Преследуемая тенью (ЛП) - Херд Мишель Страница 10

Честно говоря, я чувствую себя как новенькая, и с каждым днем становлюсь все сильнее. Я даже снова набираю вес.

Пока я наполняю маленькие кармашки из теста измельченной говядиной, чтобы приготовить пельмени на пару, Луиза ставит на стойку чашку с чаем.

— Ты слишком много времени проводишь на кухне, — укоряет она меня. — Ты обещала не торопиться.

— Если я буду медленнее, то окажусь в постели двадцать четыре семь, — бормочу я. Затем ухмыляясь продолжаю: — Такое ощущение, что меня выпустили из тюрьмы. Дай мне насладиться жизнью.

— Я просто не хочу, чтобы что-то пошло не так.

Я ободряюще улыбаюсь и говорю: — Ничего не будет. Я чувствую себя здоровой, а как только устану, сразу пойду и вздремну.

Она вздыхает и уходит из кухни, а я делаю быстрый глоток чая и продолжаю лепить еще один пельмень.

Вдруг крошечные волоски на моей шее зашевелились от странного ощущения, будто за мной наблюдают. Хотя я знаю, что нахожусь на кухне одна, я все равно оглядываюсь по сторонам.

У меня все чаще и чаще возникает такое ощущение.

Это твое воображение.

Но...

Мои руки замирают, когда я вспоминаю сон, приснившийся мне на прошлой неделе. Я не видела мужчину, но чувствовала, что он находится в моей спальне и наблюдает за мной. Он сказал что-то, что я не могу вспомнить.

Такое ощущение, что это был тот самый мужчина, который снился мне в день пересадки.

Я рассказала об этих снах доктору Бенталлу, который сказал, что у некоторых пациентов могут быть тревожные сны и плохой сон. В этом нет ничего необычного.

Глубоко вздохнув, я продолжаю готовить пельмени, а пока они варятся на пару, делаю кунжутную лапшу.

Я нахожу азиатскую кухню увлекательной и хотела бы специализироваться в этой отрасли. Если повезет, я стану шеф-поваром в ресторане со звездой Мишлен, где смогу создавать свои фирменные блюда в азиатском стиле.

Я разочарованно вздохнула, желая поскорее вернуться на работу. Я хочу вернуть свою жизнь к тому состоянию, в котором она была до автокатастрофы.

Мои мысли обращаются к маме, и в груди зарождается грусть.

Я скучаю по ней.

Я едва успела оплакать ее смерть, как мне пришлось столкнуться с собственной надвигающейся гибелью. Прошло три года, а я была на ее могиле всего два раза.

Мне нужно купить цветы и навестить ее могилу.

Папа заходит на кухню и берет из холодильника бутылку воды. — Когда мы будем есть?

— Через десять минут. — Я смотрю на него, а потом говорю: — Я бы хотела завтра посетить мамину могилу. Ты сможешь втиснуть это в свой плотный график?

— В какое время?

— В любое удобное для тебя время.

Папа на мгновение задумывается, потом предлагает: — Как насчет четырех часов дня?

— Мне подходит.

Когда он уходит из кухни, я проверяю пельмени, а затем готовлю лапшу, которая не занимает много времени.

Когда еда готова, я готовлю три тарелки. Поставив две тарелки с палочками для еды и соевым соусом на поднос, я несу его в папин кабинет, чтобы поесть вместе с ним.

Проходя мимо Луизы, которая вытирает перила у лестницы, я говорю: — Твоя еда на кухне.

— Спасибо.

Зайдя в папин кабинет, я ставлю поднос на журнальный столик и сажусь на диван.

— Иди поешь, папа.

Он встает из-за стола и садится рядом со мной. Взяв палочки для еды, он пробормотал: — Выглядит очень аппетитно, дорогая.

Я откладывал обсуждение своих планов с отцом и, проглотив кусочек пельменя, говорю: — Я хочу начать смотреть квартиры.

Папин взгляд переходит на мое лицо. — Так скоро?

— Я, наверное, месяц или около того буду искать, прежде чем найду жилье.

— В каком районе?

— Манхэттен. Я хочу быть поближе к ресторану, где надеюсь получить должность.

— Давай посмотрим, где ты будешь работать, а потом я помогу тебе купить квартиру.

Уголок моего рта приподнимается в улыбке. — Тебе не нужно этого делать. Мой сберегательный счет довольно внушительный.

