Вайолетт Лайонз - Подарок к рождеству Страница 10

 — Мне кажется, мы будем чувствовать себя удобнее в другой комнате, - пробормотал он, с трудом оторвавшись от ее губ.

 — Ты прав.

Абигейл обхватила руками его крепкую шею, и Ник подхватил ее на руки и понес в соседнюю комнату. Перед тем, как ее тело кос­нулось мягкого дивана, она успела заметить в углу комнаты камин, сооруженный в викто­рианском стиле, и большие кресла, накрытые роскошными бархатными покрывалами.

— Так тебе лучше? — спросил он, задыхаясь так, будто только что завершил бег на длин­ную дистанцию.

— Намного лучше, — ответила она и, бла­женно ощутив на себе тяжесть мужского тела, удовлетворенно улыбнулась.

— Теперь мне, возможно, удастся поцело­вать тебя гак, чтобы тебе это понравилось. От­крой-ка ротик...

 Абигейл покорно приоткрыла рот, и он тут же вонзил в него кинжал — острый, горячий, упругий язык, который тотчас стал исполнять неистовый танец, знакомый всем страстным любовникам: это были движения, имитировав­шие роль мужчины в сексуальном акте. Эта игра до предела возбудила Абигейл, ее тело начало неистово двигаться под мужчиной, в такт дви­жениям его языка. А Ник все глубже вжимал ее в диван, и их разгоряченные тела все сильнее утопали друг в друге.

 — Ты слишком тепло одет, — пробормотала она и начала нетерпеливо стягивать с него сви­тер цвета морской волны.

 — На тебе тоже много лишнего...

 — Ты так думаешь? — Она подалась низом живота вверх и уперлась в его твердую мужс­кую плоть. — Да, я чувствую, что в этом платье мне слишком тесно.

 — Я могу помочь тебе освободиться от него.

 Одним рывком он стянул с нее красное бар­хатное платье, а заодно — рубашку и лифчик. Вторым рывком, Ник стянул с себя свитер и при­давил своей твердой волосатой грудью нежные полушария ее грудей. Абигейл сделала резкий вдох и нежно вонзила ноготки в его лопатки.

 — Ты такая горячая, такая страстная, в тебе столько темперамента... — шептал он, целуя ее жаркие плечи и литые белые груди.

 Его сильный, влажный язык начал ласкать ее затвердевший сосок, и она, с трепетным придыханием, зашептала ему в самое ухо:

 — О Боже!.. Еще! Ну, целуй же! Сильнее, грубее! Зацелуй всю меня!..

 Тело Абигейл дрожало, низ живота сам со­бой приподнимался навстречу его телу... Когда пальцы мужской руки сжали ее грудь, она по­чувствовала, будто между ног у нее ударил электрический разряд, а колени автоматичес­ки раздвинулись в стороны.

 — Не останавливайся! — молила она. — Об­ними меня всю! Трогай меня везде!..

 — Я и не собираюсь останавливаться.

 Теперь на Абигейл оставались только тру­сики и чулки. Руки Ника скользнули вниз, и она, автоматически, приподнялась, чтобы по­мочь ему до конца раздеть ее. Но когда его паль­цы проникли уже под шелк ее трусиков, где-то в комнате, вдруг, раздался громкий удар на­стенных часов, и от этого неожиданного звука Абигейл вскрикнула и рванулась в сторону.

 — О Боже, но ведь ты уже полностью готова для меня! Ты вся такая влажная... там! — Ник стал целовать свои пальцы, которые только что вытащил из-под ее трусиков. — Я знаю, что взять тебя один раз будет для меня недостаточ­но. Я захочу тебя снова. И потом еще. И еще...

 Он снова запустил ладонь под шелк и жад­но обхватил жаркий, кудрявый холмик, кото­рый тотчас вздрогнул, раскрылся и стал исте­кать тягучей, теплой влагой.

 — И еще, — сиплым, дрожащим голосом по­вторила она почти в беспамятстве. — Голова Абигейл шла кругом, глаза застлал туман, но ее го­лос вместе с ударами часов продолжал автоматически отсчитывать цифры: — Шесть... Семь...

 — И потом еще, — повторил вслед за ней Ник. — И еще...

 — Восемь... Девять...

 Девять! Последний удар часов пронзил ее мозг, как острая игла, и пламя страсти потух­ло в ней в мгновение ока.

 Девять часов! Да ведь она... Ведь она обеща­ла... О Боже, что же с ней творится?

 — Нет! — вскрикнула Абигейл.

 Это короткое слово прозвучало так громко и резко, что Ник, только что охваченный буй­ной страстью, тотчас замер и, в замешатель­стве уставившись на женщину, смог лишь про­изнести:

 — Что случилось?

 — Я сказала — нет!

 Она села на диване и прикрыла ладонями голые груди. А когда заметила, что на ее бедрах еще покоятся мужские руки, резко оттолкнула их и отвернулась от Ника.

 Девять часов! Именно в это время она дол­жна была позвонить Брайану и сообщить, что благополучно добралась до коттеджа своих ро­дителей. Но сейчас она была не у матери, а в доме мужчины, которого встретила всего пару часов назад, о котором ничего не знала, кро­ме того, что он регулярно появлялся на экране ее телевизора, и которому она позволила...

 — Нет!

 На этот раз ее голос был пронизан отчая­нием и стыдом. Как она могла забыть о том, что обещала сделать? Как могла позволить это­му человеку настолько завладеть собой?

 — Этого не должно было случиться! — вос­кликнула она. — Это просто оплошность с моей стороны. Глупая ошибка! Потому что я... по­молвлена с другим человеком!

 Абигейл, конечно, не успела подумать о том, какая реакция может последовать со сто­роны Ника. Но она интуитивно ожидала какой-то формы протеста. Или, может быть, ка­ких-то попыток переубедить ее: несколько жар­ких поцелуев с нашептыванием — дескать, за­будь о нем, милая...

 Но его реакция на ее слова оказалась со­всем не такой, какой можно было ожидать. Ник Грант побледнел, как полотно, и отдернул от нее руки с такой поспешностью, будто она была заражена какой-то страшной, неизлечи­мой болезнью. Отпрянув от нее, он быстро под­нялся с дивана и отошел к окну.

 — Помолвлена с другим человеком! — Грубо бросил он ей через плечо. — Конечно, ты помолвлена с другим мужиком, черт бы тебя побрал! Да разве может оставаться не на привязи, такая угодливая сучка?

 — Ник, извини меня, я...

 Извиниться — это было единственное, что она могла сейчас сделать. Ее тело ныло изнутри и снаружи, словно ей только что пришлось побы­вать в потасовке. Голые груди и соски, все еще стоявшие после неистовых мужских ласк, теперь начинали быстро замерзать. Но Абигейл испытывала в эту минуту не только физический дис­комфорт. Ее мучили вина, обида и отчаяние.

 — Извини, Ник. Я действительно очень со­жалею.

 — Сожалеешь! — Он по-прежнему оставался бледен, а в его голубых глазах метались неукротимые, злые молнии. — А что сейчас должен чувствовать я? Я знал... Разумеется, ты была по­молвлена, черт бы тебя побрал! И, тем не менее, это не остановило тебя! Не сдержало. Тогда скажи мне... — В его глазах теперь пылали боль и ярость. — Скажи мне, ты, ненасытная сучка, сколько трахальщиков тебе требуется для пол­ного счастья?