Без времени - Ёлшин Олег Игоревич Страница 10

«Какого черта ты сидишь здесь? Поезжай в Иерусалим!» — звенело в его ушах. Как он сегодня придет к ней? Что скажет, как посмотрит в эти глаза? Нужно что-то придумать… Один месяц! Всего один!

А ветер продолжал играть с мусором на сером песке, и солнце вставало над морем, равнодушно поглядывая на него. Скоро он останется абсолютно один в этом огромном пустынном мире.

Они долго ехали по зеленым холмам, и дорога уводила куда-то на высоту. Даже солнце стало другим. Таксист, всю дорогу рассказывая о чем-то, наконец, произнес:

— Осталось немного. Иерусалим находится на высоте 900 метров над уровнем моря. Мы поднимаемся.

«Зачем я поехал? — думал он. — Просто больше не мог сидеть на одном и том же месте, да и море это видеть уже не мог, и старого еврея, в кафе которого вчера напился». Тот видел все, но не подходил. А он словно под рентгеновскими лучами был на глазах этого еврея. И зачем он ему все рассказал? Терпеть не могу, когда тебя жалеют! Проще забиться в свою нору и мучиться одному. Вот почему в Москве люди молча напиваются и ничего не знают друг о друге. А здесь — душа нараспашку. А потом не знаешь, куда деться от этих глаз. Хватит и того, что не знаешь, куда деться от самого себя… Потому и поехал. Сбежал. В клинику можно будет приехать только к вечеру, а находиться в том городке, безвольно утюжить набережную и смотреть на море и жалостливые глаза старого еврея он не мог.

Они уже въезжали в город, и наконец показалась большая серая стена, которая скрывала собой массивные каменные строения.

— Старый город, — произнес таксист-еврей, и он начал осматривать окрестности. А таксист без умолку говорил:

— Это Масличная гора, — и показал на высокий холм напротив стены. — Вот старое еврейское кладбище.

Кладбище находилось на склоне холма и занимало значительную его часть.

— Гефсиманский сад, — он тоже находился на этом склоне. — Иисус любил гулять здесь и размышлять, разговаривая со своими учениками, здесь же его предали и схватили, отсюда и повели в Старый город. Что дальше происходило, вы, конечно, знаете, а когда он воскрес, снова вышел на эту сторону, ходил в этом саду, говорил с людьми, а через 40 дней вознесся с самой верхушки Масличной горы. Так что все рядом, — закончил таксист.

— Надо же, во что верят люди! — подумал он. — Хотя, если верить, наверное, легче, намного легче…

Пока они стояли на дороге в небольшом заторе, он мог не спеша осматривать окрестности. Все действительно находилось поблизости. Справа — длинная стена Старого города, потом резкий спуск, через дорогу по левую руку на склоне горы кладбище и сад, а дальше ее вершина.

«Как все близко», — подумал он.

Все напоминало какой-то маленький игрушечный мир, который как на ладони помещался здесь перед его глазами. В этом городе за стеной жили люди, там же проходил Крестный путь, потом они выходили и гуляли в этих садах, поднимались на гору, возвращались в свои дома за высокую стену, а когда умирали, их хоронили на этом кладбище всего в сотне метров отсюда. Все близко. Маленький уютный мир. Только зачем Он не ушел отсюда, когда уже знал, что его предали? Зачем отправился в этот город? Чтобы умереть? Нет, сначала нести свой Крест, а потом умереть… Кажется, так… «Сам-то ты веришь в это?» — подумал он и посмотрел на высокую стену Старого Города. Эта стена притягивала, она скрывала какую-то тайну, и захотелось быстрее проникнуть туда и пойти по его старинным кривым улочкам.

К вере он относился спокойно. В малолетстве его грудным ребенком отнесли в церковь и окрестили. Возраст был бессознательным, и крещение прошло без его воли, то есть по воле его бабушки. А потом он уже не заходил в храмы и церкви, да и креста не носил. Тот хранился у него где-то. На его глазах менялось время, менялась страна. Он видел, как недавние члены одной партии смело рвали свои партбилеты и переходили в партии другие, видел, как эти закоренелые атеисты бросились наперегонки в церковь и в один миг превратились в глубоко верующих людей. «И смех и грех» — русская поговорка. Учителя, недавно преподававшие научный атеизм, начали обучать истории религий и даже не ушли со своих кафедр. Просто эти кафедры тоже перекрасились и изменили свои названия. Все это не удивляло, но стоять с этими людьми рядом в полночь на Святую Пасху в одном Храме не хотелось вовсе. Время такое было. Наверное, поэтому спокойно относился к церкви, просто знал, что был крещеным, и не более того.