— Я знаю, но позволь мне сделать это для тебя. Считай это подарком за то, что ты так упорно боролась.

Я прижимаюсь плечом к папиному плечу. — Ты балуешь меня.

— Конечно. Ты же моя дочь.

Я чувствую себя немного эмоциональной, пока мы продолжаем есть, и только когда мы закончили, я говорю: — Я бы не выжила без тебя, папа. Спасибо, что практически тащил меня на себе последние три года.

Он похлопывает меня по колену, а затем встает и идет к своему столу. Повернувшись ко мне спиной, он прочищает горло, прежде чем прошептать: — В этом мире нет ничего, что я не сделал бы для тебя.

Я знаю. Я самый счастливый человек на свете, потому что он мой отец.

***

Вылезая из Мерседеса, я смотрю на букет лилий, а затем окидываю взглядом кладбище.

Пока я жду, пока папа обойдет машину, мимо нас медленно проезжает Бентли с затемненными окнами.

Улыбаясь папе, я перехватываю свою руку через его, и пока мы идем к маминой могиле, я смотрю на аккуратно подстриженную траву и ухоженные могилы. Здесь есть клумбы с цветами и старые деревья, природа сливается с надгробиями.

— Здесь очень красиво и спокойно.

— Я бы не стал ассоциировать слово «красиво» с кладбищем, — отвечает папа.

Я бросаю взгляд направо и вижу мужчину, присевшего перед надгробием и слегка склонившего голову. Прежде чем я успеваю отвести взгляд, он смотрит в мою сторону.

Из-за большого расстояния между нами я не могу хорошо рассмотреть его лицо и быстро отворачиваюсь, чтобы он не подумал, что я на него пялюсь.

Когда мы доходим до маминой могилы, я беру мертвые цветы из держателя, прикрепленного к надгробию, и ставлю туда свежий букет.

— Мы принесли тебе лилии, мама, — говорю я, читая слова, выгравированные на граните.

— Привет, Сэди, — шепчет папа, обнимая меня за плечи. — Я привез Скайлер, чтобы ты увидела, как ей хорошо. Но она такая же упрямая, как и ты, и хочет сделать слишком много и слишком рано.

Я хихикаю. — Нет, просто папа, как всегда, слишком заботлив.

Мы стоим у маминой могилы в тишине, и через мгновение я чувствую жуткое покалывание на шее.

Взглянув направо, я вижу, что мужчина все еще стоит у могилы, которую он пришел навестить, но его голова повернута в нашу сторону.

Он просто смотрит в нашу сторону, но все равно мое тело напрягается, и я чувствую опасность.

— Пойдем домой, папа, — говорю я, уже отворачиваясь от маминой могилы.

Когда мы идем обратно к машине, папа спрашивает: — Ты хочешь еще где-нибудь остановиться или мы едем домой?

— Домой. Я хочу приступить к ужину.

Мы забираемся в Мерседес, и я пристегиваюсь ремнем безопасности. Когда папа направляет нас к воротам кладбища, я говорю: — С тех пор как мне сделали пересадку, у меня постоянно возникает странное ощущение, что за мной наблюдают.

Папин взгляд переходит на мое лицо. — Но ты почти не выходишь из дома.

— Я знаю. Это странно. Неважно, готовлю я или смотрю телевизор, это чувство возникает в самые случайные моменты.

— Ты не из тех, кто страдает паранойей, милая. Может, нам стоит записаться на прием к психотерапевту? Ты через многое прошла за последние три года, и разговор об этом может пойти тебе на пользу.

Я хихикнула. — Нет, спасибо. Я не стану выкладывать свои внутренности какому-то незнакомцу. Разговор с тобой - это вся терапия, которая мне нужна.

— Может, тебе стоит пригласить Окли и Хэлли? Ты давно их не видела, — говорит папа.

Есть причина, по которой я их не видела. Они перестали приходить в больницу, когда им стало слишком тяжело справляться с ситуацией.

Не желая думать о том, что друзья бросили меня в самый трудный момент, я бормочу: — Не думаю.

Папин взгляд снова переходит на меня. — Между тобой и ними что-то произошло?

Я качаю головой и смотрю в окно. — Наши жизни просто разошлись в разные стороны. Так бывает.

Он на мгновение замолкает, прежде чем сказать: — Мне жаль, милая.