Её вина (СИ) - Джолос Анна Страница 10

Кажется, я произношу это вслух…

– Ну что вы, речь шла о том, чтобы мы вас не потеряли, а вы про олимпиаду… – качает головой доктор.

Много ты понимаешь! Я шёл к этому много лет…

Злость и досада обрушиваются на меня внезапно. Бубнёж врача слушаю в пол уха. Крах моей спортивной карьеры – единственное, о чём я думаю. Осознавать тот факт, что на данный момент ты, один из сильнейших пловцов страны, превратился в аморфного инвалида – невероятно тяжело.

– Организм молодой, сильный и выносливый. Рассчитываю на то, что ваше состояние в ближайшее время стабилизируется и мы сможем провести операцию.

– Операцию? – неосознанно повторяю вслед за ним, выныривая из пучины мрачных дум.

– Остеосинтез.

Видит немой вопрос в моих глазах. Знакомый термин, но что означает – не помню.

– Метод сращивания кости при тяжелых оскольчатых переломах, – поясняет Иван Петрович.

– Ясно, – отзываюсь апатично.

– Это хирургическая репозиция, осуществляемая при помощи различных фиксирующих конструкций.

– Штифты-винты-пластины? – озвучиваю свою догадку.

– Совершенно верно. Цель остеосинтеза — обеспечение стабильной фиксации отломков в правильном положении с сохранением функциональной оси сегмента и стабилизация зоны перелома до полного сращения.

Киваю. Всё это понятно конечно, но стоит только представить длительность периода восстановления и в прямом смысле слова становится дурно…

Мать тяжело вздыхает и достаёт платок. Её и правда пора отправить домой. Итак тошно, а от этих жалостливых взглядов хреново вдвойне.

– Существует два вида остеосинтеза — погружной (внутрикостный, накостный) и наружный чрескостный. В вашем случае рекомендован погружной. Но лишь тогда, когда состояние стабилизируется, – травматолог снимает очки с толстенными стёклами и протирает их тканевой салфеткой. – Наиболее перспективным для лечения большинства диафизарных переломов костей голени является закрытый интрамедуллярный остеосинтез с блокированием. К его основным достоинствам относится значительная прочность, малая инвазивность, быстрое восстановление функции опоры и движения конечности.

Быстрое восстановление. Сколько? Два месяца, полгода, год? Больше?

– Виктор Сергеевич готов всё оплатить, – слышу я сквозь поток беспокойных мыслей, нещадно атакующих ушибленную голову.

– Кто? – переспрашиваю озадаченно.

– Отец той девушки, – переглядываясь с травматологом, поясняет мать.

– Какой девушки? – нетерпеливо  уточняю я, не обращая внимания на действия медсестры, вновь колдующей над капельницей.

Видимо, до сих пор туго соображаю. Прямо как последний тормоз.

– Полагаю, той, что была за рулём, – отвечает мне врач и поднимается со стула.

До настоящего момента я не знал о виновнике ДТП ровным счётом ничего. В моих воспоминаниях есть только ночь, свет уличных фонарей, зебра и чёрная тонированная машина (мерседес вроде). Удар – это последнее, что я помню.

– Галина Юрьевна, вы ведь общались с Виктором Сергеевичем, верно? Насколько я понял, он готов покрыть любые расходы и сделать всё, что потребуется для восстановления вашего сына.

– Да ну? – криво усмехаюсь я.

Готов покрыть любые расходы. Смешно.

– Он сказал, что хочет нам помочь, – растерянно оправдывается мать, натыкаясь на мой суровый, осуждающий взгляд.

–Вернуть меня прежнего… он тоже может? –интересуюсь глумливо и снова пытаюсь привстать, кряхтя при этом как семидесятилетний старикан.

– Максим, – она виновато опускает опухшие от слёз глаза.

– Обойдёмся… без его… подачек.

Наряду со вспыхнувшей злобой, в висках ритмично пульсирует кровь. В грудине ноет, и дышится с трудом. Ко всему прочему, нога разболелась адски. Честное слово, всё, чего я хочу, это тупо закрыть глаза и провалиться в сон.

