Мерилин Лавлейс - Дыхание любви Страница 11

– Карли, если у тебя проблемы с Макманном, то их просто решить. Так он сейчас условно освобожденный? Значит, постоянно приезжает в тюрьму для выполнения общественно полезных работ. Намекни инспектору Макманна, чтобы он повлиял на него, и тот мгновенно станет шелковым.

Карли покачала головой. Нет, она не станет прибегать к таким недостойным методам, а своими силами справится со строптивым, не желающим давать показания свидетелем!

– Если не хочешь обращаться к инспектору, предоставь это дело мне, – продолжал Паркер. – Я знаком с начальником тюрьмы, поэтому могу позвонить ему и попросить обуздать заносчивого заключенного.

– Нет, Паркер, спасибо, не надо. Я сама справлюсь с ним. Смотри, мама подает нам знак! Пойдем к ней, пока ее вниманием не завладели другие гости!

Карли незаметно ушла с веранды, миновала большой зал, где проходил прием, и направилась к лестнице. Поднявшись на второй этаж, Карли оказалась в просторном холле, в конце которого находилась комната деда. Ступая по мягкому пушистому ковру, она радостно улыбалась при мысли о встрече с дедом. Ее взгляд привычно пробежал по закрытым ставнями окнам, сквозь которые пробивался лунный свет, образуя на полу узкие дорожки, скользя по старинному массивному буфету, по большой красивой вазе из севрского фарфора, купленной матерью во время свадебного путешествия, по наградам, полученным Дейвом за победы в спортивных соревнованиях, по грамотам за отличную учебу…

Судья занимал комнату в дальнем конце холла и уже несколько лет почти не покидал ее. Он страдал прогрессирующим артритом, и при нем почти неотлучно находилась сиделка Бетти, с давних пор служившая в доме. В такую сырую, промозглую погоду, как сегодня, дед чувствовал себя особенно плохо и его болезнь обострялась, доставляя ему сильные физические страдания.

Карли постучала в дверь. Ей открыла Бетти.

– Как он себя чувствует? – спросила Карли, входя в комнату.

– Неважно, – сочувственно ответила сиделка. – В дождливую погоду болезнь всегда обостряется. Я даю ему болеутоляющие препараты, но, боюсь, они плохо влияют на печень.

– Бетти, перестань пугать мою внучку разговорами о болезнях! – прозвучал негромкий низкий голос судьи. – При двух очаровательных молодых дамах я не желаю обсуждать медицинские проблемы!

Женщины переглянулись. Карли помнила Бетти с самого раннего детства. Служанка была почти сверстницей деда. Однако он называл Бетти молодой женщиной, неизменно вызывая у нее застенчивую улыбку и легкое смущение.

Карли подошла к деду, сидевшему в инвалидном кресле около стола, поцеловала его, опустилась на стул рядом с ним и погладила его старые, морщинистые, деформированные болезнью руки.

– Мама поднимется к тебе чуть позже, когда пообщается с гостями, – улыбнулась Карли.

– Сегодня в доме большой прием, – промолвил дед и обратился к Бетти: – Налей моей внучке немного кукурузной водки. В сырую погоду необходимо промочить горло. И сама тоже выпей!

Карли и сиделка обменялись понимающими взглядами. Пить крепкую кукурузную водку, горькую, обжигающую язык и горло, им совсем не хотелось, но они знали по опыту, что спорить со стариком бесполезно, да и не нужно. Он очень любил этот сорт водки и всегда покупал ее у одного и того же производителя бочонками по десять галлонов.

Бетти налила в стакан немного водки и подала его Карли.

– Только один глоток! – сказала молодая женщина. – Сегодня вечером мне еще предстоит сделать несколько важных дел.

– Каких же?

– Просмотреть бумаги по делу Смита и написать несколько отчетов.

