Александра Йорк - На перепутье Страница 10

— А как же в неожиданных случаях? — дерзко спросила она.

Отец поднял кустистую бровь. Ему нравился ее характер, хотя он не одобрял ее манеру возражать. Но ответил он ей серьезно, на своем не совсем правильном английском:

— Как раз поэтому и в остальные случаи нужно не торопиться, пусть работает голова. Тогда, если вдруг придет неожиданность и не будет времени думать, за тебя сработают твои рефлексы, ты будешь как летчик в небе, который летает на автопилоте.

Димитриос вслед за отцом продолжил ее обучение.

— Не спеши с выводами, пока не собрала все факты, — говорил он, подразумевая археологию. — Нам неважно, в чем заключается правда, нам лишь необходимо ее знать. Не торопись, моя дорогая.

От прикосновения к холодному мрамору Тара почувствовала себя неуютно. Хорошо бы прислониться к теплой груди Леона! Она закрыла глаза, вспоминая, как положила голову ему на плечо, когда они танцевали под виноградными гроздьями, и она ощущала его чисто мужской запах в открытом вороте рубашки. Тара печально вздохнула: снова ее заносит. Хорошо, что Леону хватает ума «не спешить» — она тут ни при чем. Не то чтобы она легко прыгала в постель с малознакомым мужчиной. Нет, она всегда была осторожна в своем выборе, но Леон не был похож ни на кого из ее знакомых. Он был мечтой, богом, спустившимся на землю.

Леон стоял в дверях мастерской и наблюдал за ней. Глаза закрыты, полностью погружена в свои мысли, легкая морщинка на лбу выдает внутреннее напряжение.

Тара звонила ему в гостиницу несколько часов назад, чтобы предупредить: она не может с ним поужинать, поскольку ей придется работать допоздна. Но Леон все равно пришел к музею и просидел весь вечер в угловом кафе, наблюдая, как расходятся служащие. Это должно случиться сегодня. Истекал срок, так что с отменой свидания считаться не приходилось. Итак, он выпил несколько бокалов вина и проследил, как около девяти часов здание покинули несколько служащих. Затем заказал еду. Затем почитал газету. Выпил рюмку метаксы. Наконец, несколько минут назад, он увидел, как ушел Димитриос. Следовательно, скоро должна появиться и Тара. Но она не появилась, и тогда он вошел в музей через дверь, ведущую в мастерскую. Она сидела на полу у грубо очищенной, обломанной мраморной статуи, абсолютно ничего вокруг себя не замечая, и его в том числе.

Он оглядел мастерскую. «Эти люди — вне времени, — подумал он. — Закопались в обломках прошлого, когда весь мир стремится в будущее со скоростью света». Виновато вспомнил, что и его самого когда-то влекло прошлое. Но все это он пережил давным-давно.

Тем не менее Леон прекрасно понимал, что как раз его знания прошлого и привлекли к нему Тару. Перри был прав: к ней требовался особый подход. Но как бы то ни было, сегодня она должна принадлежать ему. Завтра он получит деревянную свистульку Перри.

Он сделал шаг в комнату. Да, она вполне готова. Но не расстегнутая блузка и влажные спутанные волосы заставили его отказаться от прежней оригинальной идеи — увлечь ее на прогулку при лунном свете у Акрополя. Ему все сказали напряженные линии у рта, говорящие о желании. Он потратил на нее две недели, но теперь она была готова. Это случится здесь.

— Ты знаешь… — Как будто издалека послышался голос Леона. Тара вздрогнула и подняла голову.

Леон, довольный ее смущением, продолжил:

— Блэр полностью ошибалась. Ты совсем не похожа на богиню.

Он прошел мимо нее и остановился у другой мраморной фигуры, на этот раз женской, на некотором расстоянии от нее, мимоходом заметив, что она не застегнула блузку, даже когда он оказался к ней спиной. Леон игриво коснулся пальцем носа богини.

— Видишь? — спросил он, поддразнивая ее. — Совсем не похож. Твой не такой прямой… Вот здесь.

Он переместил ладонь на волосы статуи.

— И здесь тоже — у тебя не такие длинные. Или… вот здесь. — Он провел большим пальцем по плечу богини и очертил обнаженную грудь. — Не такие большие.

Тара не понимала, чего ей хочется больше: то ли застегнуть блузку, то ли, ощутив пробудившееся вдруг желание, распахнуть ее шире. Она почувствовала, как между грудей стекает струйкой капелька пота, другая сбегает по спине. Что за игру он затеял?

Ладонь Леона скользнула по мраморному бедру, затем назад, за спину. Пальцы обхватили ягодицу статуи.

— И не такие круглые вот здесь. — Рука задержалась на ягодице. — Но, как ты знаешь, греки не изображали реального человека, обычного человека. Они изображали героя, атлета или человеческий идеал в форме бога. Физическое совершенство было лишь отражением внутреннего мира. Но это неважно, — его глаза все еще дразнили ее, — потому что я предпочитаю реальных женщин богиням.

Тара медленно и неуверенно встала. Она хотела его больше, чем хотела чего-либо в жизни. Совет Димитриоса был выброшен ее разумом. Значит, он оставлял решение за ней. Он дает ей возможность принять или «не заметить» настоящее значение его игры. Она могла все проигнорировать, ответив усталой улыбкой. Могла рассмеяться его шутке. Или, встретив его вызов лицом к лицу, продолжить игру. Тара поднялась и негромко хмыкнула.

— Ты ведь тоже не бог, — сказала она хрипло, но с теплотой в голосе. Она провела ладонью по гладкой, мускулистой груди статуи, к которой только что прислонялась. Затем оценивающе взглянула на Леона. — Ну, — признала она, — разве что немного… вот здесь.

Тара опустила руку на мраморное бедро.

— Но не здесь. — Она задумчиво пожевала губами. — Разве что немного… здесь? — неохотно согласилась она и пробежала пальцами по виску статуи. — А как насчет разума? Разве внешность всегда отражает внутреннее содержание? Это мне еще предстоит выяснить. «Возлюбленный Пан и все другие боги, которые населяют это место, дайте мне красоту, отраженную в душе; и пусть человек внешне и внутренне будет единым». — Тара с вызовом взглянула на него, ожидая, сможет ли он назвать источник этой цитаты.

Она не почувствовала, как он схватил ее за запястье. Лишь ощутила напряжение в плече и жесткость мрамора, потому что, прошептав ей на ухо: «Федра, глупенькая», Леон повернул ее и прижал к груди статуи. Она ощутила и страх и радость, когда он прижался к ней всем телом; спиной она чувствовала холодную жесткость мускулов статуи и одновременно мягкость губ реального мужчины на своих губах, а затем на груди. Ей показалось, что в этот момент она принадлежит им обоим. Тара почувствовала его руку на своем бедре, ощутила, как энергия уходит из нее и тут же наполняется она новой, как будто его руки одновременно и брали и давали. Она услышала, как он еще что-то сказал, когда они опускались на пол, а может, то был стон боли или радости, она не разобрала. Но это не имело значения, потому что слова потеряли всякий смысл.