Людмила Зенкина - Порочный треуогльник Страница 10

— Держи, — приятный, но как всегда холодный голос вывел её из кратковременного транса. Ева подняла взгляд на небольшой бумажный пакет, протянутый ей мужчиной, нерешительно приняла шуршащий свёрток и снова смущенно опустила глаза. Тимор, как ни в чём не бывало, двинулся дальше по краю мощеной дороги. Ева быстро взглянула на продавца, густо покраснела, чуть склонила голову в знак благодарности и засеменила за своим спутником. Чуть погодя, когда фруктовая лавочка осталась позади, а смущение немного отступило, она открыла пакет и заглянула внутрь, там лежало два больших зелёных яблока и пригоршня жирненьких вяленых фиников.

— Откуда ты знаешь, что мне нравятся финики? — со смущенной улыбкой спросила она идущего впереди мужчину. — И что зелёные яблоки мои любимые?

— Я угадал, — небрежно бросил он, — если голодна, не болтай — ешь.

Девушка обиженно скривила губы, но тут же остыла, снова заглянув в пакет, затем тихонько вздохнула, будто набираясь смелости:

— А ты не хочешь? — неуверенно поинтересовалась она.

— Нет, — ответ был всё таким же сухим, на что Ева легкомысленно хмыкнула, мол: «Не хочешь, ну и не надо» — и достала из пакета аппетитный салатовый фрукт.

Яблоки оказались такими сочными и вкусными, что их девушка умяла моментально. Немного подумав, она решила, что финики надо есть помедленнее, так сказать, растянуть удовольствие, тем более, что голод уже отступил и можно было предаваться созерцанию окружающего мира, наслаждаясь сладким, слегка приторным привкусом сухофруктов. К своему удивлению в этот миг Ева заметила, что городской пейзаж, неизвестно как, успел смениться, пока она самозабвенно вкушала яблоки. Перед путниками открылась большая брусчатая площадь в серо-коричневых тонах. Крупные, отполированные до блеска чьими-то ногами булыжники, выставившие вверх свои округлые спины, неприятно ощущались через подошвы обуви. Вертикально вытянутые узкие дома в два - три этажа, скупо украшенные каменными изваяниями причудливых животных и тонкой угловатой резьбой на бордюрах серых стен, смыкались кольцом вокруг площади, а прямо в её центре возвышалось впечатляющей высоты строение, выполненное в утрированно готическом стиле. Если бы небо сейчас заволокли тучи и грянул гром, то можно было бы решить, что это исполинских размеров склеп, от которого так и веет мрачной сыростью. Но солнце, как и раньше, заливало всё вокруг радостными лучами и здание с высоким тонким шпилем походило скорее на творение рук романтично-задумчивого архитектора.

Тимор остановился в тридцати шагах перед причудливо-гротескной постройкой, Ева, поравнявшись с ним, с подозрением вопросительно заглянула в тёмные глаза. Мужчина, едва заметно прищурился, продолжая смотреть прямо перед собой, ей показалось, что в его взгляде мелькнул оттенок гнева. И в голосе глухо заурчало негодование.

— Мы пришли.

6. Темнота

Когда долго ждёшь чего-то очень желанного, когда во всех красках представляешь ожидаемое, полагаешь на него надежды и вверяешь мечты, забывая обо всём и обо всех окружающих, а потом видишь, что цель твоего пути, твоего упования — серая безжизненная картинка, не вызывающая ровным счётом никаких трепетных эмоций. Сложно описать, что чувствуешь тогда. Ведь весь путь поэтапно добавлял всё новых радостей в предвкушение, как лестница, ведущая из темноты к свету. Первая ступенька едва различима во мраке, но чем выше, тем больше линий и цветов ты можешь разглядеть, тем больше света. И вот уже, кажется, последняя ступень, поднимаешься на неё и проваливаешься неожиданно во тьму начальной точки своего пути. Так Ева сейчас провалилась в серость окружающего пространства, и ей казалось даже, что действительно над площадью быстро собираются тяжёлые тучи — таким удручающе неожиданным ей виделся конец пути. Всё волнение и радость разом были стёрты из сердца, и над ним повисла противная бесчувственная тишина, это не было похоже на огорчение, скорее на разочарование с примесью едкой обиды и острым ощущением разбитой мечты. Девушка воззрилась на спутника с нескрываемым стоном последней надежды в молящих зелёных глазах, но мужчина — такой холодный и равнодушный, такой серый… он идеально вписывался в бесцветную картину окружающего пейзажа и его безразличное лицо не давало ни капли надежды. Он будто провёл свою спутницу сквозь живой мир, чтобы ввести в это мёртвое пространство, породившее, наверное, его самого.

— И это мой мир? — тихо спросила Ева, со страхом и разочарованием обводя взглядом бесцветную площадь. Тимор как будто вовсе не замечал смены её настроений, не обращал на это никакого внимания и не испытывал даже малейшей крупицы сочувствия к бедной затворнице, которая тонула в бурях новых мечущихся чувств, обрушенных на её хрупкие плечи неизвестным до этого миром. Без лишних слов он двинулся вперёд, ко входу в странную башню. Поднявшись по широким каменным ступеням, мужчина приоткрыл тяжёлую, окованную потемневшей сталью дверь, и, обернувшись, взглядом пригласил Еву, остававшуюся всё это время неподвижной, идти за ним внутрь:

— Здесь ты получишь все ответы, — произнёс он загадочным, вкрадчивым голосом. И только эта новая интонация в доселе холодных словах заставила девушку невольно встрепенуться и недоверчиво последовать за ним. За дверью было темно. Свет, идущий с улицы, едва освещал несколько метров неширокого сводчатого коридора, уходящего вглубь здания. Светло-серые стены и пол создавали ощущение, что войти предстояло в каменную пещеру. Ева нерешительно остановилась на пороге, глядя в зияющий чернотой тоннель, затем снова с надеждой взглянула на спутника, придерживавшего высокую створку двери. Его глаза, устремленные на неё, были сейчас так близко. Она чуть нахмурилась, глядя в эти тёмные глаза — за пеленой привычной уже бесстрастности блеснуло что-то едва различимое, что-то тёплое, мягкое. Девушке даже на миг показалось, что уголки тонких губ слегка дрогнули в невесомой улыбке. «Может ли стать хуже?» — мелькнула мысль и тут же вспомнилось: «Он не желает мне зла». И Ева, глубоко вдохнув, шагнула в темноту коридора.

Дверь за спиной медленно закрылась, погружая всё вокруг во мрак, послышались тяжёлые мерные шаги Тимора и его хрипловатый голос:

— Не бойся, дальше будет светлее.

«Не бойся? Что это? Забота?» — в мыслях затеплился слабый огонёк надежды, но на душе волком выла безудержная тоска — предчувствие неминуемого погружения в темноту. Только какая-то невероятная, почти слепая детская вера в добрые намерения этих глубоких, равнодушных глаз, заставила беглянку пойти по непроглядно-тёмному тоннелю, уводящему всё дальше от мира её мечты.