Хидыр Дерьяев - Судьба (книга вторая) Страница 7

Парни огляделись по сторонам и заметили свет в щели одной из соседних кибиток, Дурды толкнул локтем Аллака:

— Пойдём, посмотрим, кто там?

— Пойдём, — согласился Аллак.

Дурды осторожно расширил щель, в которую пробивался свет, прильнул к ней глазом. Некоторое время он стоял неподвижно, только восхищённо причмокивал. Потом повернулся к Аллаку.

— Ты знаешь, что это за кибитка? Это и есть то самое место, где собираются гурии! Их там полным-полно! И все — без яшмаков. Ей богу! У каждой лицо светится, как лампа со стеклом, которую я видел в доме Мереда-арчина. Как бы, в самом деле, не обернулось правдой то, о чём Клычли говорил: оседлают нас с тобой молодухи на всю ночь…

— Пусть оседлают! — вздохнул Аллак. — А ну, пусти, я тоже посмотрю!

В кибитке действительно было много собравшихся за рукоделием молодых женщин. Они, видимо, сидели ужо давно, так как больше не работали, а подшучивали друг над другом и смеялись по каждому пустяку. Когда Аллак приник к щели, одна из женщин, стоя к нему спиной, приступала с куском красной материи к девушке, прилежно вышивавшей ворот халата.

— Встань, сестрица, встань, не стесняйся! Сейчас мы примерим, сколько нужно материи тебе на новое платье. Учти, что если не придёшь к йигиту в новом платье, он не пустит тебя под своё одеяло.

Женщины засмеялись, девушка покраснела и ещё ниже опустила голову. Насмешница постояла немного, бросила материю и, зевнув, сказала:

— Что-то плохо спала я прошлую ночь. Надо сегодня лечь пораньше. Пойдёмте, девушки?

Она обернулась, и Аллак, тихо ахнув, отшатнулся от щёлки.

— Моя!.. Моя Джерен!..

— Где Джерен? — не понял Дурды.

— Домой сейчас пойдёт.

— Тогда не теряйся! Иди и встречай её между кибитками.

Аллак двинулся было к кибитке Энекути, но вспомнил о собаке и остановился на полпути. Он чувствовал себя робко и неуверенно, словно не муж пришёл навестить жену, а юноша назначил свидание своей возлюбленной. Огромная нежность к Джерен, столько времена не находившая выхода, заставляла замирать сердце, дрожать руки. И дышалось так, словно Аллак только что два раза обежал весь аул.

Джерен подходила всё ближе. Смутные очертания её фигуры обретали чёткость. Вот сейчас Аллак протянет руку и скажет: «Любимая, я пришёл», и Джерен тихо вскрикнет, бросится ему на шею, замрёт, как большая приручённая птица. Вот сейчас…

С леденящим душу воплем с кибитки сорвалась сова и серым призраком растаяла в ночи. Аллак вздрогнул. Джерен испуганно ойкнула и моментально очутилась в кибитке. Зашевелился Карабан, глухо, спросонья он хрипло брехнул несколько раз.

Дурды потянул Аллака за рукав и, когда они немного отошли, сказал шёпотом:

— Прозевали случаи! Пойдём с Клычли советоваться.

Совет длился долго. Поёживаясь от холода, парни придумывали разные варианты похищения Джерен и, в конце концов, пришли к выводу, что надо ждать, пока уснёт Энекути, а потом…

— Кибитка маленькая, — сказал Дурды, — всего из четырёх крыльев. Мы с Клычли приподнимем её остов, а ты подлезешь снизу и там разыщешь свою Джерен.

— А как я назад вылезу? — спросил Аллак. — У меня сил не хватит терим поднять, а вы как узнаете, что мне выходить надо?

— Ей богу, ты как маленький мальчик! — возмутился Дурды. — Таким желторотым рано ещё жениться. Я с тобой сколько по пустыне ездил и ходил, думал, что ты смелый человек.

— Тут смелости мало, смётка нужна. У каждой вещи есть своё начало и, когда не знаешь, как за пего взяться, поневоле будешь раздумывать.

— Не надо раздумывать! — решил Дурды. — Сначала полезай. А как выбраться назад, после позаботишься. Может быть, твоя милая тёща сразу тебя поймает и с треском из двери выбросит. Тогда не нужно будет и заботиться о выходе! А может она из таких, которые в отсутствие мужей охотно дают зятю место у стены?

— У неё дождёшься!

— Это тебя не должно беспокоить, у тебя молодая жена есть, которая ждёт твоих объятий. Зачем тебе тёща? Ты так заботишься о выходе из кибитки, словно это — главное, словно ты уже вошёл и исполнил свои девять желаний. Джерен сама тебя из двери выведет.

— А как я её в темноте найду? Я даже не знаю, с какой стороны она спит.

— Может мне вместо тебя пролезть и найти её? Только я быстро не вылезу, учти! Подождать придётся,

— Хватит спорить, ребята, — сказал Клычли, — а то дождёмся, что нас кто-нибудь заметит. Полезай, Аллак!

— Ну, что ж, — сказал Аллак, — либо вода, либо саман — или возьму, или умру. Поднимайте!

