дело с опытным разведчиком, и не находя своих явных промахов, упрекал себя лишь в том, что инициатива целиком исходила от француза, он же был стороной обороняющейся, как бы пассивным спаринг-партнером.

Фон Перлоф нервничал: ехал на встречу с главнокомандующим и опаздывал. Автомобиль еле тащился, зажатый плотной толпой. Никогда не знаешь в этом Константинополе, сколько уйдет времени на дорогу, рассчитать невозможно: на каждой улице то базар, то скандал или драка. Шофер-поручик беспрерывно жал на клаксон, но скорость не увеличивалась. Врангель, пунктуальный до фанатизма, требовал точности от подчиненных. Человек, опоздавший к нему лишь раз, вызывал неудержимый гнев, дважды — просто переставал существовать. К счастью, «паккард» подъехал к мрачному, как саркофаг, отелю «Крокер», где размещался штаб оккупационных войск, в момент, когда из дверей показался главнокомандующий в сопровождении офицера-порученца. Врангель был взбешен и, всегда сдержанный, сегодня не скрывал своего состояния — на виду у офицеров разных армий. Шофер, проворно обежав мотор, открыл переднюю дверцу. Врангель, однако, сел рядом с Перлофом, отпустил офицера и казака-конвойца, приказал ехать, сказал:

— Харингтон — наместник английского бога в Константинополе! — ни к чертовой матери! Торгаш! Все разваливается, Перлоф! Мы одни! Вокруг только враги русской армии. Они хотят уничтожить ее, развеять!

— Случилось что-либо, ваше высокопревосходительство? — спросил фон Перлоф. Таким несдержанным, в истерике, он не видел Врангеля даже при бегстве из Крыма. — Плохие новости от генерала Шатилова?

— Э, — отмахнулся Врангель. — Павлуша, как всегда, не спеша поспешает. Затянул переговоры на Балканах — дальше некуда! С величайшей почтительностью обивает пороги Софии и Белграда, не гнушаясь и кабинетов этого социалиста Стамболийского. Забрасывает нас клерными[6] телеграммами. Потрясающе! — длинный и тонкий рот его с чуть отвислой нижней губой презрительно скривился. — Не говорите ничего, генерал! И не защищайте его: Павлуша — милый и благородный человек, мой старый друг и сподвижник, но он слишком интеллигентен для военного и никудышный дипломат.

Фон Перлоф молчал. Думал, куда целит Врангель.

— А у меня армия! Армия, Перлоф! Солдаты держатся наготове ценою величайших усилий. Армия — как пушка без смазки: застоится — не выстрелит. Положение в лагерях ни к чертовой матери! Даже такой тип, как Кутепов, не справляется, а крепче генерала, чем он, у меня нет. — Врангель хлопнул себя по колену. Удлиненное лицо его оставалось расстроенным, резче обозначились складки между бровями.

«Интересно, чем его так вывел из себя сэр Герберт Харингтон? — думал фон Перлоф. — И вообще, зачем, изменив крымским убеждениям, он опять полез к англичанам? И почему сделал это втайне от меня?

— Опять один я в ответе за все, — с трагическими нотами в голосе продолжал Врангель. — Недальновидные штафирки — что им русская армия! На запад нас не пускают? Нет! Италия, Греция, Франция — клубок змей, где все боятся друг друга. Может, нас пустят на восток господа союзнички?! Наплевав на собственную гордость, забыв обиды, я иду с поклоном к англичанам. Дорогой, многоуважаемый, досточтимый сэр Харингтон! Господа! Союзники! Друзья! Пропустите армию на Кавказ. Там нужная вам нефть, там хлопок. Мы пройдем туда, как нож через масло. Большевистские силы слабы и разрозненны, армяне, грузины, горцы — все стремятся к самостоятельности, тянут каждый в свою сторону. Я уверен, мы поднимем и Дон, и Кубань! Армия начнет расти, как снежный ком! А сэр Герберт Харингтон?! Он спокоен и величествен, словно бог Саваоф: «К сожалению, мы не можем пропустить вас на Кавказ, барон. Вы забываете про Мустафу Кемаля, что сидит в Ангоре и запер всю Восточную Анатолию». — «Уберите этого Кемаля, черт возьми! Вокруг него, как я слышал, много «друзей»-генералов, каждый из которых готов к перевороту». — «Но союзники поддерживают султана». — «Кто именно?» — «Мы и французы, барон».

— Французы уже начали игру с Кемалсм, — вставил фон Перлоф. — Франклен-Буйон ездил в Ангору, зондировал почву о франко-турецком договоре. В противовес турецко-московскому.

— Вот видите! Почему же вы не дали мне в руки такой козырь?

— Вашему высокопревосходительству не угодно было предупредить меня о визите к сэру Харингтону.

— Да, да, — рассеянно проговорил Врангель. — Я вас искал с утра. — И, переводя разговор, спросил: — А что такое Кемаль?

— Извольте, ваше высокопревосходительство. Мустафа Кемаль — сын таможенного чиновника. Получил хорошее военное образование — в Салониках, Монастыре, в Константинополе, где закончил Академию Генерального штаба. Был связан с младотурками, состоял в тайной антисултанской организации, затем порвал с нею. Энергичен, способен зажигать массы. Участвовал в реорганизации армии. Командует отрядом в Триполи — разбивает итальянцев. В Балканской войне одерживает несколько убедительных побед. После мира — атташе в Софии. В мировой войне — герой обороны Дарданелл, но выступает против диктата немецкого генерала фон Сандерса.

— Ого! — уважительно воскликнул Врангель. — Это занятно. Надо знать.

— В группе генерала Фалькенгейна Кемаль командовал армией. Ведя свою армию из Палестины домой, приказывал раздавать оружие населению. Затем, получив назначение на пост генерал-инспектора Анатолийской армии и объединив генералов, возглавил борьбу с султаном, отказавшись от титула паши и подав в отставку. И тут же он создает в Ангоре национальное правительство и национальную армию. Назначен верховным главнокомандующим, а после разгрома греков на Сакарье — маршалом с присвоением титула «гази», что значит «победитель». Храбр, самолюбив, властен. Опытный, дальновидный политик. Его конкуренты — Карабекир-паша, командующий армией в Восточной Анатолии, у большевистских границ; Энверпаша, бывший зять султана, авантюрист без армии; Хюсейн Рауф — морской офицер и министр, проанглийской ориентации.

— Не тот ли, что подписывал перемирие?

— Точно так, ваше высокопревосходительство. В Мудросской бухте острова Лемнос, на борту британского линкора «Агамемнон», сданного затем на слом.

— Надо же — на Лемносе?! — Врангель отходил после беседы с Харингтоном. — Все, о чем вы говорите, очень полезно и имеет определенное значение. Продолжайте.

— Рауф и начал продавать Турцию Великобритании. Он отдавал победителям флот, форты, аравийские и персидские территории, контроль над радио- и телеграфными станциями и многое другое.

— Да, великие бритты своего не упустят.

— Рауф был удержан англичанами в Константинополе, доставлен в Мальту. Вернулся в Ангору другом и сподвижником Кемаля. Однако раскол между ними усиливается. Рауф не одобряет ставку Мустафы на народ и народную армию, осуждает его связь с Москвой, стремление выгнать из Турции не только западные армии, но и представителей деловых западных держав. Наиболее опытный и опасный противник турецкого диктата. Не считая Энвера, — этот готов с нами блокироваться.