Екатерина Двигубская - Ведьмы цвета мака Страница 52

— Привет.

— Ты кто?

— Облако.

— Райское?

— Люди так любят задавать ненужные вопросы. Я, между прочим, тут по твою душу.

— А, когда я умру, куда попаду — в ад или в рай?

— Давай сразу перейдём к делу, а то у меня через полчаса торжественный обед.

— А из ада возврата нет?

— Ты чего же, дурочка, делаешь?

— А что? — Светлана с недоверием посмотрела на ямочки около коленки небожителя.

— Плохой мир лучше доброй ссоры.

— А как выглядит Бог?

— Ты меня слушаешь?! Ты, несмышлёныш, берёшь на себя бремя ненависти, а тащить его — ой как тяжело! Она иссушает душу, от неё бледнеют щёки и вянут розы.

— Она плохая.

— Она не плохая, а ты ещё очень молода, чтобы понимать суть вещей.

— Она эгоистка!

— Она человек.

— Она скверный человек! Посмотри, что она с моей ногой сделала! — И Света задрала юбку.

— Ну, что ты себя жалеешь. Ты сама во всём виновата.

— Я была ребёнком.

— Некогда мне! Я должен сказать то, что должен. Не сбивай! — Ангел заглянул в блокнот. — Ну так вот, ты достигаешь прямо противоположного результата. Ты своим своеволием только возлагаешь венец благоденствия на голову этой женщины. А у нас, между прочим, свои сроки и планы. Кстати, ты не могла бы достать мне новый еженедельник, а то этот ещё довоенный, весь истрепался. — Небожитель покачнулся и чуть было не свалился в лужу, потом встрепенулся, приосанился и принял самый важный вид, на который было способно его короткое тело. Опять уселся на плечо Светы.

— Не проблема, еженедельники продаются в любом канцелярском магазине. Ты не мог бы слезть с моего плеча, мне щекотно и жарко, — попросила девушка.

— Ну надо же, к ней ангел прилетел, а ей, видите ли, щекотно и жарко! Ты только представь, как к какому-нибудь Федушкину из восемнадцатого века пожаловал бы такой гость, как я! Он бы с ума сошёл от счастья! Куда катится человечество?! Так у меня скоро работы не останется. Раньше человеку было достаточно, чтобы во сне ему привиделось двенадцать стогов. И он эти стога начинал толковать, да так ловко, что даже мы завидовали его изобретательности. От этих двенадцати стогов пошли целые учения, нескончаемые легенды. Какое было время! Если бы Всевышний замешкался, то сейчас бы его вообще не заметили. От этого, между прочим, у Него настроение не улучшается! Что Он в вас нашёл, только Ему и известно! Вы должны заботиться о Его грустном настроении. Но нет же, вы проявляете самую чёрствую безучастность. Я тебе вот что скажу, Бог давным-давно решил уничтожить вашу землю, которая приносит одни только убытки. Он-де посылала на вас серный дождь, но вы же ничего не поняли и приняли его за взрыв атомной бомбы и давай бороться как ни в чём не бывало, и никакого тебе библейского ужаса. Что за народ!

— Я спешу.

— Нахалка!

— Плечу очень горячо. И вот канцтовары.

Ангел на секунду замялся, устремив взор на деревянное здание, где продавались столь вожделённые им еженедельники.

— Бог с ним, с блокнотом. Мне Авраам обещался достать.

— У вас тоже дефицит?

— Ну, никто же не обещал материального благоденствия, всё больше духовного. Бывает, по целым месяцам перебои с амброзией или нектаром. Всё из-за вас, поставки прекращаются, когда вы плохо молитесь. И что ещё делать на небесах, как не писать мемуары о том, как мы жили на грешной земле, поэтому бумаги тоже не хватает. Ладно, к делу, поясню причину своего сошествия. Сейчас время возвысить женщину! И знаешь почему?

— Света помотала головой.

— То, что не может разрушить мужчина, уж точно разрушит женщина! — Он начал смеяться и от хохота раскалился докрасна. — У вас особые, ни с чем не сравнимые таланты, — и он опять начал хохотать, — вы можете на свой счёт не обольщаться: вы ошибка природы, вирус, который выскочил из лаборатории, соблазнив лаборанта. А теперь вы по всему свету расплодились, и спасу от вас никакого нет, бедных мужчин совсем под каблук загнали. Хотя мне лично вы много симпатичнее. Вы такие гладкие, душистые. — Он продолжал хохотать, и Света не могла понять, как относиться к его словам. — Так вот, скоро с Мариной должно случиться несчастье, и ты будешь божественным орудием, — сказал он и чуть не лопнул он смеха, потом замер и тщательно почесался, на землю упали несколько белых перьев. — Осенняя линька, кальция не хватает.