— Тихо ты! — одёрнул его Клычли, берясь за решётчатый каркас кибитки. — Чего кричишь! Не умрёшь. Около молодой жены ещё никто не умирал. А ну, Дурды, берись разом! Взяли!

Каркас приподнялся, Аллак нырнул в образовавшееся отверстие между крылом кибитки и землёй.

— Хей, Карабай! Куш, Карабай, куш! — неожиданно закричал кто-то у двери. Послышалось рычание.

Дурды испуганно выпустил из рук терим и повернулся как раз вовремя, чтобы ударом ноги отбросить метнувшуюся к нему собаку. Пёс кинулся снова. Дурды поймал его за горло, сжал что было сил. Карабай задавленно захрипел, брыкая задними лапами, воняя псиной и гнилой пастью.

Не успел Дурды собраться с мыслями, как чей-то увесистый кулак стукнул его по голове и грозный голос рявкнул над самым ухом:

— Какой бандит собаку душит!

— Не кричите, Энекути-эдже, — послышался торопливый голос Клычли. — Мы не чужие, мы знакомые люди!..

— Ты что, головорез, пупок Энекути завязывал, что в знакомые набиваешься?

— Зять ваш пришёл, Энекути-эдже…

Карабай снова захрипел и забился под придавившим его к земле Дурды. Клычли торопливо нагнулся, нашарил задние ноги собаки и уже не таясь, крикнул:

— А ну, пусти!

Дурды отпустил собачье горло, Клычли, напрягшись, крутнул увесистого пса вокруг себя. Энекути испуганно присела.

Раскрутив Карабая, Клычли кинул его за ограду агила. Пёс с визгом шлёпнулся на землю и припустил в поле. Издалека уже тявкнул два раза и пропал.

Однако от рассвирепевшей Энекути избавиться было Труднее, чем от Карабая.

— Здесь нет незнакомых людей, — убеждал её Клычли. — Ваш зять пришёл.

— Какой зять! — кричала Энекути, толкая в грудь то Клычли, то Дурды: в агиле было темно, и она не различала лиц парней. — Какой ты мне зять, чтоб тебе голову отрезали! За столько лет не мог прислать ни одной копейки в счёт калима, а теперь зятем пришёл. Ишак и тот сообразил бы, что без калыма его на порог никто не пустит. Идите отсюда, сыновья праха, чтобы я вашей тени здесь не видела!

Пришедший в себя Дурды смекнул, что старуха принимает за своего зятя одного из них и, подделываясь под голос Аллака, хотя Энекути вряд ли помнила его, сказал:

— Мы уйдём, тётушка… Если вы хотите, мы уйдём. Я не смог собрать калым… Думал жену повидать, а потом…

Энекути проворно повернулась к нему.

— Думал? Если бы ты думал, осёл вислоухий, давно бы расплатился! Иди, иди и не думай без калыма больше приходить, шалопай!

Пока на дворе Энекути выпроваживала позванных гостей, улёгшаяся было Джерен услыхала шум и подвинулась к стене кибитки, чтобы разобрать, с кем это сражается мачеха. И тут она заметила лежащего ничком человека, неизвестно откуда появившегося в их кибитке.

Джерен не отличалась робостью, но если бы Аллак не повернул к ней лицо, если бы не назвал её по имени, она закричала бы от неожиданности. Узнав мужа, она поняла причину шума и торопливо сказала:

— Иди скорее сюда, я тебя одеялом накрою, пока мать не пришла!..

— Не могу, прошептал Аллак, — нога под теримом осталась.

— Очень больно?

— Нет, совсем не больно, только вытащить не могу.

— Как же быть теперь?

— Не знаю…

Подумав, Джерен быстро оттащила постель Энекути к дальней стене, а свою придвинула вплотную к Аллаку.

— Приподнимись немного, — попросила она. — Вот так… А теперь лезь под одеяло… Если твои товарищи знают, что твоя нога под теримом осталась, они освободят тебя, когда мать со двора уйдёт. А если не знают, я потом девушек позову, мы сами терим приподнимем. Тихо лежи! Мать идёт!.. — И она сама юркнула под одеяло.

Энекути вошла, ворча и отплёвываясь.

— Что случилось, мама? — сонным голосом спросила Джерен. — С кем ты ругалась? Телёнок, наверно, отвязался и корову высосал?

— Ай, лежи ты! — буркнула Энекути. — Меня высосать хотят, а не корову! Ходят тут на мою голову!

— Кто ходит?

— Муж твой непутёвый ходит, вот кто! Ждёт, чтобы я его в дом пустила! Как бы не так, земля его проглоти!

— Зачем нужны такие нехорошие слова, мама?

— А ты молчи, дура! Тебе нужно было, чтоб я его под одеяло к тебе пустила? А теперь, когда я его выгнала, ничего не нужно?

— Ладно, мама. Я спать хочу.

— Так я тебе и поверила! Ты про мужа услыхала, так теперь не уснёшь, хоть глаза тебе выколи. Но — ты лежи, не думай вставать! Пока этот вислозадый пёс полностью не рассчитается, я не позволю вашим лицам лечь одно на другое, так и знай!.. О аллах великий, милостивый и милосердный, за столько времени не мог собрать калым и ещё не стесняется зятем приходить!..