Насмешивший Бога (СИ) - Айрон Мира

Глава первая

Июнь 2010 г.

В коридоре Сашу поймал за рукав белого халата травматолог Владимир Иванович.

— Кузнецова, у тебя когда пересменка?

— В восемь.

— А сейчас?

— Пять доходит.

— Пойдём, — он заставил Сашу развернуться и повлёк за собой.

Они остановились у двери реанимации.

— Посидишь тут, понаблюдаешь. Просто сиди рядом. Если увидишь, что пациент пришёл в себя, или что-то не так, сразу жми на кнопку, вызывай.

— Поняла, — Саша кивнула, снизу вверх глядя в серое от усталости молодое лицо Владимира Ивановича. Досталось ему сегодня, ночь выдалась тяжёлая.

— Вам бы отдохнуть.

— Я и собираюсь. Хоть пару часов. Потому что скоро тут будет и его мать, и милиция…и начнётся всё опять по кругу, — он устало махнул рукой.

Владимир Иванович толкнул двери палаты, и Саша услышала характерный писк аппаратов.

Жалюзи наглухо закрыты, потому в палате словно сумерки, хотя уже вовсю светит раннее июньское солнце. Владимир Иванович указал Саше на стул в изголовье кровати; она послушно села прямо, сложив руки на коленях. Доктор кивнул и вышел.

…Казалось, на парне живого места не было: он был почти весь закован в бинты и гипс. Левая нога поднята с грузом. Правая рука, свободная от гипса, вся синяя от кровоподтёков. Такое же синее лицо. Видимо, ему поставили обезболивающее, потому что он крепко спал; доктор сказал, что пациент в сознании.

Двери бесшумно отворились, впустив полосу света из коридора, и в палату вошла пожилая медсестра из травматологии Ирина Викторовна.

— Как тут, спокойно? — шепотом спросила она, присев рядом.

Саша кивнула.

— Я в восемь тоже домой, так что мы с тобой шоу не увидим, к счастью, — шёпотом продолжала Ирина Викторовна, — мальчишка-то оказался "золотой", к тому же, не местный. Мать уже на пути из Казани. Сказала, подпу́стите милицию до моего приезда — сравняю с землёй вашу больницу. Адвокат она какой-то, важная персона, — усмехнулась медсестра.

— А что случилось-то? Я занята была, когда их привезли, — едва слышно спросила Саша.

— Да что у них может случиться? — горько усмехнулась Ирина Викторовна, — Вписка, или как это у них? Сели впятером в машину, все пьянущие. В итоге водитель в морг уехал, этот в реанимацию. Ещё парень и две девки отделались царапинами, посмотрели их да домой отпустили. Представители милиции с ними работают. С управлением водитель не справился, влетели в столб. Детки-конфетки.

— Что у него? — Саша кивнула на парня.

— За водителем сидел. Перелом левой ноги, перелом левой руки, два ребра, сильное сотрясение. По позвоночнику непонятно пока. Но думают, что подвывих, а не перелом. Завтра на МРТ повезут, — Ирина Викторовна поднялась, — ладно, пойду я, надо бумаги заполнить. Если что, звони.

Саша опять кивнула.

Она была занята в других палатах, но слышала, как часов в двенадцать ночи резко поднялся шум, гам, по коридору загремели тележки. Чуть позже она видела участкового и какого-то человека в штатском, видимо, тоже из милиции. Сумасшедшая ночь. Не повезло тем, кто дежурил, но они привыкли. Однако тут какой-то тяжёлый случай, видимо, парень не местный, да ещё и родители непростые.

Саша задумалась. Возможно, будь у неё родители, её жизнь сложилась бы совсем не так: её бы тоже поддержали в сложный момент. Тогда бы её не вышибли из стоматологии в Леньве с волчьим билетом почти полгода назад, не возили бы дружно и с энтузиазмом "мордой об асфальт", попутно со вкусом растаптывая её гордость и всю её жизнь. "Бюст твой всему виной", — усмехнулась тогда пожилая адвокат, которую предоставили Саше. Тогда же мимо проходила главврач Леньвинской стоматологии, Нинель Сергеевна. Она остановилась возле Саши и сказала спокойно: "Надеюсь, ты понимаешь, что работы в Леньве не найдешь никогда?". Она сделала особый упор на слово "никогда". Спустя два дня, подписав все необходимые бумаги в милиции и у приставов, Саша покинула Леньву.

