Предать нельзя Любить (СИ) - Лина Коваль Страница 11

— Иду в офис.

— Где документы Шацкой? — узнаёт нетерпеливо.

— У меня с собой.

— Срочно бери такси и вези их мне. Где тебя носит? Мы тебя потеряли.

— Извините, пожалуйста, — начинаю тараторить, — сначала я долго искала кабинет нотариуса, потом…

— Арина, — хрипло рычит в трубку начальник. — Быстрее. Адрес отправлю.

— Ладно, — соглашаюсь, убирая телефон от уха.

Послушно вызываю такси. Назвав адрес из сообщения, отдаю водителю почти пятьсот рублей.

Пока на этой работе я больше трачу, чем получаю и это начинает меня напрягать, так как мой единственный доход — вечеринки в караоке. Там я показываться пока не могу. Соответственно, деньги скоро закончатся.

Выкарабкавшись из автомобиля, поправляю юбку и с интересом оглядываю дом.

Он не новомодный. Наоборот, четырёхэтажный, старой постройки, с глухим двором и проездными арками. По-моему, такие называют сталинками. Проникаю в указанный в сообщении третий подъезд и пешком поднимаюсь на третий этаж.

Дверь тридцать третьей квартиры резонирует с общим антуражем своей дороговизной и эстетичностью.

Прижимая к груди папку с документами Яны Альбертовны, налегаю на звонок. Треск замка слышится практически сразу.

— Приехала? — говорит Арсений Рудольфович. Безразлично отворачивается и уходит в коридор, пол которого отделан серым мрамором. — Проходи.

Прикрыв дверь, скидываю ненавистные шпильки и немного размяв ступни, шагаю за Долинским.

Разглядываю широкую спину в тонкой серой футболке. Взгляд соскальзывает к стройным ногам в черных спортивных брюках.

Вообще, непривычно лицезреть его без выглаженной рубашки и стандартного костюма-тройки. Он будто моложе и… проще что ли.

— Кидай сюда, — приказывает, усаживаясь в кресло, рядом с которым располагается низкий журнальный столик, заваленный документами и заставленный пустыми чашками из-под кофе.

— Как вы себя чувствуете? — спрашиваю, аккуратно уложив папку и скромно озираясь по сторонам.

Затем перемещаю взгляд на Арсения. Подмечаю еще более бледный тон кожи, чем вчера. А еще растрёпанные волосы, которые обычно уложены в симпатичную прическу.

Этот факт отчего-то улыбает, но я тут же быстро прихожу в себя и неуклюже откашливаюсь.

— Нормально себя чувствую, — отвечает деловито, вскрывая папку.

— А по виду так и не скажешь, — пожимаю плечами. Подхожу к импровизированному камину, чтобы рассмотреть интересные старинные часы и статуэтки. — Я еще вчера заметила, что вы заболеваете.

— Если ты такой же врач, как и юрист, то избавь меня от окончательного диагноза, — грубовато отзывается, не поднимая глаз.

Безразлично фыркаю в ответ.

Хамло юридическое обыкновенное. Не проживет и дня спокойно, если не нахамит мне.

— Оставляй документы и можешь быть свободна, — произносит Арсений Рудольфович отстраненно.

Еще раз изучаю спутанные волосы цвета пшеницы, тусклую кожу, на которой особо отчетливо выделяются ярко-красные пятна на скулах.

— Чем вы лечитесь? — спрашиваю, подступая ближе. — Я вчера заметила лекарства у вас на столе.

— Ты такая внимательная, — ухмыляется он и с заинтересованностью посматривает в мою сторону.

— Нет, — швыряю в него беглый взгляд. Снова возвращаю своё внимание антиквариату на полке. — Это неправда. Я не внимательная.

— Это был сарказм, — задумчиво чешет подбородок мужчина.

— Я поняла, я не глупая, — киваю и вздыхаю. — Так чем вы лечитесь, Арсений Рудольфович?!

Глава 11. Арина

Стараюсь не замечать долгого изучающего взгляда, от которого спина становится липкой.

