Контроль особых посещений (СИ) - Моисеева Ольга Юрьевна Страница 42

  - Что? Извини, я не расслышал...

  - Я нашёл новую, очень хорошую и интересную работу, но из-за неё мне придётся определить тебя в специализированный интернат-клинику для престарелых, и видеться мы не будем, я приду, только если к тому возникнет острая необходимость.

  - Не... понимаю... - только и смог выдохнуть я.

  - Ты плохо приспособлен к самостоятельной жизни, - безжалостно продолжал меж тем лесничий, - и состарился ещё на двадцать лет, выглядишь на семьдесят с лишним, и что-то подсказывает мне, что износ твоего организма тоже соответствует этому возрасту.

  Я был настолько ошеломлён, что только таращился на него, с трудом концентрируясь на словах. Почему?! Я жизнь ему спас, двадцать лет жизни отдал, а он сдаёт меня в дом престарелых? За что?!

  - Почему ты это делаешь?! - наконец выговорил я.

  - Это не просто дом престарелых, это элитная клиника для родственников знаменитостей, деньги придётся платить немалые, но зато я могу остаться анонимным сыном пожилого отца.

  - Но зачем?! Почему? С чего тебе надо меня бросать?!

  - Никто тебя не бросает, успокойся, Клим! Это для твоей же безопасности! Никто не должен знать, что мы с тобой связаны, иначе тебя на веки вечные запрут в секретной лаборатории и чёрт знает какие опыты станут над тобой проводить! Поэтому ты не должен обо мне болтать, не должен ничего знать о моей новой работе, кроме того, что она позволит мне оплачивать твоё пребывание в интернате-клинике. Живи себе и ни о чём не думай, там отменные условия, а я буду навещать тебя иногда... раз в год, может быть.

  - Раз в год?!- выкрикнул я, стараясь проглотить жгучую обиду, но от этого она только разрасталась. Она затопила все внутренности и стукнула в голову, что в ушах у меня зазвенело, в глазах потемнело, и я снова, в очередной раз, лишился чувств.

  Падал, чёрт возьми, в обмороки, как институтка, и поделать ничего с этим не мог! Правильно лесничий меня бросил: на хрена ему сдалась такая глупая, старая развалина - так думал я в тот день. И в последующие тоже... когда съезжал он из нашей съёмной квартиры, а я потом там один недели две сидел, пока за мной не приехала машина из интерната с улыбчивой девушкой, которая помогла мне собрать кое-какие личные вещи. Что потом стало с остальным барахлом, понятия не имею...

  Меня увезли в клинику, поселили в отдельную комнату со всеми удобствами, осмотрели, таблетки разные назначили... Я всё время спрашивал медсестёр о сыне, когда он придёт, но они всё время уходили от ответа и весьма профессионально отвлекали меня от мыслей о нём.

  Сначала я, конечно, с опаской к ним относился, в штыки всё воспринимал, но они - терпеливые, и я в конце концов, ничего, пообвык. Людочка заботилась обо мне, относилась к любым капризам с большим вниманием, старалась помочь и утешить, даже если я требовал какую-нибудь явную глупость. Она знала о пагубном влиянии моего организма на современную цифровую технику, учитывала это при проведении процедур и на медицинских осмотрах - давление мне, к примеру, старым аппаратом со стетоскопом в ушах мерила. Ну, я потихоньку и оттаял. Условия тут и правда превосходные и любой твой заскок никого не смущает...

  А потом вдруг лесничий меня навестил, причём в другом облике! Сначала я его, конечно, не узнал, но потом голос, улыбка... а главное, глаза - чистые, светло-серые, совершенно особенные! Они остались прежними! Вот тогда-то я и догадался, что он пластическую операцию сделал по изменению внешности и подумал, что под нож-то он, видно, лёг, чтобы здесь, в Москве, поблизости от меня остаться! И как-то сразу потеплело так на душе у меня, перестал чувствовать себя ненужным, брошенным. Стал я его с тех пор не лесничим, а сыном звать, даже про себя.

  Навещал он меня, и правда, очень редко, но я видел: это не потому, что не хотел. Оберегал он меня от чего-то, с новой работой, видно, связанного... даже имя своё новое не сообщил. Не знаю я, чем он занимался, но думаю, не зря он боялся, что если те, с кем он общается, узнают обо мне правду, то в покое уже не оставят. Не врал он про секретные лаборатории, как я думал, когда сын впервые объявил мне про клинику...