При упоминании о деле Смита в глазах старого судьи, как и некоторое время назад у Паркера, вспыхнуло любопытство. Но он в отличие от помощника прокурора не стал задавать Карли вопросы и не попросил рассказать о подробностях дела. Сейчас ему хотелось просто посидеть с любимой внучкой, потолковать о жизни и узнать, какие у нее новости.

С тех пор как Карли вернулась в Монтгомери, у них с дедом сложилось что-то вроде ритуала. Она приходила к нему в комнату, садилась на стул около инвалидного кресла, и они начинали неторопливую долгую беседу. Старый судья обладал острым проницательным умом, огромным жизненным и профессиональным опытом. Карли не только доверяла суждениям и взглядам деда, но и прислушивалась к его советам.

Зажмурившись, она залпом выпила кукурузную водку и замерла на несколько секунд. У нее перехватило дыхание. Через несколько мгновений Карли открыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. Кажется, уже лучше… Удалось благополучно проглотить водку и даже не закашляться.

Старый судья с ласковой улыбкой смотрел на внучку, терпеливо дожидаясь момента, чтобы начать душевный разговор.

Глава 3

– Эй, Макманн!

– Да?

– Тебя вызывает начальник тюрьмы.

Макманн вздрогнул и поморщился. Даже теперь, через восемь месяцев после того дня, как Райана перевели в разряд условно осужденных, эти слова вызывали тревогу, и легкий холодок страха прокатился по его спине.

– Мы уже почти закончили, – ответил Макманн. – Сейчас я…

– Давай, давай, поторапливайся. Начальник ждать не любит! – усмехнулся охранник. – Иди немедленно.

Райан кивнул. Никуда не денешься, придется идти. Вообще-то он давно уже не обязан бежать по первому зову к кому бы то ни было! Условно освобожденный должен отчитываться только перед инспектором, наблюдающим за данной категорией лиц. Однако становиться в позу и нарываться на неприятности – не в интересах Макманна, если он, конечно, хочет благополучно отбыть свой срок и через два с половиной месяца навсегда покинуть стены тюрьмы.

Молодой заключенный, над которым шефствовал Макманн, обучая его грамоте, заикаясь, пробормотал:

– Не… заставляй… начальника ждать, Райан… Иди… Я подожду тебя.

Видя, с каким трудом его подопечный выговаривает слова, Райан всегда испытывал жалость. Какого черта надо начальнику тюрьмы? Сегодняшний урок еще не закончен, и парень, заволновавшись, снова начал сильно заикаться! А ведь некоторое время назад Билли удалось внятно произнести несколько фраз и вполне сносно сформулировать мысли. Теперь же появление охранника и его сообщение все испортили. Наивные голубые глаза Билли выразили страх, а его пальцы судорожно сжали авторучку.

Зачем они поместили в тюрьму этого девятнадцатилетнего парня, физически очень сильного, с красивой мускулистой фигурой, но с умственным развитием ребенка? Разве нельзя было отправить Билли на общественное перевоспитание? Ведь он, с его кротким нравом, не представляет социальной опасности. Билли Хоупвелл имел столь низкий коэффициент умственного развития, что почти не сознавал последствий своих поступков. До того как угодить в тюрьму, Билли жил в Бирмингеме, и уличные бродяги, карманники и воры, пользуясь его умственной неполноценностью, безграмотностью, внушаемостью и неумением постоять за себя, поручали ему кое-что. Так, например, когда приятели Билли готовили ограбление банка, ему пришлось сесть за руль и увезти их с места преступления. Билли даже в голову не пришло отказаться и подумать о последствиях столь рискованного шага. В результате банда грабителей была схвачена, а Билли угодил за решетку как соучастник. Конечно, суду следовало отнестись к парню гуманнее и отправить его на перевоспитание, но не в тюрьму, к настоящим преступникам. Никто не принял во внимание умственную неполноценность Билли, никто не хотел возиться с этим парнем, учить, перевоспитывать, пытаться сделать из него человека. Очевидно, у пенитенциарной системы есть более важные обязанности.