— Не хочу с ней иметь ничего общего!

— А в твоём согласии никто и не нуждается. Пойдёшь, и всё. Потом только спасибо скажешь. Поскольку и твоя судьба возвысится через это. Поняла?

— Нет, — зло сказала Светлана и хотела было столкнуть ангела, как вдруг всё её тело сковал холод, в плечо вцепились острые когти, а его хорошенькое лицо вытянулось и сделалось землистого цвета с горящими огнём глазами. Он вырос и наполнил собой всю улицу, весь город, взял в ладонь солнце и замахнулся им в Свету, а потом затрубил пронзительным голосом:

— Как ты, тварь дрожащая, смеешь СО МНОЙ спорить! Как Я сказал, так и будет, и ни одно живое существо не может противиться Моей воле. Моя воля непостижима и непоколебима. Я превыше всего, превыше отца и матери, превыше жизни. Я и есмь жизнь!

Света подняла голову с подушки, она тяжело дышала, её тошнило, а на плече виднелись продолговатые следы. Она оделась и вышла на улицу.

В вагоне метро напротив неё сидела коричневая старуха, которую она видела около магазина «Волшебная швея». Старуха деловито читала газету и время от времени посматривала на девушку, качая головой в так движения поезда

Света вышла из метро, на улице лил дождь, она шла, и ей слышались какие-то неясные звуки, как в опере, когда оркестр настраивается перед представлением. Она вздрогнула — около урны лежали перья, а под скамьёй сидел белый голубь и человечьими глазами следил за девушкой. Она нагнулась и долго смотрела на птицу, потом быстро побежала.

Марина и Иван ехали по вечернему городу, который светился и брызгал рекламными огнями, вспарывал воздух фарами проезжающих машин. Темнота гудела и злилась, вся разодранная светом. Марина наконец везла деньги в банк. Она держала руку на колене Ивана, а сзади лежала сумка с деньгами — бумажный ключ к их будущей жизни, к красоте, к научным открытиям. Марина улыбнулась и прижалась к плечу Ивана. Он увидел губы, пахнущие нежностью и желанием. Они были близко и звали его…

Весь мир пошёл круговертью, на большой скорости в них въехал «КамАЗ». Огромный, похожий на адский призрак грузовик.

По асфальту разлетелись куриные тушки, шофёр вёз партию окорочков. Коричневая старуха лыжной палкой стала вылавливать птицу и складывать в портфель. По лицу Ивана текла кровь, Марина, отключившись, лежала ничком — последнее, что она слышала, был его крик:

— Марина, ты жива?

Она ничего не могла ответить, грудь давила тяжесть, и она не чувствовала ног, а впереди неслась бесконечная дорога, и летели птицы — белые, большие, с общипанными лапами, о которых увлеченно спорили в парламенте, не имея возможности прийти к общему знаменателю о пользе или вредности куриных окорочков.

Глава 29

Очнулась Марина в больнице, над ней стояла девушка в белом халате — симпатичная, с раскосыми глазами, наружные уголки которых задирались кверху, что делало её лицо немного жестоким и в то же время особенно привлекательным.

«Что?» — спросила Марина одними глазами.

— Всё в порядке. Вы такая красивая!

Марина закрыла глаза, она боялась пошевелиться — вдруг её лицо обезображено, или она не сможет ходить, а может, и то и другое сразу? Медсестра исчезла в дверном проёме. Марина почувствовала, что перед ней стоит кто-то значимый и важный. Она открыла глаза — над ней возвышался тучный мужчина с бойким, как барабанная дробь, лицом и вихрастыми усами, кончики которых были подёрнуты ранней сединой.

— Марина, с вами всё в порядке.

Женщина посмотрела на него — его голос звучал слишком спокойно и доброжелательно, чтобы говорить правду.

— Что? — осторожно спросила она, в горле запершило.

— У вас сломаны обе голени. Нужно некоторое время, чтобы вы встали на ноги.

Марина попробовала оторвать ногу от кровати, она была неподъёмной, но боли она не почувствовала.

— Сколько?

— Месяца два-три.

— Сколько?

— Я сказал — два-три месяца!

— У меня их нет.

— Появятся, — безучастно ответил врач и вышел.

Марине захотелось рахат-лукума и ласки, чтобы Иван надавил на её живот в области пупка, больно схватил запястья. Женщина опустила руку под одеяло, но не выдержала и отдёрнула, заниматься мастурбацией было для неё всё равно что нюхать грязное бельё, а сейчас у Марины не было сил на стыд, хотелось чего-то, на что имеешь право, на узаконенную любовь, на чистоту, она попыталась перевернуться на бок, ничего не вышло. Она лежала и всё спрашивала себя: почему? Почему? Почему опять она?