Любовный эксперимент - Рози Данан Страница 11

Когда Итан был ребенком, Коэны чтили амбиции больше, чем Тору. Его мать сделала себе имя в этом городе, построив карьеру в студийной компании наперекор мужчинам, которые изо всех сил пытались доказать, что ей там не место. К тому времени, когда Итан перешел в старшие классы, она уже стала влиятельным агентом. Окружающие полагали, что дети пойдут по ее стопам, и если бы не смерть отца, то, возможно, так бы Итан и поступил.

Рене работала усердно и так многого добилась, что иногда они с Лией забывали, что есть что-то, в чем она бессильна. С самого детства Итана готовили к роли корпоративного ловкача, сидящего за огромным столом, за которым он бы расторгал сделки и разбивал мечты. Рене нравилось винить ангельские кудряшки, унаследованные им от отца, в том, что она с ранних лет начала давать его на руки разным незнакомцам и потом уже не смогла остановиться.

– Ты просто рожден с лицом бизнесмена!

Продуктивность, эффективность, нацеленность на результат – вот чем руководствовалась его мать.

Когда свечи наконец-то загорелись, Итан поспешно перешел к молитве над бокалом вина.

Стоило отдать ей должное, его мать не особо взволновал факт того, что в колледже он начал изучать физику, а не коммерцию. Рене завоевала репутацию женщины, которая держит удар, именно поэтому ее неловкость так бросалась в глаза, когда она пыталась вспомнить молитву, которую не произносила еженедельно уже почти десять лет.

После еще нескольких неловких попыток они сумели произнести оставшиеся молитвы, совершили омовение рук, провели обряд халы и с единодушным вздохом облегчения принялись за ужин. Казалось, обеденный стол растянулся на полтора километра от края до края.

– Как тебе хала? – поинтересовалась Рене, нарушая неловкую тишину. – Я сходила в ту пекарню на Мелроуз, о которой ты всегда говоришь. – Она слегка подалась вперед, явно желая провести хоть какую-то часть вечера без проблем.

– Очень вкусная, – ответил Итан и не соврал. Хала в виде косы была пышной и маслянистой, с идеальной золотистой корочкой. – Спасибо за старания, мам. Я очень ценю это.

Рене улыбнулась.

– Ну что ты! Я просто хочу, чтобы тебе было уютно здесь. – Ее взгляд задержался на пустом стуле, стоявшем во главе стола.

Ее посыл был понятен. Она хотела, чтобы он продолжал приходить в гости даже после смерти отца. После того как Итан сбежал в Бруклин, чтобы жить с кузенами. После того как решил стать раввином и возвести между ними стены, по которым она не могла вскарабкаться.

Его отец был человеком, которого всегда заботили еврейские традиции, включая встречу Шаббата. Ари Коэн был хранителем многих ценностей в их семье, но они не замечали этого, пока его не стало.

После смерти отца общение Итана как с Лией, так и с матерью кардинально изменилось. Каждый отреагировал на утрату по-своему. Все отдались работе. Разбежались в разные стороны, но время от времени сталкивались друг с другом, словно деформированные фрагменты пазла, которые перестали совпадать.

Подавшись вперед, Итан сжал руку матери в попытке приободрить ее.

– Это место, где я вырос. Мне здесь всегда уютно.

Пока его мать не отвернулась, он даже не осознавал, что это ложь. На самом же деле он избегал своего дома при любой возможности.

Итан вспомнил отрывок из еврейской мистики, известной под названием «Ришима», что в переводе означает «отпечаток пережитого». Согласно ей, если ты сумел что-либо пережить и отпустить без воспоминаний и размышлений; если ты не изменился, пройдя через все это, то появляется ощущение, словно это событие никогда и не случалось. Но если пережитое оставило отпечаток, вдохновило на рост или определило курс жизни, то, согласно мистике, даже самый болезненный и сложный период жизни становился благословенным уроком.

Глухой отголосок присутствия отца за столом, фантомные прикосновения его благословляющих рук к голове Итана – это и есть «Ришима». Несмотря на боль, это лучше, чем жить, отрицая случившееся со всеми ними.

Отлучившись на кухню, Рене вернулась с чашами супа на подносе. Итан тут же вскочил, чтобы помочь ей, и мать мимолетно поцеловала его в щеку. По ее мнению, преданность религиозному учению изменила его, превратила в человека, которого она не до конца узнавала. Но, несмотря на изменения, произошедшие с ним с тех пор, как ему было двадцать шесть, он все так же скучал по уюту родного дома и своей семье.

– Ну, – начала Лия, когда суп был подан; ее голос был подобен мосту, тянущемуся через пропасть неуютной тишины, – что новенького?

– Сегодня мы закрыли сделку по приобретению. – Мама передала Итану салат. – Штат агентства достиг четырехсот сотрудников.

Лия тихо присвистнула:

– Мам, это круто!

Их мать согласно кивнула.

– Спасибо.

Лия перевела взгляд на Итана. После последней командировки веснушек на ее лице явно прибавилось.

– Что насчет тебя, Итан?

Вертя в руках вилку, Итан притворно вглядывался в водные разводы.

– Э-э-э… ну… вообще-то, я нанял кое-кого, чтобы вести курс лекций в общинном центре.

И почему он решил затронуть эту тему?

Вероятно, потому что думал о Наоми бо́льшую часть времени.

– Звучит интересно. – Рене зачерпнула ложкой суп. – Кого-нибудь, о ком я слышала?

– Возможно. – Итан не мог решить, хочет ли он, чтобы его мать узнала, кем была Наоми. – Ее зовут Наоми Грант.

– Да ладно! – Лия ударила по обеденному столу обеими ладонями, отчего зазвенела посуда и задрожало масло. – Ты взял на работу Наоми Грант? Шутишь! А в жизни она такая же дерзкая, как в Интернете?

Две спешно поглощенные ложки горячего супа не спасли его от двух пар зорких глаз, ждавших ответа.

– Да, она впечатляет, – наконец ответил он. Горло буквально горело огнем.

Откинувшись на стуле, Лия скрестила руки на груди.

– Не могу поверить, что тебе удалось взять на работу кого-то настолько крутого, как Наоми Грант.

– Намекаешь, что я не крутой? – В этом месяце его самолюбию был нанесен уже немалый урон.

– Именно об этом я и говорю, – подтвердила Лия без капли раскаяния.

– Милый, я считаю тебя крутым, – пожала плечами