Письма в пустоту (СИ) - Ино Саша Страница 50

На самом деле, он был погружен в глубокие раздумья.

— Расскажи мне свое самое яркое воспоминание, — неожиданно попросил он.

— Зачем? — Альентес чуть смутился.

— Просто так…

— Я не знаю…

— Ты ведь чувствуешь надвигающийся шторм? — Гленорван свысока посмотрел на монаха.

— Наверное.

— Время перед бурей самое тихое, добавь тишины…

— Не понимаю… — монах пожал плечами, — Чего тебе от меня надо?

— Хочу узнать, было ли у тебя в жизни хоть что-то запоминающееся.

— Мою жизнь лучше и вовсе забыть.

— Значит, не ответишь?

— Нет.

Альентес как-то неестественно дернул головой.

— Ладно, — хмыкнул Джордж, — Тогда я… Ты когда-нибудь пускал воздушного змея в небо?

— Я пускал змеям Акведука кровь.

Гленорван засмеялся, но продолжал:

— Я помню один день, мы тогда жили в Англии, шел дождь… Погода была явно не для запусков змея, но я хотел. Мама взяла меня за руку, накинула дождевик мне на плечи, и мы пошли на холмы. В тот день дул шквальный ветер, раскачивая деревья мокрые от дождя. Мне удалось запустить змея лишь с десятого раза. Видимо выше в небе бушевал настоящий шторм, потому как веревку от змея мотало из стороны в сторону, вырывая у меня из рук. Мне было восемь лет, и я не удержал… Змея сорвало и понесло на деревья. Я рыдал в голос и умолял мать вернуть мою любимую игрушку.

Гленорван замолчал, он отстраненно смотрел на пустую чашку кофе.

— Все? — поинтересовался Альентес, не вынимая изо рта очередной сигареты.

— Хм, нет, не все, — Джордж усмехнулся, — Мама сжалилась надо мной и полезла на деревья. И чем выше она залезала, тем я сильнее боялся, что она вот-вот сорвется со скользких веток вниз. Мне уже не нужен был змей, заискивающе пестревший сквозь крону, я хотел одного, чтобы мама поскорее вернулась обратно, только так я мог быть спокоен. Я снова заплакал, прося ее вернуться. Каково же было ее удивление! Но она все же достигла цели и забрала змея, а потом, стоя на земле, мама прижимала меня к себе и смеялась над моими детскими страхами. Я успокоился от ее улыбки, — американец сладко зажмурился, — Мое самое яркое воспоминание — улыбка моей матери, внушающая мне, что все хорошо, что гроза закончилась, и уже все-все хорошо… Но тебе, наверное, не понять моей радости, ведь матери у тебя никогда не было!

Альентес нахмурился.

— А мое самое ярко воспоминание — внезапно выпалил он, — Взгляды моих собратьев, тех с кем я вырос в детской группе, когда стали известны результаты распределения по наставникам. С одной стороны в них читалась жалость к моей судьбе, с другой бесконечная радость, что это не им выпала немилость судьбы оказаться учеником Игнасио… Такое тошное чувство возникает от их взглядов…

— Зависть?

— Злость…

— Ты способен чувствовать? — иронично произнес Гленорван.

— Нет, не способен. Устраивает?

— Меня вполне.

— Ну и все, — Альентес открыл новую пачку сигарет.

— Может, расскажешь, кто такой Диего? Ты так сладко его звал…

— Тебя не касается! — яростно выкрикнул Альентес. Его буквально свело гневной судорогой.

— Видимо это воспоминание ты оставил исключительно для себя.

— Тебя это не касается, — вкрадчиво повторил монах.

— Ладно, — Джордж рассмеялся, — Забудем!

— Тебе, что натерпится узнать подробности моей жизни? — с желчными нотками в голосе проговорил монах.

— Абсолютно неинтересно, просто, чем больше знаешь о противнике, тем легче его одолеть.

— Твой сегодняшний пассаж возле ресторана не был похож на элементарное выуживание информации! Скорее ты выглядел взволнованным!

— Да уж, смотрю на тебя все и думаю, как у тебя духу хватает быть таким спокойным…

— После всего, что со мной делали? Ты это хотел сказать?! — перебил Альентес.

— Тебе не к лицу доминировать в разговоре, — презрительно фыркнул Гленорван.

Повисло молчание.

— Все же, я не понимаю, как можно так низко пасть и ни во что себя не ставить, так, как это делаешь ты.

Джордж принял серьезный вид.

