Ее вишенка - Пенелопа Блум Страница 10

– Достоинства? К сожалению, это закрытый раздел списка. По крайней мере, до тех пор, пока он не закончен. И до тех пор, пока у меня не будет возможности оценить все твои достоинства, в том числе скрытые от посторонних глаз.

Я вспыхнула.

– Видела бы ты сейчас свое лицо… Вот теперь я знаю, почему тебя зовут Вишенкой. Когда ты злишься, щеки у тебя именно такого цвета.

– Меня никто не зовет Вишенкой. Только ты. Сколько раз повторять, я Хейли!

– Тогда постарайся не выглядеть так восхитительно, когда злишься. А то так и хочется тебя спровоцировать!

Мои и без того красные щеки запылали еще сильней. Я уже собиралась ответить ему, но тут к нам подошли мужчина с женщиной и остановились рядом с Уильямом. Маски скрывали лица, однако я переводила взгляд с незнакомца на Уильяма и не верила своим глазам: они были одинакового роста и телосложения, те же рот, подбородок и даже уши! Единственная разница заключалась в прическе – у незнакомца волосы были аккуратно подстрижены и уложены, а на голове Уильяма царил тот же художественный беспорядок, который я наблюдала сегодня утром.

И еще из нагрудного кармана незнакомца торчал белый шелковый носовой платок – никогда не могла запомнить, как он называется.

– Мучаешь девушку?

Очень похоже на голос Уильяма, только серьезнее и холоднее. Как-то строже.

Уильям представил нас друг другу:

– Вишенка, это мой брат Брюс. Мы близнецы, но я родился на несколько секунд раньше. То есть я старший брат – умнее, сильнее и лучше во всем.

– Если верить статистике, ты просто раньше умрешь, – ласково сказал Брюс.

– Наташа. – Женщина мило улыбнулась и протянула мне руку.

На ней было великолепное белое платье, простое и одновременно очень элегантное. Мне всегда хотелось такое. Несмотря на бесподобное платье, эффектную внешность и тот факт, что брат Уильяма обнимал ее за плечи, она умудрялась выглядеть скромной и доброй. И сразу мне понравилась.

– Хейли. – Я пожала ей руку. – Уильям зовет меня Вишенкой и думает, что это остроумно.

– Как я тебя понимаю, – сказала Наташа. – Мне столько раз приходилось терпеть его плоские шуточки! Ему бы только свободные уши – лапшу развешивать!

– Эй! – Уильям улыбался, но она явно уязвила его. – Это мои-то блистательные остроты – лапша? О господи, Наташа, ты стала такой же бесчеловечной, как Брюс. Даже обидно!

– Ой… – Ее улыбка дрогнула. – Я не хотела…

– Наташа, не извиняйся, – вмешался Брюс. – Эго Уильяма выдержит столько ударов, сколько удастся нанести. Выживет! К сожалению…

Уильям развел руками:

– Похоже, я попал под тройной прессинг. Позвольте заметить, что один член вашей команды что-то слишком много болтает. Я про член моего брата.

– Член разболтался – это не про меня. Кое-кому эта изысканная метафора больше подходит, – серьезнейшим тоном произнес Брюс, однако его глаза весело блеснули.

Я подавилась смехом. Уильям вдруг опустился на колени перед Брюсом, затем встал, засовывая что-то в карман. Я не уловила, что он сделал, но когда я снова взглянула на Брюса, в его нагрудном кармане не было белого носового платка.

– Что ж… – Уильям потянулся и притворно зевнул. – Кстати, о членах. Разве ты не должен сейчас встречаться с Мистером Толстосумом?

Брюс вздохнул:

– Не дай бог он услышит, как ты его называешь!.. Обидится и уйдет из наших клиентов. Ты это понимаешь?

– Понимаю, но отказываюсь называть его иначе.

– Кто бы сомневался!.. Пойдем, Наташа. Мне действительно надо отыскать мистера Паккарда. Рад был познакомиться, Хейли, – вежливо кивнул мне Брюс, и они с Наташей от нас отошли.

– Так, понятно. Ты – злобный близнец, а он…

– А у него ОКР. Человек-робот, ледяная глыба. Нужен лед – подойди, надави как следует и подставляй контейнер ему под задницу, выдаст кубиками. Может, только не очень правильной формы.

Я удивленно рассмеялась:

– Необычный образ.

– Добро пожаловать в мир моих образов.

Уильям достал из кармана белый шелковый платок и высморкался, хотя ни малейших признаков насморка я у него не заметила. Чуть улыбнувшись, посмотрел на платок и бросил его на пол.

– Зачем же было брать? – спросила я.

Он вроде как немного смутился – наверное, думал, я не заметила, как он взял платок.

– Ну, не все попадает в коллекцию.

– Что за коллекция?

Он раздумывал.

– Своеобразный зал славы. Будешь хорошо себя вести, как-нибудь покажу.

– Как-нибудь, – произнесла я задумчиво. – Можно подумать, ты какие-то планы на мой счет строишь… Мне вычеркнуть все свои дела из графика?

– Вычеркни ночи.

Я прикусила губу.

– Ты всегда так делаешь?

– Откровенные намеки хорошеньким девушкам? Обычно нет.

Моя бабушка говорит – если кто-то делает тебе комплимент, не надо спорить. Иначе не дождешься следующего. Поэтому я взяла себя в руки и постаралась поверить, что он действительно считает меня симпатичной – ага, особенно среди всех этих роскошных женщин… Я улыбнулась. Что же, пускай.

– Понятно. А эти хорошенькие девушки, которым ты обычно не делаешь намеков насчет секса… Как они поступают, когда все же получают такой намек?

– Видишь ли…

Уильям шагнул ко мне, и остатки моей уверенности и самообладания мгновенно улетучились. Его близость была ошеломляющей. Поглощающей…

– Мне по фигу все остальные девушки и вообще все, что происходило вплоть до «здесь и сейчас». А здесь и сейчас имеет значение одна-единственная вещь.

– Какая? – выдохнула я.

– Вот эта девушка, – сказал он.

Уильям замолчал и не сводил с меня глаз. Губы его были полуоткрыты. Исходящие от него волны сексуальности накрывали меня с головой и возбуждали в теле каждый нерв.

– Которую я наконец встретил… Она немного нервничает. Пытается язвить. Огрызается!

– Ужасная девушка. – Я едва смогла выговорить это, нет – прошептать, потому что губы пересохли и горло тоже.

– Ужасная. Мне никогда такие не нравились, но эта… эта – нравится.

– Наверняка она польщена…

– Ты польщена?

– А я тут при чем?

Он усмехнулся:

– Ты хочешь, чтобы я написал? Ладно, сделаю одолжение.

Уильям поднес указательный палец к моей ключице, низкий вырез платья ее не скрывал. Прижал палец к коже. Меня пробрала дрожь, побежали мурашки. Он начал водить пальцем, очерчивая какую-то линию. Не знаю, что это было… Я видела только его задумчивые синие глаза с длинными ресницами, соблазнительные полные губы. Мне жгло кожу там, где он прикасался ко мне, я не слышала ни музыки, ни шума толпы.

Уильям убрал палец и вопросительно посмотрел на меня:

– Вот. Я написал. Так понятно?

– Что? – спросила я.

Как-то я не уловила, что он там писал…

Он пожал плечами:

– О женщины! Им буквально пишут на груди, а они все равно не понимают. Ну, сама виновата…