Король интриг (СИ) - Снатёнкова Алёна Страница 11

Я на месте застыла.

— Подруга дорогая, а не ты ли мне на днях говорила, что на фиг мне этот Суханов не нужен и чтоб я и думать о нем забыла? А? Кто песню пел? Считай, я тебя услышала и приняла правильное решение. Тем более я уверена, что, имея такую фантазию, парень сам разберется. Там вон библиотекарша сидела. Зуб даю, он потом всех заставил подтвердить, что только ее любит.

— Полин…

— Что, Полин? Я восемнадцать лет Полина. Знаю, сама накосячила, но в королевские игры играть не собираюсь. И вообще, давай не будем про этого крокодила разговаривать. Кстати, знаешь, как он меня обозвал?

Эй, чего она зависла-то?

Рукой возле лица ее помахала, а она не реагирует. Глаза вылупила и стоит с открытым ртом. Болезнь дурака и до нее дошла, что ли?

— Беркут! Беркут! Орел вызывает, как слышно? — Аллилуйя. На меня посмотрели. — Так тебе сказать, как меня этот крокодил назвал?

— Тигровой креветкой он тебя ласково назвал, — прямо над ухом басит мужской голос.

Приехали, блин.

Как так-то?

— Ань, он у меня за спиной? — Самой-то поворачиваться и проверять не хочется. Всё на шизофрению надеялась. Мало ли, вдруг показалось.

— Угу.

— И сейчас стоит? — Надежда решила остаться и не покидать меня. Кстати, где Любовь-то?

— Стоит, — это уже Суханов дает о себе знать.

— Ань, скажи, чтоб ушел.

— Что-то мне подсказывает, он не собирается уходить, — бормочет подруга.

— Согласен. Не могу уйти, пока не поделюсь… — Кхм-кхм. Чем он там делиться собрался? — Я ТАК СКУЧАЛ ПО ТЕБЕ, — орет он на весь город, заставляя меня подпрыгнуть на месте и развернуться. — НЕ МОГУ, ЛЮБЛЮ. БОЛЬШЕ ПИРОЖКОВ ТЕБЯ ЛЮБЛЮ. ЗАЯ, Я…

— Замолчи! Замолчи! Замолчи! — Ужас. За что этот клоун свалился на мою голову? На нас все смотрят, но ему плевать. Как орал, так и продолжает орать: — Суханов, ты чего творишь? Какие к черту пирожки?

Жесть. Беда. Катастрофа.

— ДА, Я НЕ В ТВОЕМ ВКУСЕ. ПОНИМАЮ, ЧТО ДАЛЕКО ДО ИДЕАЛА, НО… — потом тихим голосом добавляет: — С картошкой пирожки. Лучше садись в машину, а то до утра здесь простоим. А я когда голодный, такие речи толкать могу. Уххх.

Глава 12

Я глаза закрыла, открыла.

Закрыла, открыла.

Для лучшего эффекта сняла с рук варежки и пальцами очи свои потерла, в надежде, что происходящее — это всё бред моего больного воображения. Думаете, помогло? Пф-ф-ф. Конечно же нет. Длинноногий как стоял, так и стоит, взглядом мне на машину показывая.

— ЛУНА МОЕЙ ЖИЗНИ, МОЕ СОЛНЦЕ И ЗВЕЗДЫ.

Господи, сделай его немым, что ли. Пожалуйста, вот пусть он прямо сейчас перестанет нас позорить. Суханову-то всё равно, к нему, обалдую такому, привыкли, а ко мне нет. Мне здесь еще учиться и учиться. Мне. Полине Немцовой, а не луне, солнцу и звездам.

— Суханов, ты кактусов обнюхался или Любаня по голове тебе настучала? Хотя, в общем-то, мне плевать, что у тебя там с головой, главное, замолчи и уезжай. И лучше тебе прямо сейчас не испытывать мое терпение. А то солнце не сдержится и на фиг спалит тебя. Кстати, завязывай с «Игрой престолов». Тебе до Дрого еще скакать и скакать.

— УЕХАТЬ? БЕЗ ТЕБЯ? ДА ЭТО НЕВЫПОЛНИМО, — продолжает играть он в своем театре одного актера, на премьеру которого уже пришла толпа зевак. — Так ты в машину прыгаешь или как? Дрого замерзать начал.

Вот гад.

Спокойно, Полина. Соберись. Безвыходных ситуаций не бывает. Сейчас ты можешь просто пройти мимо него и не обращать внимания на его словесный вулкан. Точно. А завтра будет новый день, новые сплетни, и все разом забудут про этот крокодилий цирк.

Всё. Аривидерчи. Гуд бай. Ауфидерзейн. Короче говоря, иди ты в баню, Суханов, а мне домой пора. Там вещи до конца не разобраны. Мебель не передвинута. Вид не виданный.

— Или как. — Беру Аньку под руку, нечего ей тут в первых рядах сидеть, и, задрав нос, начинаю спускаться по ступенькам.