— Я? Меня не существует… Я слуга, обслуживающий персонал, вспомогательный механизм… Называй как угодно!

Альентес сдвинул брови.

— Поэтому ты сейчас так ревностно на все реагируешь? — рассмеялся Джордж.

— Я… — розенкрейцер невольно пригладил челку, — Не реагирую…

— Да, конечно! Ты просто смирился, тебе легче обозвать себя безропотным слугой, чем начать задумываться. А когда, что-либо вынуждает тебя анализировать, ты начинаешь отбрыкиваться и сердиться… Ты бежишь от правды.

— И?

— И ничего. Я понимаю причину такого поведения, это типичная защита, которая не дает сойти с ума. Но я не порицаю, я могу объяснить, почему так… и, если честно, сам бы я не выдержал.

— Ничего сверхпредельного… — тихо произнес Альентес.

Джордж принялся хохотать.

— Конечно, нет, — иронично продолжал он сквозь смех, — Тебя унижают и лишают человеческого достоинства, а тебе все нипочем. Ты готов сносить любые пытки ради Игнасио, только потому, что решил, что он твой Бог. Бедняга… Нет, ну действительно просто смешно!

— Смейся, — проговорил Альентес, нервно тыкая окурком в пепельницу.

— Остынь, — хмыкнул американец, — Мы все равно враги. Так?

— Да…

— Значит, без обид?

— Да.

— Альентес, — Джордж посмотрел прямо в глаза монаху.

— М? — парень ответил взаимностью.

— Что бы не произошло дальше, это не твоя вина.

Розенкрейцер хотел было ответить, но тут его телефон взорвался протяжным визгом.

Альентес подскочил, схватив трубку, и заметался по залу.

Джордж засмеялся, но насладиться комичным замешательством собеседника не успел, его собственный мобильник запел нежной мелодией востока.

— Итон? — весело отозвался Джордж.

— Гленорван, не пользуйся моим терпением… — рассерженный голос товарища заставил американца неохотно выпрямиться.

— Что опять? — нехотя спросил он.

— Испытываешь меня на выдержку?

— Ты же не коньяк…

— Джорджи! — гаркнул Итон, — Моя группа захвата мертва!

— А ты что ожидал?

— Монах убил их!

— Естественно… Он лучший асассин ордена. Иначе и быть не могло…

— Вот! Вот поэтому ты обязан от него избавиться как можно быстрее, — уже спокойно подытожил картавый лидер Акведука.

— Я же просил не влезать в мою игру, — свысока заявил Гленорван, — Но ты не послушался, видимо в организации лишних людей стало много.

— Джорджи, ты действительно потерял голову из-за маленького монаха?

— Ничего подобного, — отмахнулся американец.

— А, по-моему, я прав. Ты забыл отца?

— Итон! — глаза Джорджа вспыхнули яростью.

— А по факту выходит, что тебе все равно, чем ты клялся на его могиле! Твои развлечения тебе дороже чести рода и заветов родного отца, я теперь вижу истинное положение дел.

— Не говори так, Итон! — сурово ответил Гленорван, сжимая трубку в руке, — И не разводи меня на действия. Я и без тебя все контролирую и у меня есть план… А ты только мешаешь своими внезапными выпадами в виде отдельных группок захвата.

— Контролируешь? Этого мало! Действуй! Джордж, я серьезно, времени не так много! Орден не будет вечно ждать моего эфемерного появления, они скоро догадаются, что это была всего лишь дезинформация, так искусно тобой сфабрикованная для шпионов.

— Не зуди, старик. Calm down! — хохотнул американец.

— Джордж, не вынуждай меня принимать крайние меры.

— No problems, roses must die… Я понял тебя…

— Гленорван, твоя ирония неуместна, когда-нибудь ты за нее поплатишься.

— Но не сейчас, — равнодушно отозвался Джордж, — Пока, старик, борись лучше со своими килограммами, нежели с другом детства.

Не дав Итону ответить, Джордж отключил телефон. Совсем… с концами.

Он вздохнул.

Перед его глазами маячил Альентес с телефонной трубкой у уха. Выглядел монах просиявшим и радостным, по всему было видно, он долго ждал этого звонка.

Гленорван, пользуясь тем, что розенкрейцер его не видит, извлек из кармана маленький кулек из целлофана, так напоминающий подушечку жвачки Dirol. C одним только исключением: в нем белел подозрительный порошок. Нервно покрутив подушечку в руке, Джордж надорвал край целлофана ногтем.