Контроль особых посещений (СИ) - Моисеева Ольга Юрьевна Страница 37

  Кстати, сейчас есть такие камеры - как они называются-то... а! камеры сенсорной депривации, вот! - так что любой человек имеет возможность проверить, каково было мне там, между мирами...

  К тому же, человек, в которого я вселился, оказался сбежавшим из тюрьмы бандитом и людям приносил одно только горе, поэтому даже потом - когда я уже стал самим собой, а не измочаленной субстанцией непонятного рода - совесть меня не мучила.

  'Окно', надо сказать, тогда открывалось в самых разных местах, и на этот раз дело происходило в глухом лесу, так что мы с ртутником умудрились занять два тела там, где средняя плотность населения равнялась, наверное, одному человеку на несколько квадратных километров. И вот беглый заключённый поздним вечером выходит к охотничьей избушке, где укрылся на ночь местный лесник и по совместительству егерь, ибо во вверенное ему лесное хозяйство входили ещё и обширные охотничьи угодья. Молодой лесник и зэк, оба в уязвимом душевном состоянии, сошлись в глухомани. Стечение обстоятельств столь поразительное, что невольно наводит на мысль: а может, та сила, что ведает проходом между мирами, специально открыла 'окно' именно в этом месте?

  Лесника только что бросила жена, уехав искать счастья в городе, среди людей. Сказала, что устала сидеть в полупустой деревне на отшибе, в то время как муж, по своим странным лесным делам, неделями пропадает где-то в чаще. Беглеца из зоны тоже, наверное, кто-то предал и, возможно, он собирался покарать оставшегося на воле врага, - этого нам уже никогда не узнать, ибо душу его я, воспользовавшись её растерзанным состоянием, мгновенно спровадил в 'окно'.

  И когда я это сделал, то с удивлением отметил, что душа лесника не покинула тела, хотя ртутник уже оказался внутри. Оказавшись в теле зэка, я почувствовал, как оно меняется: душа словно обустраивала новый дом по собственному вкусу, резко отличавшемуся от пристрастий прежнего хозяина. Это было удивительно и происходило само собой, не требуя от меня никаких усилий, я оставался человеком и мог действовать, как человек, поэтому схватил висевшее в избушке ружьё лесника, пока тот корчился на полу, превращаясь в чудовище. Одежда на нём разорвалась, тело приобретало звериные пропорции, обрастая шерстью, и весьма напоминало моё собственное, когда его занял ртутник. Я наставил на лесника ружьё, но не стал сразу стрелять, потому что его человеческая душа так до сих пор и не покинула тела. Получалось, что их там двое - такого я никогда раньше не видел! Вися в пустоте, я многократно наблюдал подобные метаморфозы, но они всегда начинались только после того, как человеческая душа утягивалась в 'окно', а сейчас лесник трансформировался, но человеческая душа продолжала оставаться внутри, и я медлил, не зная, что делать!

  С одной стороны, глупо было дожидаться, пока он окончательно станет монстром и бросится на меня, чтобы разорвать на части, но с другой - что-то подсказывало мне оставить лесника в живых, в надежде, что получившееся существо сохранит человеческий разум и я смогу узнать у него хоть что-то о мире, где теперь оказался. Ведь я понятия не имел, сколько просидел в пустоте, может, целую вечность! Каждый раз, когда открывалось 'окно' и передо мной распахивалась в своей бесконечной глубине Земля, я замечал, что всё вокруг меняется: одежда, люди, здания становились другими, но я мало что успевал понять, сосредоточенный на том, как прилепиться к пролетавшим сущностям, победить в борьбе за тело и вывернуться наконец из опостылевшего до умопомрачения ничто. Поэтому какой сейчас год, как должны выглядеть и говорить люди, что вообще представляет собой новый мир, я не знал ровным счётом ничего, не говоря уж о своём географическом положении. Избушку окружала глухая тайга, по которой можно плутать бесконечно и так никогда никуда и не выйти!..

