Развод в 40. Счастье на десерт - Лия Пирс

Развод в 40. Счастье на десерт

Глава 1

Я всегда считала, что жизнь редко дарит нам сюрпризы. Особенно после сорока. Вселенная будто впадает в рутину, отмеряя дни одинаковыми порциями. Ты уже не ждешь чуда, ты ждешь расписания. Во сколько хлопнет входная дверь, возвещая о возвращении мужа с работы. Какой носок, на этот раз обязательно темно–синий в белую крапинку, бесследно сгинет в пучинах стирки. Во сколько позвонит дочь, чтобы посетовать на занудного преподавателя и попросить немного денег «сугубо ради учебы», и даже ее слова ты слышишь за секунду до того, как они срываются с ее губ.

Но иногда жизнь все же решает устроить фейерверк. Не тот, что освещает небо в праздник, а тот, что безжалостно спалит твой уютный мирок дотла. Например, как сегодня…

— Так, вишни есть, сахарная пудра для посыпки, тесто идеально подошло… — бубнила я себе под нос, завороженно наблюдая, как румяная корочка вишневого пирога золотится в духовке. Этот аромат, ваниль, корица, кисло–сладкий запах ягод, был моим талисманом, моим детством и моей юностью. Этому рецепту меня научила бабушка, вытирая с моих детских ладошек липкое тесто. Этот пирог я пекла в первую годовщину, когда Олег, облизывая пальцы, смотрел на меня влюбленными глазами и говорил, что я волшебница.

Теперь его глаза смотрели куда–то мимо. Муж в последнее время превратился в вечно озабоченную тень. Фразы «совещание», «крайний срок», «тонкости бизнеса, которые тебе все равно не понять» висели в воздухе густым, удушающим туманом. Я женщина доверчивая, но даже в моей груди поселилась тревожность, которая грызла меня. Поэтому и родилась эта наивная, дурацкая идея — принести ему в офис этот пирог, просто, как жест заботы и внимания.

* * *

Подъезд бизнес–центра был пустынен и безмолвен. Мраморный пол звонко отзывался на каждый мой шаг, предательски громкий в этой тишине. Лифт поднялся на нужный этаж с противным шипением. Коридоры погрузились в темноту, лишь из–под щели кабинета мужа сочилась узкая полоска желтого света. Тишина была такая гнетущая, что закладывало уши.

Дверь оказалась прикрыта. Я, прижимая к себе еще теплый, ароматный пирог, тихо толкнула ее плечом.

И мир раскололся.

Пирог в моих руках пах нежностью, домом, уютом и старой, проверенной любовью. А то, что происходило за огромным дубовым столом пахло похотью, дешевым парфюмом и предательством.

Молодая, очень молодая девчонка в обтягивающем платье сидела у него на коленях, запрокинув голову. Ее огненно–рыжие волосы растрепались. Юбка задралась гораздо выше, чем позволяет деловой этикет, а сам Олег, мой солидный, всегда такой собранный Олег, припал к ее обнаженной шее и груди, и его руки жадно скользили по ее спине.

Я застыла на пороге, превратившись в статую с пирогом. Я — Лена, в своем безупречном бежевом плаще, с идеально уложенной пучком на затылке, с макияжем, который не осмелился бы растечься даже сейчас. Я была вылизана до последней волосинки, как всегда, была застигнутая в самом грязном кошмаре своей опрятной жизни.

Ирония момента била по мозгам. Он говорил, что бизнес требует «пристального внимания». Ну да, внимание действительно было пристальным.

В горле пересохло. Где–то внутри, в самой глубине, со щелчком погасла последняя лампочка надежды.

— Добрый вечер, — мой голос прозвучал ровно и холодно. Голос, который я сама не узнала.

Олег дернулся, как на пружине, оттолкнув от себя девушку. Та испуганно пискнула, спрыгнула с его колен и начала лихорадочно поправлять одежду, пытаясь натянуть трясущимися пальцами платье. Вишни в пироге мелко подрагивали, в такт бешеному стуку моего сердца.

— Лена… это… не то, что ты думаешь… — начал он, заплетаясь и заикаясь. Избитая, классическая реплика, которой, наверное, снабжают всех изменников на курсах для идиотов.

Я тихо усмехнулась. Звук вышел сухим, как опавший лист.

— Правда? А я думала, что это именно то. Хотя, знаешь, Олег, это так банально. Мог бы и придумать что–нибудь пооригинальней. Скажем, что это новый метод антистресс–коучинга.

Я медленно перевела взгляд на девушку. Она была до ужаса молода. Густые тени на веках, пухлые губы, испуганные глаза–блюдца. Я окинула ее с головы до ног, и мне стало не то, что больно, а мерзко и гадко.

— Она же немногим старше Саши, — сказала я тихо, обращаясь к мужу. — Что сразу ее подругу не раздел?

Девушка, краснея, попятилась к двери, словно я была призраком с того света. Я сделала шаг к столу, этому алтарю страсти, и с нежностью, с какой, наверное, кладут венок на могилу, поставила на него пирог.

— Кстати, подкрепиться вам всё же не помешает, — сказала я своим новым, ледяным голосом. — Учитывая, сколько калорий вы только что потратили.

Я развернулась и пошла прочь, чувствуя, как где–то глубоко внутри, в самой сердцевине моего существа, с оглушительным треском, похожим на ломающийся лед, что–то крошится и умирает. Иллюзия крепкой семьи, совместного будущего, прожитых лет. Осталась лишь пошлая, дешевая мелодрама с любовницей в главной роли.

Я — сорокалетняя женщина с пустыми руками и душой, насквозь пропахшей вишневым пирогом, который никто не стал есть, поймала мужа на измене. Финал прост до пошлости.

Глава 2

Дома было слишком тихо.

Эта тишина не была той уютной, наполненной ожиданием, когда я прислушиваюсь к шагам в подъезде и ставлю чайник, чтобы он как раз закипел к его приходу. Теперь это была гулкая, звенящая пустота, как в пустой консервной банке, которую пинают по асфальту, и этот стук отдается эхом в черепной коробке.

Я плюхнулась на диван, поджав под себя ноги, и уставилась на черный экран телевизора. Рука сама потянулась к пульту, чтобы включить новости, сериал, хоть рекламу, лишь бы заполнить эту давящую пустоту хоть каким–то шумом, но я опустила руку. Никакой звук не мог перебить то оглушительное эхо, что стояло внутри.

— Какая же банальщина, — прошептала я в тишину, и мой голос прозвучал хрипло и чуждо.

Мужчина средних лет уходит к молодой амбициозной сотруднице. Жена остается у разбитого корыта. Сюжет для дешевого романа. Скука смертная, но когда это случается не с героиней сериала, а с тобой, почему–то становится ни разу не скучно. Становится больно, унизительно и невыносимо горько.

Мой взгляд упал на обручальное кольцо. Я медленно, почти механически, стала его снимать. Оно зацепилось за сустав, будто не желая отпускать,