Идиотизм какой-то. Все продолжают на нас смотреть. И как тут не убиться на скользких плитах, когда на тебя так пристально глазеют? «Никак», — подумала я, и в секунду, когда Анька вырывается из моей хватки, поскальзываюсь и, задрав левую ногу, парю над землей.

Последние слова: чертов крокодил.

Зажмуриваюсь, представляя, как сейчас долбанусь и мне будет жутко больно. Вот сейчас. Ну. Ну. Чего не падаю-то? Умерла? Мамочки, я ж еще молодая. Мне жить и жить. Я еще диплом не получила. Не выехала на первое дело. Не нашла улик убийства. ЗА ЧТО?

— Да не ори ты так. Оглушишь.

Я не поняла, почему у ангела, который меня перед вратами рая встречает, такой противный Сухановский голос? Или это не рай? Ад? Мой личный ад, где есть Назар? Хотя на дьявола он смахивает чем-то. Ё-моё, так он меня и здесь достал.

— Полин. — И Алипатова тут? Она тоже того… откинулась? Ну, ладно она в ад попала, а я-то как там оказалась? — Чего? Немцова, глаза открой, пока я тебя сама в преисподнюю не отправила.

— А по мне, пусть не открывает. — Меня слегка подкидывает, а потом снова ощущаю себя в надежной хватке. — Кто я там? Ангел? Вау, какие фантазии маленькую зайку посещают. Если что, у меня дома крылья есть. Могу переодеться.

Смех. Нет, скорее лошадиный ржач. Но в аду не смеются, в аду кричат. Это значит, что я…

Убиться веником. Я у Суханова на руках разлеглась.

О-чу-меть.

— Поставьте меня на ноги, пожалуйста, — сдержанно говорю ему, упрямо скрещивая руки на груди.

— Все-таки ударилась головой, — подозрительно смотрит на меня подруга.

— Да я вроде успел, — отвечает Суханов и макушку мою разглядывать начинает. — Но после «пожалуйста» ей точно надо головушку проверить. При мне она говорила все слова, кроме него. Или у креветки с этим туго?

— С благодарностями? — удивляется подруга, или уже не подруга. Тут надо хорошенько всё обдумать, что делать с этой предательницей. — Да как-то не особо она его использует.

— Вообще-то, я еще здесь, грифы облезлые.

И не дожидаясь, пока меня красиво поставят на землю, спрыгиваю сама, неуклюже шапку поправляя.

— ОНА ОЧНУЛАСЬ, — снова заголосил крокодил, отряхивая от снега мою сумку. — Я ТАК ПЕРЕПУГАЛСЯ ЗА ТЕБЯ. ЖИЗНЬ, КАК СЕКУНДА, ПЕРЕД ГЛАЗАМИ ПРОНЕСЛАСЬ.

— Так, Суханов, — хватаю парня за куртку и тяну на себя. Со стороны мы смотримся, наверно, смешно. Ну, такая коротышка пытается наехать на Дядю Степу, вцепившись в его рукав. — Угомонись. Не хватало еще подобного срама в моей биографии.

— Какого еще срама? — возбухает Назар. Ага. Ему не понять. Он вон сейчас сказок здесь всем рассказал и забыл. Потом вон будет заигрывать с какой-нибудь Зиной, а я… Меня ж в брошенки запишут. Смеяться начнут. Пальцами тыкать. За спиной шушукаться. И всё. Я ж с себя не смою это темное пятно позора.

— Обычного, Суханов.

— Баб не поймешь.

— И не понимай, просто уезжай, и всё. Ну, или беги с этими словами к Любане. Она, я думаю, будет счастлива. А если что-то подзабыл, ты вон к тем зевакам обратись, они всё на видео сняли.

И чего он косится на меня?

Правду же сказала. Где написано, что после правды пыхтеть так надо? А он пыхтит. Брови хмурит и паром дышит.

Я перегнула, что ли?

Ой, я ж его еще не поблагодарила.

— Назар, — смягчив голос, начинаю я. — Кстати, спасибо, что поймал. Правда спасибо.

— Ну, мы, ангелы, такие. Ловить любим.

Невыносимая личность. По-нормальному с ним нельзя.

— Если бы ты меня не доставал, я бы и не полетела. — Как так получается? Как он одной фразой может вывести меня из привычного доброго состояния? — Ань, пошли уже.

Оборачиваюсь, а подруги-то рядом нет. Пропала. Сквозь землю, блин, провалилась.

— А где она?

— Она ушла, когда ты про срам рассказывала. Наверно, перебивать не хотела. Тема-то важная.

Ну, Алипатова. Ну, подруга. Припомню я тебе еще это.

— Тогда и я пойду.

— Поедешь.

— Правильно, поеду.

И шага в сторону остановки не сделала, как он снова выдал:

— Народ, ну что? Похищаем красавицу или дождемся, когда она сама одумается?