  И вообще, он ведь как лучше хотел: возможно, и на работу эту новую, опасную, но сильно денежную устроился, чтоб я ни в чём не нуждался. А то сердце-то у меня совсем слабое стало, чуть что шалит, проклятое, а здесь всё под боком и врачи и аппараты есть специально для меня подобранные, чтоб суперсовременные цифровые не использовать... боюсь даже представить, сколько стоит такому особенному, как я, клиенту-пациенту здесь жить - а он платил, не жался...

  А в последний приход сын сказал мне, что постарается найти доверенное лицо, чтобы, если с ним что случится, мне было к кому обратиться... Господи! Да я же как дитя малое - всю жизнь обо мне кто-то должен заботиться - стыд и срам!.. Ну ничего, уже осталось немного, и вам, по крайней мере, не придётся больше со мной мучиться, юная барышня! Три недели - и я умру - теперь-то вы понимаете почему... О нет-нет, не волнуйтесь! Смерти я не боюсь, ведь на этот раз я попаду к Богу, а не буду восемьдесят один год торчать в пустоте, ничего не чувствуя, вынужденный непрерывно повторять себе собственную историю! К тому же ухожу я с чистой совестью, потому что успел рассказать вам всё! Всё, что мне известно, и я очень надеюсь, это как-нибудь поможет... вам или каким-то другим хорошим людям.

10. Неожиданная надежда

  Кира захлопнула ноутбук с двояким чувством: с одной стороны, она была страшно рада, что лечение стволовыми клетками всё-таки благотворно сказалось на отце: выглядел он не в пример лучше, чем три месяца назад, когда ему проводили саму процедуру, а с другой - сердце сжималось от тоски, что снова не получается приехать.

  Мать старательно делала вид, что не обижается, но в глазах ясно читался упрёк: 'Ты обещала! Ты говорила, что приедешь через месяц - это время прошло!..' - 'Прости мама, - думала в ответ Кира, - хоть моей вины в этом и нет'.

  'А ты уверена? - вдруг шепнул ей внутренний голос. - Может, зря ты в этот сверхсекретный, ненормальный ОКОП завербовалась? Ведь уже тогда было известно, что отец неизлечимо болен'. - 'Ну и как бы я оплачивала все эти дорогущие приспособления, процедуры, лекарства, которые продлевают отцу жизнь и делают её не такой тяжёлой?' - 'Ну, не оплачивала бы, и что? Не всё в мире измеряется деньгами - пусть это и прописная истина, но уж больно к случаю подходит. Вот это новомодное европейское лечение стволовыми клетками, например, оно ведь от болезни избавиться всё равно не поможет! Всего лишь отсрочка, а какой в ней толк, если тебя в это время рядом нет?!.. Так всю отсрочку тут, в столице, и профукаешь... А потом, меньше чем через пять лет, оставшаяся вдовой мать ещё и дочери лишится... Ну и сколько, думаешь, она проживёт, пусть и будут ей постоянно большие деньги приходить? Разве прибавят они смысла её одинокому существованию?' - 'Но нельзя же всю жизнь просидеть возле папы с мамой?! Да и учительницей мне быть никогда не нравилось! Я спорт любила, адреналин! А рутина мне ненавистна... да я просто молодая была, не знала, чего хочу, вот по маминым стопам и пошла в школу работать... Да когда мне предложили службу в ОКОПе, я рада была до смерти! И не из-за денег, конечно, хотя... ну да, моя служба очень щедро оплачивается - но не это главное, просто должна же у меня быть своя жизнь... как и у любого человека!' - 'У человека, да, - вот ключевое слово! А ты сейчас разве человек? Выдра Косулина? Разве можешь ты нормально жить, замуж выйти, детей родить и потом состариться, как все люди? Не кажется ли тебе, что твой отец хотел бы прожить меньше, но морально удовлетворённый, рядом с дочерью и в окружении внуков? Не говоря уж о матери, которая только несёт и несёт свой крест без надежды на счастье...' - 'Ну, да, возможно, им было бы лучше, если б я осталась обычной учительницей, но не мне и уж точно не всем тем щенкам, которым я жизнь спасла! Я люблю своих родителей, но я должна быть выдрой, потому что это как раз по мне! Не болтаться бессмысленной пешкой, планктоном, незаметным винтиком в системе, а быть особенной, быть на вес золота! Я, между прочим, жизнью на работе постоянно рискую - тоже, пойми, дорогого стоит! Защищать всё человечество! Это, знаешь ли... да это же просто классно, чёрт возьми!'