— Львиные ворота, — снова услышал он голос таксиста. — Вам сюда.

Он посмотрел на маленький уютный проход в высокой серой стене, и его непреодолимой силой потянуло туда. Едва не забыв расплатиться, он вышел из машины и устремился в городок, услышав на прощанье:

— Будьте аккуратны, держите сумку.

— Зачем? — внезапно обернулся он.

— Мало ли что, — улыбнулся таксист, — всякое бывает.

«Странно, — подумал он, — неужели в Святом месте такое возможно?»

И вошел в стены Старого города…

Сразу потерялся. Здесь, на крошечной территории, расположились сотни маленьких улочек без деревьев и тротуаров, покрытые какими-то навесами, и временами казалось, что идешь по одной огромной квартире, почему-то вымощенной полированными булыжниками. Он запомнил, откуда светило солнце, и сумел вернуться назад к воротам.

«Здесь Иисуса ввели в Старый город», — вспомнил он слова таксиста. Отсюда он и хотел пройти весь этот Крестный путь. Зачем хотел, сам не понимал. Но цель такую себе поставил и теперь изучал названия улиц, пытаясь понять, куда нужно идти.

— Потерялся? — спросил его здоровенный дядька на неплохом русском языке. — Давай, дадим тебе арапчонка, он доведет тебя до Их квартала, — весело предложил он.

— Почему арапчонка? — удивился он, оглядывая человека.

— Потому что квартал арабский, — ответил тот, — а ты не знал? — и засмеялся. Да и не был похож этот человек на еврея.

Он огляделся по сторонам и увидел женщин, закутанных по такой жаре в платки, увидел других мужчин, которые, видно, были местными и тоже арабами. «Арабский квартал», — понял он и спросил:

— А Их квартал, это чей?

— А Их — это христианский. Тебе же в Их Храм?

— Да.

— Ну, берешь моего парня? Договоримся.

Он сунул деньги мужчине и быстро пошел за мальчиком, все дальше углубляясь в этот удивительный город-лабиринт.

Мальчик иногда останавливался, тыкал в стены, показывая какие-то знаки на них, маленькие часовни, что-то еще, и лопотал на странном английском. Английский его был не совсем понятен, и поэтому он шел, словно с завязанными глазами, пытаясь запомнить дорогу. Пока это ему удавалось. Иногда попадались небольшие часовенки, и снова бесконечные стены домов, переходящие одни в другие, и огромные булыжники на мостовой. Мальчик подвел его к столику какого-то араба и знаками показал, что нужно купить сок.

— Джус! Джус! — повторял он. Стало понятно, что придется пить этот сок, иначе они застрянут здесь надолго. Сок оказался вкусным и терпким. Араб ловко выдавил пару огромных гранатов и налил ему полный стакан. Расплатившись, они пошли дальше. Потом его проводник подвел к маленькой лавке с сувенирами. Пришлось купить магнит на холодильник. Потом снова и снова какие-то палатки, сувенирные лавки, магазинчики. Здесь на этой улице был целый торговый ряд, и можно было долго идти, если заходить в каждый. Мальчик постоянно ему советовал что-то, а хозяева лавчонок трепали мальчика по волосам. Подошел какой-то парень и попросил денег. Просто протянул ручку, и пришлось положить туда пару монет… Так продолжалось уже полчаса. Он ходил и скупал какие-то сувениры или по-русски говорил арапчонку, что ему больше ничего не нужно, и тогда они шли дальше. Арапчонок понимал его, только не мог ничего рассказать. Одно он знал точно — идут они в правильном направлении по той самой улице, ее название было написано на табличках каждого дома. Виа Долороса — это и был тот самый Крестный путь. В конце какой-то улочки мальчик остановился как вкопанный и замахал руками, давая понять, что дальше он пойдет один — начинался Их квартал. Махнув рукой на прощанье, мальчик, протянув ладошку и получив монету, быстро удалился, оставив его одного стоять в недоумении.