Праздничный поединок - Марен Мур Страница 10

Трахни…. меня на праздник

Джексон

Я почти выношу такую Эмму. Расслабленная, менее напряженная, менее болтливая. Каждый раз, когда она открывает рот, чтобы вести себя как маленькая грубиянка, мне хочется поставить ее на колени и засунуть в этот рот свой член.

Я ничего не могу с собой поделать, и, сидя так близко к ней, когда в камине потрескивает пламя, и комната тускло освещена, я сосредотачиваюсь на всех неправильных вещах. На чем, как я знаю, мне не следует концентрироваться, но задача кажется невыполнимой.

― Ладно, это начало. План. Мы встречаемся в мэрии, измеряем площадь, смотрим, что мы можем использовать для проведения вечеринки. И вето на ужин из пяти блюд. Понятно. ― Пока она говорит, она ставит галочки в своем списке дел. Идеальные маленькие галочки, не то чтобы я ожидал чего-то меньшего. ― Теперь нам нужно определиться с темой, чтобы более детально продумать оформление, еду и развлечения, ― говорит она, откладывая блестящую ручку, чтобы взять пиво и сделать долгий глоток.

Так мы и проводим следующие тридцать минут, обсуждая этот ее «план», время от времени подкалывая друг друга, когда представляется возможность, и каким-то образом оказываемся так близко, что при каждом движении задеваем друг друга.

― Боже, здесь столько чертовых СТИКЕРОВ, что я даже не успеваю за ними следить. ― Я стону, смахнув одну из пряничных записок со стола. ― А это? Ледяная скульптура? Нет, Эмми. Ни в коем случае.

Она усмехается, выхватывая стикер у меня из рук с неженским фырканьем.

― Ты невозможен, ты ведь понимаешь это? Ледяная скульптура ― это стильно, и не трогай мои стикеры, пожалуйста ― они разложены именно так, как мне нужно.

Я ухмыляюсь, наклоняюсь и смотрю на нее.

Я беру со стола еще один стикер и зажимаю его между пальцами. Мы уже так близко, что я чувствую ее дыхание на своих губах.

― Упс.

Ее взгляд прищуривается, а бровь выгибается дугой, и моя ухмылка расширяется, когда она пытается выхватить его у меня из рук. Я держу его высоко над ее головой… просто вне досягаемости.

Мы находимся в молчаливом противостоянии, и я получаю от этого слишком большое удовольствие.

Я не могу сказать, кто из нас двинулся первым, но внезапно мы оказались друг на друге, мои руки вцепились в ее шелковистые волосы, и я притянул ее к себе уничтожая оставшееся расстояние, запечатывая свои губы ее губами и пробуя пиво на языке. Ее руки скользят по моему затылку, а затем она забирается ко мне на колени и усаживается прямо на мой уже ноющий член, всхлипывая при этом.

Черт, как бы я ни притворялся, что ненавижу эту девушку, я хочу ее. Очень сильно.

Я хочу быть тем, кто лишит ее жесткого, чопорного фасада, оставив ее мягкой и податливой под моими мозолистыми руками.

Я провожу пальцами по участку кожи, выглядывающему из-под поднявшегося свитера, и по ее позвоночнику пробегает дрожь. Для той, кто так много времени проводит, притворяясь, что ненавидит меня, она так чертовски отзывчива на мои прикосновения.

Ее бедра двигаются на моих коленях, ее ногти впиваются в кожу головы, пытаясь притянуть меня еще ближе к себе, ее губы сражаются с моими в поцелуе, который я ощущаю каждым нервным окончанием своего тела. Я пытаюсь быть джентльменом, чего она, похоже, ждет от меня, но я не такой.

В том, как я хочу ее трахнуть, нет ничего джентльменского. Нет ничего джентльменского в том, что я хочу с ней сделать.

Снять с нее одежду, поклоняться ее телу языком и наказать ее за то, какая она грубиянка, ― чтобы на ее заднице краснели отпечатки моих рук.

Скользя руками выше по ее спине, я прижимаю ее к себе, раскачивая ее бедра на своем члене, пока мы оба не задыхаемся. Сплетение языков и зубов. Это неистово, и в этом нет ничего элегантного, в отличие от всего, что я когда-либо знал об Эмме Уортингтон.

Ее язык проводит по моей нижней губе, прежде чем она захватывает ее между зубами и оттягивает, в то время как ее пальцы пробираются под ткань моей рубашки, проводя по плоскости моего живота. Мышцы сокращаются под ее прикосновениями, и я в две секунды готов сорвать с ее тела то, что, как я уверен, является чем-то нелепо дорогим, и трахнуть ее прямо здесь, на этом полу.

Когда мои пальцы задевают кружевную бретельку ее бюстгальтера, она отстраняется и смотрит на меня тяжелыми, полными желания глазами, обрамленными густыми темными ресницами.

Пока мы смотрим друг на друга, тяжело дыша, я практически вижу мысли, проносящиеся в ее голове.

― Черт. Что мы делаем? Мы не должны этого делать. ― Она пытается сползти с моих коленей, но я бью ладонью по ее попке, слегка покачивая ее, и она со стоном откидывает голову назад, а ее пальцы впиваются в мой живот. Наклонившись вперед, я снова захватываю ее губы, погружаясь в ее рот и показывая ей, почему мы должны заниматься именно этим.

К черту вражду, к черту то, что мы должны ненавидеть друг друга, к черту все, что не здесь и не сейчас. Меня всегда тянуло к ней, даже если она сводила меня с ума, как никто другой, но то, что мы были вынуждены быть вместе последние два дня, заставило меня хотеть ее еще больше. От этого никуда не деться, так что к черту.

О последствиях мы будем беспокоиться позже.

Оторвав свои губы от ее губ, я провел ими по ее челюсти до шеи, где присосался к чувствительному месту под ухом.

― Именно поэтому мы и должны это сделать, Снежинка.

Она стонет, когда я провожу зубами по ее коже, покусывая, пока она извивается.

― Но мы же ненавидим друг друга, ― задыхается она, снова запуская руки в мои волосы и дергая. Сильно.

Да, черт возьми, я знал, что в этой девушке есть нечто большее, что скрывается под ее личиной святоши.

― Я никогда не говорил, что ненавижу тебя. На самом деле… ― Я просовываю руки под свитер, провожу ладонями по ее животу, поднимая мягкую ткань все выше и выше, обнажая светло-розовое кружево лифчика и выпуклости ее груди. На центральной застежке бюстгальтера болтается крошечное золотое сердечко. ― Кажется, мне все это чертовски нравится.

Я держу их в ладонях, сжимаю и сдвигаю, а большим пальцем провожу по твердому