  В общем, я стоял, взяв корчившегося лесника на мушку, и ждал, чем кончится его метаморфоза. А сам, меж тем, тоже трансформировался, чувствуя, как с каждой секундой приближаюсь к тому, чтобы полностью слиться с телом и стать полноценной частью Земного мира. Тело моё обновлялось, внешность менялась, я вновь становился таким, каким был, когда сбежал из психушки, - душа будто притягивала обратно форму, данную мне с рождения. Когда процесс завершился, моё восприятие реальности изменилось: исчезла восхищавшая меня глубина, мир вокруг стал трёхмерным, 'окно' тоже пропало, а монстр, в которого к тому времени уже превратился лесник, вдруг сделался похож на обычного крупного волка, разве что взгляд его поражал своей необычностью. Какой-то слишком отрешённый, что ли, трудно объяснить... Он был и не волчий и не человечий, но рождающий неприятный озноб, до костей прямо пробирало, будто настоящий холод из этих светло-серых глаз исходил...

  Я так и не выстрелил, хоть и продолжал в него целиться, на случай, если он проявит хоть какую-то агрессию. Но он не проявил: мы долго смотрели друг на друга, а потом волк задрал морду к небу и взвыл, глядя на взошедшую над нашими головами луну - белую и полную.

  Завершив длинный перелив, на который из далёкой глубины леса отозвались другие волки, оборотень снова посмотрел на меня и я вдруг заметил, как в глазах его появилась боль и осмысленность. Вспомнив, что человеческая душа так и не покинула занятое ртутником тело, я опустил ружьё. Волк подошёл ближе, посмотрел мне прямо в лицо, и я понял: их там и правда двое! Ртутник и человек - оба находились в одном теле, и пока это тело оставалось волчьим, верховодил пришелец, однако бывший хозяин явно не сдавался: сумев удержаться внутри, он, наверняка, продолжал борьбу с оккупантом.

  Я рисковал, конечно, оставляя это странное, двудушное существо в живых, но всё же решил дать волку время. Или, правильнее сказать, дать время этой удивительно сильной человеческой душе - ведь я, конечно же, был на её стороне и надеялся, что победит именно она. Поэтому собирался ждать до тех пор, пока видел её присутствие. Оно легко читалось в волчьих глазах, да и само поведение оборотня подсказывало - человек ещё здесь!

  Оставив его на улице, я заперся в избушке и, растянувшись на кровати, только теперь осознал, что произошло. Счастье затопило меня, накрыв горячей, расслабляющей волной, и я закрыл глаза, медленно и с удовольствием погружаясь в осознание того, что снова стал человеком. Это было так прекрасно, словами не передать! Ужасы пустоты отступали в самые дальние уголки памяти - я изо всех сил старался затолкать их как можно дальше, чтобы они никогда больше не поднимались на поверхность сознания, не всплывали в ночных кошмарах или где-нибудь ещё, отравляя мне жизнь. Я потягивался и вертелся на кровати, проводил руками по лицу, смеялся и плакал, разглядывая собственные ладони, ероша волосы, ощупывая своё тело. А оно и правда было моим: мои руки, ноги, черты лица - от внешности беглого заключённого не осталось и следа - моя душа сумела преобразовать материю в форму, данную мне от рождения. Являлось ли это свойством всех душ вообще или я его приобрёл, побывав в иной мерности, в пустоте между мирами? Я не знал, но подумал, что это не так уж и важно, а главное, мне на руку: можно не бояться, что меня задержат как беглого преступника - просто чудесно! С этой мыслью, под вой оставшегося снаружи волка, я и уснул.

  А утром, проснувшись, выглянул в окно и увидел, что оборотень лежит на земле и совсем не двигается. Неужели умер? - обеспокоился я и, прихватив на всякий случай ружьё, выскочил на улицу.

  Волк был жив: когда я коснулся его ружьём, он пошевелился и приоткрыл глаза - в них по-прежнему были боль и мука. Он с трудом поднял голову и издал странный звук - не то кашель, не то короткий хриплый лай, из пасти потянулась тонкая нитка слюны. Я сходил в дом, нашёл миску и, наполнив водой, принёс волку. Когда ставил перед ним на землю, он вдруг зарычал и щёлкнул пастью, чуть не откусив мне руку, - я едва успел её отдёрнуть и попятился, сдёргивая с плеча ружьё. Наставил на него дуло, он продолжал рычать, в глазах горел холодный огонь, но волк так и не сдвинулся с места: то ли сил не было нападать, то ли понимал, что сделай он выпад, как сразу попадёт под пулю. С минуту мы смотрели друг другу в глаза, потом оборотень опустил голову и стал жадно лакать воду. Чуть позже я принёс ему еды - разделил с ним найденную в избушке банку тушёнки.