– Максим, дело, конечно, личное, но на вашем месте я бы воспользовался этим предложением, – лезет со своими дельными советами доктор. – Люди обеспеченные, не стоит отказываться от помощи ведь…

– Это я уж сам как-нибудь решу, – резко обрываю его монолог. – Оставьте меня одного.

– Максим…

– Мать, иди домой, пожалуйста.

Закрываю глаза, и пару минут спустя, наконец, остаюсь наедине с собой. Вот только вожделенная тишина давит и угнетает ещё больше.

Чёртово ДТП. Оно разделило мою жизнь на «до» и «после». И как теперь принять это – непонятно...

Глава 8 Максим

Часто ли мы задумываемся о том, что в один момент можем лишиться того, что имеем? Давайте откровенно: никогда. Мы попросту не размышляем на эту тему. Зато с большой охотой рисуем себе будущее, в котором сбываются все наши заветные мечты. Это ведь куда интереснее...

Так уж устроен человек: ежедневно ставит перед собой цели: большие и маленькие, вполне себе реальные и не очень. Представляет наперёд, а что будет, если удастся их достигнуть. «Вожделенное завтра» дарит надежду, и для кого-то, как для меня, погоня за мечтой становится смыслом жизни. Однако порой случается так, что тебя вышибает из этой гонки. Неожиданно. Нелепо. Тупо одним моментом. И то, к чему ты стремился, отступает на задний план или вообще теряет всякий смысл (опять же как в моём случае). Потому что первоочередной целью уже видится нечто попроще. То, что не ценил прежде. То, о чём не задумывался.

Я, например, всегда воспринимал своё физическое здоровье как должное. Ходил, бегал, активно занимался спортом и наслаждался жизнью. И вот оно как бывает: теперь я сутками лежу на кровати и даже элементарных действий самостоятельно выполнить не могу…

От досады хоть волком вой, всё равно не поможет. Конкретно мне помочь может только операция и время. Длительный период восстановления, как говорят люди в белых халатах. И да, увы, нет никаких гарантий. Как будет проходить реабилитация, одному богу известно. Да и вообще, до неё ещё добраться надо. Судя по нахмуренным бровям Патрушева (моего лечащего врача) дела обстоят не очень. Не нравится ему моё общее состояние. Оно и неудивительно, об асфальт я приложился неслабо. Пролетел дай боже. Отскочил от тачки как долбаный попрыгунчик. Жаль только, что я действительно не резиновый...

– Максим, – слышу голос вышеупомянутого Патрушева, – к вам посетитель.

Поворачиваю голову и замечаю у двери лысоватого мужика с усами, длине которых мог бы позавидовать небезызвестный Эркюль Пуаро.

– Только недолго, молодого человека беспокоят сильные боли, – предупреждающе кошмарит дядьку Иван Петрович.

Так-то, если не геройствовать, боли действительно напрягают не по-детски. И это притом, что мне постоянно ставят уколы с обезболивающими препаратами.

– Здравствуйте, Максим Александрович, – здоровается со мной усатый.

– Добрый день, – без особого настроя на беседу отзываюсь я.

– Позвольте представиться, Пронин Борис Степанович, – он отодвигает от стены стул и присаживается.

Без интереса разглядываю незнакомого мне мужика, пришедшего явно не о моём здоровье справиться. Дорогой костюмчик, начищенные до блеска туфли и кожаный ридикюль. Сразу же обращаю внимание на его цепкий, хитрый взгляд и маленькие бегающие глазки. Не знаю почему, но этот колобок мне уже заранее неприятен. Есть в нём нечто скользкое и отталкивающее.

– Как себя чувствуете?

Да как же осточертело…

– Прекрасно, – не могу не съязвить в ответ. – Как раз собирался прогуляться, а тут вы нарисовались со своим визитом…

– Ну-с, как минимум, чувство юмора вы не утратили, что уже весьма неплохо, – хмыкает толстяк, доставая из портфеля какие-то бумажки.

– Зато утратил возможность передвигаться на своих двоих, – ядовито отмечаю я.

– Да-с… это печально, мой друг.

Мой друг. Терпеть не могу, когда незнакомые люди пытаются втереться в доверие, используя подобные фразы.

– Мы с вами раньше не встречались. Вы кто? Если журналист, то на интервью я не настроен, – решив забить на вежливость, сообщаю я.