Приехав в краевой центр, она три ночи провела на вокзале, прячась при каждом появлении милиции, а три дня методично ходила из больницы в больницу в поисках работы санитарки. С медициной Саша была не готова расстаться. На четвёртый день повезло: в одной из больниц ей сказали, что в пригороде П., в одной из районных больниц, есть вакансия для неё. В тот же день Саша оказалась в селе Зеле́нино, в кабинете заместителя главного врача районной больницы Фаины Петровны. Фаина Петровна являлась также неврологом. Глядя в усталые глаза доктора за толстыми стеклами очков, Саша неожиданно рассказала тогда всю свою жизнь и все злоключения. С тех пор она работала санитаркой в отделении травматологии районной больницы.

Саше Кузнецовой был двадцать один год; с тех пор, как три года назад умерла бабушка, у Саши не осталось ни души в этом мире. Родители Саши погибли на сплаве, когда девочке было всего два года, она их совсем не помнила. Они всегда жили вдвоём с бабушкой в большом селе на севере края.

Когда Саша заканчивала школу, бабушка слегла, и два года Саша ухаживала за ней. Позже, когда бабушки не стало, выяснилось, что каких-то документов на дом нет, и он принадлежит администрации села. Саше предложили выкупить дом, но откуда ей было взять деньги? Председатель сельсовета намекал, что если бы Саша была посговорчивее, то можно было решить проблему. Но Саша не хотела быть сговорчивее. Она раздала все вещи, всю мебель, отвела собаку Чарлика к соседям, заплатив им за его содержание, и покинула родное село. Она уехала в Леньву, где сразу по среднему баллу аттестата была зачислена в медицинское училище.

Увидев её, красавицу деревенскую, комендант общежития сказала: с пути собьют или изнасилуют. И предложила Саше жить в соседней с ней комнате, одной, без соседей. Нужно было отдавать половину стипендии и готовить для них двоих — комендант жила в общежитии постоянно. Саша была очень рада, поскольку ей меньше всего хотелось жить с другими девушками.

Саша не доверяла людям: она знала, что постоять за неё некому. Два года она училась и подрабатывала санитаркой по ночам; порой с ног валилась от усталости. Получив красный диплом, Саша была принята на работу в стоматологическую клинику в качестве медсестры. Это считалось очень престижно. Комендант позволила ей и дальше жить в комнате, но подняла оплату. Это не пугало Сашу: она была уверена, что наконец-то и ей улыбнулось счастье…

Саша заметила, что пациент вздохнул и пошевелился, и вернулась из воспоминаний в действительность.

Ему с трудом удалось разлепить веки. Болело всё тело, каждая косточка, каждая мышца; болело даже лицо. И он совсем не мог пошевелиться. Где он и что с ним? Неожиданно стало так светло, что он зажмурился, — видимо, кто-то открыл шторы. Перед ним возник силуэт. С трудом сфокусировав взгляд, он увидел бледное лицо, на котором ярко выделялись два огромных синих глаза. Кто это? Дамир пытался сказать, что очень хочет пить, настолько сильно, что в горле словно кол вбит.

— Тихо, тихо, мальчик, миленький! Наверно, пить хочешь? — спросил мелодичный ласковый голос.

Дамир хотел кивнуть, но не смог, только смотрел. Теперь он понял, что перед ним девчонка в белом халате. Она аккуратно обтёрла его лицо чем-то влажным и начала тихонько, по капле поить его водой с ложечки. Ему хотелось пить ещё, ещё, и она опять поняла это по взгляду, продолжала поить. Потом она нажала какую-то кнопку, и через минуту рядом появились другие люди, все в белом.

… - Спасибо, Кузнецова, поспал, будто заново родился. Счастья тебе да чё да, и жениха хорошего, — Владимир Иванович, как обычно, шутил, — всё, иди домой. И так задержалась. Скоро тут начнётся…

Агафоновна, старушка, у которой Саша снимала комнату в доме, встретила её у забора:

— Говорят, авария была ночью, один погиб, и один в больнице? — она вглядывалась в лицо Саши.

Саша выросла в селе, но так и не постигла принцип работы сарафанного радио. Каким образом все всё всегда знают?