— Можешь быть свободна, Арина, — слышу невозможно усталый голос.

— Почему вы всегда такой злой? — покачав головой, тихо произношу. — Будто о вас никто не заботился никогда.

Прикусываю язык. Сама в шоке от своей наглости и абсолютной потери субординации. Другая обстановка и одежда делают моего начальника менее влиятельным, что ли. Сейчас он выглядит обычным человеком, которому хреново.

— Забота — слишком дорогая валюта, — погрузившись в документы, на автомате произносит Арсений Рудольфович. — Нужно четко понимать, от кого ты ее принимаешь и что в итоге придется за нее отдать.

— Фи, — отзываюсь вяло. — Кто вам сказал подобное?! Я вот постоянно забочусь о своих питомцах. У меня их три. Две собаки и кошка. Было бы странно переводить одно из самых примитивных проявлений человечности в бездушный денежный эквивалент, не находите?

Взгляд вдруг становится таким, будто я порядком его утомила.

— Ты еще совсем зелёная. Не видишь реальности.

— И какая она, ваша реальность? — спрашиваю дерзко, без спроса усаживаясь в кресло. — Вот так болеть одному?! За бумажками?!

— Ты забываешься, Плевако, — гасит мою бесцеремонность гипнотическим взглядом.

Легко пожимаю плечами. Его холодность и напыщенность ни капли меня не смущают. Мы ведь не в суде, а это значит, что на равных.

Почти.

Я — это я. При любых обстоятельствах.

— У вас красивая квартира, — решаю поговорить на отвлеченные темы. — И очень много модных вещиц типа той картины в нашем офисе.

Вовремя прикусываю язык. Статуэтки, конечно, дорогие. Но безвкусные и уж точно не несут в себе какого-то глубокого смысла.

— И почему мне кажется, что это не комплимент? — иронично произносит Дракула. Оставляет бумаги и устраивается в кресле поудобнее, будто его заинтересовал диалог со мной. — Я ведь помню твою нелестную оценку той картины.

— В ней нет души, — замечаю, аккуратно подбирая ноги под себя. Ненавижу эту юбку. Пытаюсь прикрыть колени. — А цена заставляет задуматься об адекватности того, кто вам ее подарил.

Арсений хрипло смеется и растирает веки пальцами. В светло-синих глазах мелькает что-то вроде одобрения.

— Поясни, — просит снисходительно.

— Когда… — вздыхаю и мотаю головой. — Нет, если у меня имеются свободные деньги, я сразу же отправляю их на счет одного приюта для животных. Его открыли двое моих знакомых. Так вот, стоимость живописи, которую вы разместили над чашками с сахарницей, это бюджет такого приюта примерно на полгода. Абсолютно дурацкая трата денег, которые могли бы пригодиться.

— Надеюсь, ты не будешь вспоминать про детей в Африке или про морских китов с их убывающей популяцией?!

— Нет, — давлю смешок. — Об этом не буду.

— И почему же? Они тоже недоедают, вообще-то, — разводит руками.

— Всё просто, Арсений Рудольфович. Я чувствую ответственность только за тех, кто меня окружает. Невозможно помочь всему миру, он слишком огромный. Но мы можем взять на себя заботу о тех, кто в зоне досягаемости.

— Логично, — кивает он и откидывает голову на спинку кресла. Болезненно дышит.

Тело чуть съезжает с кресла, приковывая к себе внимание.

— Чем вы лечитесь? — спрашиваю в третий раз, разглядывая мощный кадык.

— Каким-то порошком, который нашел в офисе, — отвечает тихо.

— А где у вас аптечка?! — озираюсь.

— У меня нет аптечки, Арина. Я никогда не болею.

Закатываю глаза.

— Как Питер Пэн? — спрашиваю с легкой улыбкой.

— Не дерзи, — произносит глухо.

Вдруг становится его жаль. Жалость не приемлю от других, но сама орошаю им окружающих получше всякого пульверизатора.

— Я схожу в аптеку, —